– Через десять? – Глаза ее были сухи, голос хрипел.- Думаете, так вот сможете водить меня за нос десять лет? Да к тому времени вас не будет в живых!
Буду,- сказал я.- Я из прочного материала.
Но не настолько уж прочного, похвалилась она,- чтобы мне не поддался.
Я кивнул. Она, конечно, права. Я видел, она не отступит.
Если я не добьюсь правды от вас,- продолжала она,- сама обращусь к Локсхайму. Что-то подсказывает, я должна познакомиться с ним, Я опять кивнул.
Да, – сказал я в раздумье.- Возможно, вы скоро с ним познакомитесь.
***
Заручиться согласием самого доктора Локсхайма оказалось не просто. Все же, узнав от меня факты, он, наконец, решился.
– На карту поставлено слишком много, мы рисковать не можем,- сказал я.- Вы это знаете.
– А остальные? – напомнил он мне.- У них тоже есть право решать.
– Конечно, пускай голосуют. Но это единственный выход.
– Считаете, эта девушка стоящая?
– Считаю. Мы все равно ее взяли б лет через восемь-десять. Она на пути к славе, да вы сами поймете. Единственное, как я объяснил, ждать не хочет.
Значит, возьмем сейчас.
– Если остальные не против.
– Если остальные не против. Но они согласятся.
Они согласились. Мы всех созвали в тот же вечер к Локсхайму, и все явились.
Я рассказал историю, Пол подтвердил. Этого было довольно.
– Когда? – спросил Локсхайм.
– Чем скорее, тем лучше. Я подготовлю необходимое сразу же. Ожидай ее через неделю.
Ровно через неделю, день в день, я появился с ней. Только закончила свои съемки в картине. Только получила четырехнедельный отпуск. Только лично свозил ее к Фрэнку Битцеру, моему агенту, и склонил его подписать с ней долгосрочный контракт.
Тут же поехали.
– Куда вы меня везете? – спросила она.
– К Локсхайму.
– О, значит я узнаю секрет?
– Да.
– Что заставило вас передумать?
– Вы заставили.
– Я все-таки вам немножко нравлюсь?
– Я уже вам говорил, разве нет? Было б иначе, я бы не дал вам узнать секрет.
Лучше покончил бы с вами.
Она рассмеялась, я же хранил серьезность. Я ей правду сказал.
Доктор Локсхайм ждал нас у входа и встретил очень приветливо. Я взял с Кей обещание ни о чем не спрашивать, пока доктор не проведет обследование, и она ему подыгрывала великолепно. Он сделал анализ крови, взял образец кожи, записал на магнитофонную ленту голос и даже срезал у нее прядь волос.
Потом перешел к истории клиентки, и беседа заняла больше часа. Он был, конечно, ужасно дотошен: интересовался не только ее знакомствами, но инветаризовал ее вкусы, включая цветовой выбор, предпочтительную косметику, излюбленные духи.
Все это казалось, в общем-то, лишним, но, как человек методичный, он хотел быть готовым на случай необходимости. Я его цель видел: повернись дело к худшему, вынуди нас обстоятельства спешно, в последнюю минуту переключиться, у него нужные сведения окажутся под рукой.
Но в прошлом никаких случаев я не помнил, и оставался абсолютно спокоен.
Кроме того, Кей не возражала. Она предполагала, думаю, что подвергается психоаналитической процедуре.
Наконец, когда все закончилось, она вскочила.
– Хорошо, я ответила на кучу вопросов,- сказала она.- Теперь моя очередь задать несколько. Первый: когда я узнаю секрет?
Она на меня смотрела, но ответил ей доктор Локсхайм:
– Прямо сейчас, милочка,- сказал он. Зайдя сзади, он ловко вонзил ей иголку в основание черепа.
Я подхватил ее падавшую, и мы отнесли тело в операционную.
Почти четыре недели заняла операция. Бедняга Локсхайм, боюсь, позабыл про отдых. Что до меня, то я занимался своим: успокаивал волнение в студии, пустив хорошо продуманный слух об отъезде актрисы инкогнито на отдых в Канаду, и проводил поиски. Я убил много времени, но, наконец, набрел на коечто подходящее.
Потом мне оставалось лишь ждать двадцать девятого дня, когда я мог ее видеть. Локсхайм пичкал ее наркотиками, успокоительными все эти дни, но уверял, что последние сутки она уже обходилась.
– В норме,- заверил меня.
– В норме?
– Ну, как говорится.- Он усмехнулся.- Я хочу сказать, она в состоянии принять правду.- Он помолчал. Вы считаете, лучше вам, не мне, ей все сообщить?
Я покачал головой.
– Это моя обязанность.
– Осторожней, чтоб с ней не случилось шока. Пока держалась она замечательно, но никогда ведь не знаешь… Помните, что было с Джимом, когда он узнал?
– Помню. Но сейчас он в порядке. Они свыкаются, когда уясняют смысл.
– Она еще так молода.
– Я ее предупреждал.- Я вздохнул,- Бог свидетель, я ее предупреждал.
Ну, я иду ей сказать.
– Удачи,- пожелал доктор Локсхайм.
Я оставил его и вошел к ней в комнату.
Она лежала. Голова – на подушке, но никаких простыней, тело скрывала длинная рубаха. Глаза, конечно, открыты, и они мне показались прежними. Все мне казалось прежним. Голос тоже не изменился.
– Эд! – проговорила она.- Он сказал, что ты придешь, но я не верила.
– Почему бы мне не прийти? – Я улыбнулся ей,- Ты опять в порядке. Он ведь то же тебе говорил.
– Да. Но ему я и в этом не верила.
– Мне-то поверь. Ты в порядке, Кей. Давай-ка, садись! Можешь встать, если хочешь. Можешь одеться и отправляться домой, в любое время, когда пожелаешь.
Она медленно села.
– Да,- прошептала.- Сесть могу. Но, Эд, странно как-то. Я ничего не чувствую. И поэтому я не уверена, Эд. Похоже, что я… без чувств. Я вся… онемела.
– Пройдет,- подбодрил я ее.- На улице, на воздухе.
Она встала, и я схватил ее за руку.
– Осторожней! – предупредил.- Ты долго на ногах не стояла, они будут, как деревянные. Все равно, что учиться ходить заново.
Она сделала несколько судорожных шагов – какая-то координация у нее присутствовала. Я помог ей сесть в кресло. Взгляд поплыл, потом опять обрел сосредоточенность.
– Ну вот,- сказал я.- Ты, вообще, видишь?
– Вижу, о'кей, Эд. Но я по-прежнему ничего не чувствую. Как нога, бывает, затекла, так я вся…
– Не тревожься.
– Да, но еще… С тех пор, как я пробудилась, я такой остаюсь. День за днем. Я говорила доктору Локсхайму, просила таблеток успокоительных, он не дал.
Заявил, что опасно. И вот я бодрствую день и ночь. Удивительно, я не ощущаю усталости.
Я кивнул. – По правде, что я такое, если вообще что-нибудь? Я совсем не хочу есть, пить. Я даже…
Она запнулась, и я похлопал ее по плечу.
– Я все знаю. Это неважно.
– Неважно? – Она нахмурилась.- Эд, что со мною произошло? Доктор Локсхайм не говорит. Я знаю, он что-то со мною сделал… Когда ж это, как давно? Мне кажется, меня оперировали. Долгая, долгая операция, или их много было? Не помню.- Она помолчала.- Когда последний раз я пробудилась и при сознании так и осталась, я вспомнить пробовала. Но не смогла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});