Конечно, меня это ранило. Каждый раз. И ранит до сих пор, но уже не так сильно, а, скорее, как заживший рубец – так, зудит. Теперь я понимаю, что мне не стоило так высоко ценить мнения тех людей; они – не судьи, не законодатели вкусов, а типичные представители эпохи отца, кучка Брюсов Уиллисов из «Шестого чувства», которые не осознают, что их миру пришел конец, и не имеют ни малейшего понятия о мире, в котором мы сейчас живем.
Вопрос: как думаете, сколько писателей постоянно работают над новыми историями, новыми персонажами и новыми сюжетами? Мое предположение – ничтожно мало по сравнению с тем, сколько писателей работает с уже существующими. И это касается не только самых низов пищевой цепочки, где я зарабатываю на жизнь; то же самое происходит и в высших эшелонах. Вспомните крупных писателей, которые создают сиквелы известных книжных серий – очередной Джеймс Бонд, еще больше «Автостопов по Галактике». А в киноиндустрии и того хлеще: работа над новыми «Звездными войнами», «Капитаном Америкой» и «Бэтменом» ведется целыми поколениями кинематографистов. Многие из нас – на всех уровнях, которые можно только представить, – используют писательский талант для создания продолжений историй, которые были в новинку во времена нашего детства, вместо того чтобы создавать собственные миры. И вы заметили, что все эти истории, как правило, для детей? Не поймите превратно: я не сноб. Мне нравится Мелвилл и Б.С. Джонсон, но я также люблю «Звездные войны» и «Гарри Поттера». И это понятно, все ведь их любят, так что писателям ничего не остается, как закатать рукава и служить интеллектуальной собственности. Я, конечно, не жалуюсь, а даже если бы и жаловался, все равно нет смысла надеяться, что все изменится, потому что – смею вас уверить – этого абсолютно точно не произойдет. Так устроен поздний капитализм: на рынке доминируют крупные, зарекомендовавшие себя бренды, а стартапам все труднее и труднее закрепиться.
Ничего не изменить. Таков наш мир – мир сиквелов, приквелов, ремейков, римейквелов. Таков наш век – век гиперссылок и метавселенной, где все истории взаимосвязаны и каждый по очереди становится автором всего.
Но я стараюсь об этом не задумываться, а то так и сна можно лишиться.
Да и предложений писать для «Звездных войн» мне не поступало.
На момент получения голосового сообщения мне шел тридцать первый год, я был женат, но временно жил один в маленькой квартирке в Восточном Лондоне, а еще совсем не брился и почти не выходил на улицу. Семью годами ранее я опубликовал книгу, написал еще две, которые никому не сдались, и таким образом к двадцати с хвостиком имел за плечами неудачную литературную карьеру.
Но что есть, то есть.
Зато я писал новые приключения для «Тандербердсов», «Стингрея», «Доктора Кто», «Сапфира и Стали», «Хи-Мена», «Триподов», «Громокошек»… Я серьезно относился к проектам; пусть я не был лучшим сценаристом и, конечно, далеко не самым быстрым, но очень гордился парочкой аудиопьес, в создании которых принимал участие. В общем и целом, мне нравилась моя работа, а поклонники старых шоу скорее любили, чем ненавидели мои истории, – а это, я вам скажу, уже что-то.
И вот у меня появилась идея для сценария «Капитана Скарлетт», с которым я мучился несколько месяцев; действительно хорошая идея. Считай, первая хорошая идея за бог знает сколько времени. Вскочив, я резво набросал со страницу заметок, вернулся в постель и выключил свет
Я лежал, прислушиваясь к отдаленному шуму машин и гулу города. «Откуда в Вифлееме полый ангел? Что это вообще значит? – подумал я. – Что за полый ангел? Бред какой-то. Точно бред, и голос наверняка сказал совсем другое».
Оказавшись в одинокой темноте, я переполз на сторону Имоджен.
«Хватит об этом думать. Просто забудь уже. Завтра будет новый день».
Подушка Имоджен была прохладной и давным-давно перестала пахнуть ею, но я все равно уткнулся в мягкую ткань, крепко зажмурив глаза, и ждал, когда, наконец, утону в темных водах беспамятства.
5. Зеленая Имоджен
На следующее утро – десять часов спустя – я стал одним из девятисот двадцати восьми зрителей, наблюдавших за тем, как моя жена спит.
Вы, наверное, подумаете, почему это я назвал такую конкретную цифру, но дело в том, что на веб-сайте висел счетчик просмотров для каждой камеры, так что я всегда знал, сколько людей смотрит трансляцию. Если людей было много – а девятьсот с лишним – это довольно много, – я записывал число на листочек.
Я все утро наблюдал за спящей Имоджен на размытом зеленом изображении, идущем с камеры в режиме ночного видения под названием «Общежитие 2». Все это время она лежала на боку, лицом к камере, натянув одеяло до подбородка. Так она всегда и спала, только вот дома обычно ложилась спиной ко мне и лицом к стенке. Получается, что, наблюдая за своей женой, находящейся за тринадцать тысяч километров от меня, на экране компьютера, я узнал больше о том, как она выглядит во время сна, чем за все годы, что провел рядом с ней в постели. Отчего-то эта мысль заставила меня задуматься, как же сложно ученым изучать очень маленькие объекты в лабораториях.
Я сделал последний глоток из кружки с надписью «Я ♥ Кофе» и взглянул на телефон.
Он тихо стоял на столе – простой, непримечательный аппарат.
Я поставил кружку на стол и провел пальцами по волосам.
Если бы не легкое подрагивание цифровой картинки и поднимающееся и опускающееся в такт дыханию жены пуховое одеяло, можно было подумать, что смотришь на плоскую, статичную картинку, а не прямую трансляцию. И поскольку ни одна из веб-камер не поддерживала аудиопередачу, видео было совершенно беззвучным.
На экране во всех смыслах ничего не происходило. Счетчик увеличился до девятисот сорока пяти зрителей.
Я зачеркнул старый номер на листике, добавил новый и прикрепил его обратно на доску.
Наблюдать за чужой жизнью в режиме реального времени одновременно увлекает и успокаивает. Долгие паузы. Неподвижность. Сон, взгляды в никуда, задумчивость, чтение книг – любой процесс разворачивается на глазах в полном объеме, целостно. Знакомые островки – разговоры, споры, смех и все то, что обычно делают люди, – обрастают огромным, пустым океаном контекста. А на другом конце, противоположном безмятежности, – все редкое, яркое, личное, искреннее, откровенное, сексуальное. Уникальные моменты, которые вряд ли получится заметить, но вот-вот, почти, возможно, сейчас…
Тишину квартиры нарушил громкий телефонный звонок.
Я подскочил и схватил трубку прежде, чем она успела зазвонить второй раз.
– Алло?
– Прием, Юстон, – сказала Имоджен. – Это Орел-1.
На экране моя зеленая жена крепко спала.
– Привет, незнакомка.
Я ждал, что от скачка адреналина голос будет дрожать, но он, на удивление, прозвучал твердо и ровно.
– Давай не будем, у меня мало времени.
– Да нет, я
