— Где же он?
— Прошел прямехонько в комнату радиопрослушивания и плюхнулся в кресло. Сдается мне, что он там заснул.
— Так пойдем посмотрим, — сказал я, поднимаясь со стула.
Мне следовало бы догадаться сразу. Такой номер мог отколоть один-единственный человек на свете. Только для него одного ничего не значило время суток.
Он полулежал в кресле с детски-наивной улыбкой на лице. Из многочисленных приемников неслось невнятное бормотание департаментов полиции, патрульных автомашин, пожарных депо и других учреждений, стоящих на страже законности и порядка, и под аккомпанемент всей этой тарабарщины он деликатно похрапывал.
Мы стояли и смотрели на него.
— Кто это, мистер Грейвс? — спросил Лайтнинг. — Вы его знаете, мистер Грейвс?
— Его зовут Кэрлтон Стирлинг, — ответил я. — Он биолог, работает в университете, и он мой друг.
— А на вид никакой он не биолог, — убежденно заявил Лайтнинг.
— Лайтнинг, — сказал я этому скептику, — со временем ты поймешь, что биологи, астрономы, физики и прочие представители этого ужасного племени ученых такие же люди, как и мы с тобой.
— Но ворваться сюда в три часа ночи! В полной уверенности, что вы здесь.
— Это он так живет, — объяснил я. — Ему и в голову не придет, что остальная часть человечества может жить иначе. Такой уж он человек.
Что правда, то правда, таким он и был.
У него были часы, но он ими не пользовался — разве что засекал по ним время, когда ставил опыты. Он никогда не знал, день сейчас или ночь. Проголодавшись, он без особой щепетильности любыми средствами раздобывал себе что-нибудь съестное. Когда его одолевал сон, он забивался в какой-нибудь уголок и проваливался на несколько часов. Закончив очередную работу или просто охладев к ней, он уезжал на север, к озеру, где у него была своя хижина, и бездельничал там денек-другой, а то и целую неделю.
Он с такой последовательностью забывал приходить на занятия, так редко являлся читать лекции, что администрация университета в конце концов махнула на него рукой. Там уже даже не притворялись, что считают его преподавателем. Ему оставили его лабораторию, и с молчаливого согласия начальства он окопался в ней со своими морскими свинками, крысами и приборами. Но деньги ему платили не зря. Он постоянно делал какие-то сенсационные открытия, что привлекало всеобщий интерес не только к нему, но и к университету. Что касается его лично, то он с легкой душой мог бы всю эту славу отдать университету. Будь то мнение прессы, официальной общественности или еще чье-нибудь — Кэрлтону Стирлингу все это было безразлично.
Он жил только своими экспериментами, жил только для того, чтобы без устали копаться в тайнах, существование которых воспринималось им как брошенный лично ему вызов. У него была квартира, но иной раз он по нескольку дней кряду не заглядывал в нее. Чеки на зарплату он швырял в ящики письменного стола, и они скапливались там до тех пор, пока ему не звонили из университетской бухгалтерии, чтобы узнать, какая их постигла судьба.
Однажды он получил приз — не из высоких и импозантных, но все же достаточно почетный, к нему еще прилагалась небольшая денежная премия — и забыл явиться на торжественный ужин, на котором ему должн были этот приз вручить.
А сейчас он спал в кресле, запрокинув голову и вытянув свои длинные ноги под стойку радиоприемника. Он тихонько похрапывал, и в эту минуту в нем невозможно было распознать одного из самых многообещающих ученых мира — он походил скорее на проезжего, который случайно забрел сюда в поисках ночлега. Он нуждался не только в бритье — ему не помешало бы и постричься. Небрежно повязанный галстук сбился набок и весь был покрыт пятнами — вероятнее всего, от консервированного супа, который он разогревал прямо в банках и рассеянно ел, мысленно сражаясь с очередной проблемой.
Я шагнул в комнату и осторожно потряс его за плечо.
Проснулся он легко, даже не вздрогнул и, взглянув на меня снизу вверх, ухмыльнулся.
— Привет, Паркер, — сказал он.
— И тебе привет, — отозвался я. — Я бы дал тебе выспаться, но ты так вывернул шею, что я побоялся, как бы ты ее себе не сломал.
Он подобрался, встал и последовал за мной в информационный отдел.
— Уже почти утро, — проговорил он, кивнув на окна. — Пора просыпаться.
Я взглянул на окна и увидел, что ка улице уже начинало светать.
Он расчесал пятерней свою густую шевелюру и, словно умываясь, провел несколько раз по лицу ладонью. Потом полез в карман и вытащил пригоршню скомканных банкнотов. Выбрав две бумажки, он протянул их мне.
— Держи, — оказал он. — Случайно вспомнил. Решил, что лучше отдать их сразу, а то опять вылетит из головы.
— Но, Кэрл…
Он тряс двумя бумажками, нетерпеливо суя их мне в руку.
— Года два назад, — бубнил он. — Тот уикенд, который мы с тобой провели у озера. Я тогда спустил все до последнего цента на игорные автоматы.
Я взял у него деньги и положил в карман. О том событии у меня остались довольно смутные воспоминания.
— Выходит, ты зашел только для того, чтобы отдать мне долг?
— Конечно, — ответил он. — Проезжал мимо и увидел возле дома стоянку. Решил навестить тебя.
— Но я ведь по ночам не работаю.
Он улыбнулся.
— Ну и что? Зато я немного всхрапнул.
— Я накормлю тебя завтраком. Тут через дорогу закусочная. Подают вполне съедобную яичницу с беконом.
Он покачал головой.
— Должен ехать обратно. И так потерял уже бездну времени. Меня ждет работа.
— Что-нибудь новенькое? — полюбопытствовал я.
Секунду поколебавшись, он ответил:
— Не для прессы. Пока. Может быть, позже, а сейчас — ни-ни. До этого еще далеко.
Я ждал, не спуская с него глаз.
— Экология, — произнес он.
— А точнее?
— Паркер, ведь ты же знаешь, что такое экология.
— Разумеется. Это взаимоотношение различных форм жизни и окружающих ее условий.
— А ты когда-нибудь задумывался над тем, какими свойствами должен обладать живой организм, чтобы совершенно не зависеть от окружающих его условий? Каким должно быть, если можно так выразиться, неэкологическое существо?
— Но ведь такое невозможно, — возразил я. — А пища, воздух…
— Пока это только идея. Предчувствие. Своего рода головоломка. Загадка приспособляемости. Вполне возможно, что это не даст никаких результатов.
— Все равно я теперь от тебя не отстану.
— Твое дело, — сказал он. — Кстати, когда выберешься ко мне, напомни про пистолет. Про тот, что я взял у тебя, уезжая к озеру.
Месяц назад, отправляясь в свою хижину, он одолжил у меня пистолет, чтобы поупражняться в стрельбе в цель. Ни одному мало-мальски нормальному человеку, за исключением Кэрлтона Стирлинга, не пришло бы в голову стрелять в цель из пистолета 303.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
