Со временем я перестала искать чьего-либо одобрения. Мне стало все равно, что подумают обо мне мачеха, сестры, брат, придворные. Единственными людьми, чьим мнением я дорожила, были учитель и отец. С тех пор как мне исполнилось семнадцать, меня стали допускать на советы отца с министрами, я стала постепенно вникать в дела страны и начала активно в них участвовать. Политика помогла мне ощутить себя нужной, она была делом, требовавшим моего постоянного внимания. Мы сблизились с отцом, он уважал меня и прислушивался к моему мнению. Во внешнюю политику я почти не вмешивалась и предпочитала заниматься внутренней. Много ездила по Валенсии, общалась с самыми разными людьми, решала какие-то вопросы… Постоянная привычка сохранять на лице маску невозмутимости не добавляла мне популярности, и к своим двадцати трем годам я снискала славу холодной расчетливой интриганки и равнодушной стервы. В чем-то это было правдой — опасения мачехи насчет моей злопамятности оказались обоснованными.
Я больше никому ничего не прощала. Ни насмешек, ни ехидных взглядов, ни шепотков за спиной. Когда мне удавалось установить, кто именно сказал что-то нелицеприятное о моей персоне, я мстила быстро и безжалостно, била по самому больному месту. Больше всего мне запомнился случай, когда при дворе обсуждали помолвку герцога Арлинского с дочерью графа Давера. Во дворец за королевским благословением прибыли будущие виновники торжества и мать невесты, графиня Лиона, бывшая фрейлина леди Алины. Лиона была невероятно счастлива из-за помолвки, поскольку не каждой удается выдать свою дочь за герцога. Леди Алина охотно дала свое согласие на этот брак, и все сложилось бы для графини замечательно, если бы она не слишком громко прошептала слово «незаконнорожденная», когда я попалась ей на глаза. Я это услышала и все решила очень быстро. У графини Лионы ушло полгода, чтобы организовать этот брак, у меня же — ровно пятнадцать минут, чтобы его расстроить.
Таких историй было много. Большинство придворных искренне ненавидели меня, но мои жесткие действия принесли свои плоды — больше никто даже не думал отпускать оскорбления в мой адрес, по крайней мере так, чтобы я это слышала. Почти все эти дворцовые крысы — удивительные трусы, они могут портить жизнь только тем, кто слабее их. А я стала сильной. И они боялись меня.
Когда мне исполнилось восемнадцать, леди Алина начала активно подталкивать отца к мысли, что старшую принцессу было бы неплохо выдать замуж. К подобному предприятию следовало подойти вдумчиво, поскольку я считалась завидной невестой — одаренная магически, да еще принцесса… В общем, мой брак должен был стать очень выгодной сделкой с каким-нибудь государством, где посчитали бы, что лишний маг был бы им весьма полезен. А то, что принцесса не красавица, да и ростом будет повыше многих мужчин, препятствием не было — слишком уж солидным было мое приданое.
На мое счастье, отец не настаивал на моем замужестве. Валенсия в любом случае оставалась в выигрыше — если бы выгодный династический брак не состоялся, я бы осталась в Дионе и стала со временем придворным магом. Так что за шесть лет я была представлена множеству принцев и князей из соседних государств, но никто из них мной не прельстился. Да мне и самой почти никто не нравился. Годам к двадцати я точно знала, какими качествами должен обладать мой будущий муж, но ни у кого из этих отпрысков правящих семей я не находила того, что мне было нужно. Правда, был там один принц… Он был единственным, при виде кого мое сердце начинало колотиться, а ладони моментально потели. Когда нас представили друг другу, он был очень любезен со мной. Помимо этого он обладал чувством юмора, был начитан и очень хорош собой. Тогда я и подумала, что за него, пожалуй, я бы и вышла замуж. Но… Наверное, я сама во всем виновата. Принца, кажется, напугал уровень моей образованности и то, как я тонко разбиралась в политике. Возможно, я действительно увлеклась тогда умными рассуждениями, но мне так хотелось произвести на него впечатление! А потом в зал вошла Фредерика, и принц мгновенно забыл обо мне. Я даже помню его лицо в тот момент, когда он увидел мою сестру, — столько в нем было неподдельного восхищения! На меня он смотрел далеко не так восторженно. Когда приличия были соблюдены, он отошел от меня к Фредерике и остаток вечера провел с ней. А я… Я с трудом дождалась конца торжественной части и немедленно ушла с бала. У меня просто не было сил смотреть, как мой принц танцует с Фредерикой и улыбается ей.
Со временем количество претендентов на мою руку значительно сократилось. Мне уже исполнилось двадцать три, и мачеха махнула на меня рукой. Сейчас она была занята устройством судеб своих родных дочерей и, кажется, считала меня старой девой. Я же не видела смысла в том, чтобы объяснять ей, что я вообще-то маг, а маги живут намного дольше обычных людей — обычно три-четыре столетия. А, по словам Мариуса, такая сильная магичка, как я, может запросто прожить больше пятисот лет. Так что я никуда не спешила.
И вот когда встал вопрос о спасении нашей страны от вампиров, я предложила себя в качестве главного действующего лица. Согласие с моим планом вызывало у меня двойственное чувство — с одной стороны, я была рада, что мне позволили поступать на свое усмотрение, а с другой… Наверное, я была бы счастлива, если бы меня начали отговаривать, заявили, что это слишком опасно, а за меня беспокоятся. Но не было ничего подобного. Были только напутственные слова от Мариуса, что он верит в меня, и просьба отца не ошибиться в своих расчетах.
Но я уже привыкла. И почти не обижаюсь на это.
Честное слово.
Глава 3
Под утро дождь прекратился. Я проснулась рано и первым делом выглянула в окно. На солнце не было и намека, небо было целиком затянуто облаками, но высокими и не такими мрачными, как вчера. Во дворе уже вовсю кипела жизнь — то и дело там появлялись люди, которые то входили в ратушу, то выходили оттуда, причем я видела и военных — их было легко узнать по серой форме — и городских жителей. С площади периодически доносился цокот копыт лошадей по булыжнику. В общем, эта картина выглядела такой спокойной и обыденной, что было трудно поверить, будто Ормонд находится в осажденном положении.
Умывшись, надев мундир и проверив маскировку, я вышла из комнаты, дошла до конца коридора и практически сразу столкнулась с графом ван Ларсом — одним из моих вчерашних спутников. По должности ван Ларс был советником отца по вопросам обороны, а также одним из доверенных лиц. Сюда графа отправили, потому что, во-первых, его появление никого бы не удивило, а во-вторых, он вместе с Оффали должен был отвести вампирам глаза. Маршал, да еще советник короля — а на скромного адъютанта никто и не посмотрит… Я относилась к нему с уважением. Ван Ларс казался мне человеком разумным, к тому же во время нашего путешествия я видела, как спокойно он переносил тяготы пути — почти неделю верхом, по лесу, без каких-либо удобств, ночлег на голой земле и так далее… Мне самой поначалу приходилось тяжело, но я более или менее втянулась. Граф не позволил себе выразить ни капли неудовольствия. Раз приказал король — значит, надо, и точка.
— Ты что здесь забыл? — резко спросил граф, увидев меня. Я посмотрела на него, вздернув одну бровь, и ван Ларс осознал свою ошибку. Он торопливо поклонился, его лицо залила бледность, но голос звучал твердо, хотя и на пониженных тонах:
— Прошу прощения, ваше высочество. Я не узнал вас.
Я коротко кивнула и спросила:
— Где маршал Оффали?
— Они с капитаном Линнаром обсуждали положение дел и возможное развитие событий в кабинете. Я как раз иду оттуда. — Заметив выражение моего лица, граф быстро добавил: — Кроме нас там никого не было. Все сохранится в тайне.
— Хорошо. Я хочу сегодня пройтись по городским стенам и своими глазами увидеть, что творится за пределами города. Вы с маршалом мне там понадобитесь.
Ван Ларс снова склонил голову в легком поклоне. Внезапно мне стало любопытно, я сняла «заслон» со своего сознания и прислушалась к эмоциям графа. Среди них преобладали беспокойство и недоверие, но высказать вслух свое несогласие ван Ларс не посмел. Я еще на секунду задержалась возле него, выискивая в его чувствах привычные неприязнь, презрение или страх — эмоции, которые я обычно вызывала у наших придворных, — но ничего не было. Этот человек не верил в успех моего плана, но лично ко мне он не испытывал неприязни. Это было приятным разнообразием, и, вернув на место «заслон», я кивнула графу — не свысока, а уважительно, а затем направилась к лестнице.
На первом этаже обнаружилась кухня. Толстая немолодая повариха, охая и вздыхая из-за моего внешнего вида («Как же тебя, такого молодого, прямо к вампирам потащили!»), навалила мне черпаком из большого котла полную тарелку каши и усадила есть. Конечно, не королевский завтрак, но я набросилась на него с жадностью. Каша была наваристая, в ней даже попадались кусочки мяса. К слову сказать, в еде я была непривередлива и к простой пище привыкла довольно быстро. А после шести дней в лесу, когда питались мы практически всухомятку, такая каша казалась настоящим праздником.
