– Черт возьми, я не люблю возвращать деньги.
– Да кто ж любит.
Минайя снова взглянул вдаль. Перевел глаза на воинов. Они сидели на земле, прячась от зноя в жалкой тени, которую отбрасывали их лошади. Кое-кто стянул с себя кольчугу и, скатав ее, положил на седло рядом со щитом и шлемом или взвалил на спину мулу. Люди надежные и выносливые, да вконец измучены бесконечной погоней. Стократ лучше бой, нежели эта однообразная скачка. Вел бы их не Руй Диас, а кто другой, давно бы уже начали роптать.
– А почему бы не прибавить рыси и просто не догнать их?
– Потому что не знаю, найдем ли мы воду. Насчет озерца я не уверен, а колодец могут привести в негодность – вот как этот.
– Есть проход между нами и римской дорогой, – сказал монашек. – Называется Корвера. Оттуда можно перерезать путь маврам.
Руй Диас и Минайя воззрились на него со внезапным интересом:
– И далеко ли до него?
– Полтора суток пути на северо-восток. И там есть родник – может быть, еще не пересох.
Руй Диас всмотрелся в чертеж на земле. Поскреб бороду. Теперь он знал, что ему делать.
– Взводных ко мне.
Они подошли, отряхиваясь от пыли, шаткой, неверной, затрудненной поступью, свойственной всем, кто много времени проводит в седле: знаменщик-заика Педро Бермудес, оба Альвара – долговязый Альвар Ансурес и приземистый Альвар Сальвадорес, – которые всегда были неразлучны и казались братьями, хоть ни в каком родстве не состояли; Фелес Гормас, у которого на шее висел сигнальный рог, и суровый Диего Ордоньес, некогда, при осаде Саморы, бросивший вызов ее защитникам и убивший трех братьев Ариасов.
Они расселись кружком, с любопытством разглядывая каракули на земле. Руй Диас опустился на корточки и кончиком кинжала начертил крестик:
– Вот здесь мы перережем им обратный путь. Место называется Корвера.
Все уставились на эту метку, а потом переглянулись. Диего Ордоньес – жилистый, подвижный, вспыльчивый вояка с голым черепом и курчавой густой бородой – высморкался в два пальца и стряхнул в пыль добытое.
– А до тех пор? – спросил он то, что вертелось на языке у всех.
– А до тех пор позволим маврам резвиться.
– Они ведь еще много зла натворят.
Руй Диас одарил его жестким взглядом:
– Может быть. Но мы их будем ждать.
Никто не возразил. Все с интересом слушали и были рады, что вместо слова «догонять» прозвучало «ждать». И были не то что всей душой, а и всеми кишками, коль скоро они еще не выпущены, благодарны за это.
Руй Диас, не поднимаясь, показал на Альваров кончиком кинжала:
– Вы оба пойдете следом за маврами, не отставая, но особо не приближаясь. Пусть думают, что мы гонимся всем отрядом, хотя на деле у вас будет только десять человек. Понятно?
– Ясно, – кивнул Альвар Ансурес.
– Ясно, – сказал Альвар Сальвадорес.
– По ночам будете костры разводить, чтоб казалось, будто вас много. Днем наруби́те веток и тащи́те их за собой, чтоб пыль столбом. Ручаюсь, мавры купятся на это. Полагаю, назад они пойдут по римской дороге, а вы следуйте за ними, пока не соединитесь с нами в Корвере.
Альвар Ансурес показал на левый край рисунка:
– А если выберут другое направление?
– Тогда, может быть, выскользнут. А может, и нет. В таком случае оповещу вас, пошлю гонца. Мавры будут обременены добычей, а потому, если поторопимся, настигнем их раньше, чем они доберутся до брода.
– А если нет?
Руй Диас выпрямился и спрятал кинжал в ножны.
– Мавры станут немного богаче, а мы – немного беднее.
Совесть мучает, подумал он. Пока еще не очень сильно, но уже начала. Руй Диас знал своих боевых товарищей и знал, о чем они думают.
Порой он останавливал коня, пропускал мимо себя колонну и смотрел, как медленно проходит она, поматывая головами коней, обдавая его запахами навоза, железа и кожи, покачивая в седлах всадников с копьями у стремени, со щитами на крупах, негромко позванивая сталью доспехов и оружия, задевающего сбрую. Он мог читать в душе каждого своего бойца, примечая, как тот отводит или задерживает на нем взгляд, как сжимает растрескавшиеся губы или утирает пот со лба, как поводит плечами и сгибает спину, чтобы не так тяжко давила на них кольчуга.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Большинство составляли люди с границы, закаленные в набегах и стычках, знающие, что к чему, не понаслышке, а по собственному опыту. И лучшим доказательством этого служило то, что они были живы. А выживали они не в только в набегах, из которых можно было привести поплатившегося за свою беспечность мавра и пару коров, – нет, многие участвовали в серьезных сражениях, сотрясавших тогдашнюю Испанию с ее зыбко подвижными границами, населенную на севере леонцами, кастильцами, галисийцами, франками, арагонцами, астурийцами, наваррцами, – порой они воевали друг с другом, легче пуха под ветром переходя с одной стороны на другую; другие же обретали боевой опыт в битвах против мавританских государств, что вовсе не исключало временных союзов с ними, когда надо было с их помощью одолеть или ослабить другие христианские королевства или графства.
– Минайя.
– Слушаю, Руй.
– Пусть идут рысью столько времени, сколько нужно, чтобы пять раз прочитать «Верую». Надо дать коням роздых.
– Будет сделано.
– Потом еще немного – шагом, а потом пусть спешатся и четверть лиги – пешком.
Он посмотрел, как выполняется его приказ, и, переходя с короткой рыси на шаг, вернулся в голову колонны. Когда прошло отмеренное время, всадники без приказа спешились и повели коней в поводу. Спрыгнул с седла и Руй Диас.
– Хорошие ребята, – тихо сказал Минайя, идущий рядом с ним. – Дело свое знают и денег своих стоят. Когда получают их, конечно.
Руй Диас промолчал, думая как раз о том же. Не считая ловцов удачи – а они составляли приблизительно треть отряда, – остальные входили в дружину Виваров и были крепко связаны со своим сеньором землячеством и родством. И это позволяло ему потуже затягивать колки повиновения, поскольку отдельные личности растворялись в этой сплоченной общности. Впрочем, Руй Диас, полжизни проведший в битвах, по собственному опыту знал, что свой предел всему положен и никого не следует заставлять прыгать выше головы. За ним шли благодаря его громкому имени, и это прекрасно сочеталось с ожиданием богатой добычи. Ему, изгнанному из Кастилии, но, несмотря ни на что, сохранившему верность своему королю, а потому лишенному возможности сражаться против него или его союзников – христиан или мусульман, – не оставалось ничего иного, как воевать в мавританских землях. Поручение магистрата Агорбе защитить север Гуадамьеля было не бог весть что, однако для начала и это было неплохо – особенно если бы завершилось успешно. Но вторгшиеся мавры были стремительны, преследование затянулось надолго, и воины, предвидя большие тяготы и малые барыши, начали мрачнеть и злиться. Без сомнения, хороший бой мигом все уладил бы, а несколько отрубленных мавританских голов у седла все расставили бы по своим местам. Да вот только где они, эти головы?
– Теперь надо поговорить с ребятами, – настойчиво произнес Минайя.
Руй Диас только мотнул головой в ответ. Он был уверен, что сейчас для поддержания власти командира следует, напротив, хранить молчание. Бойцов, от которых он в самое ближайшее время потребует очень многого, следует держать на известном расстоянии, и задушевные разговоры тут ни к чему.
– Они уже много дней скачут, видя только твою спину, Руй…
– И полагаю, узнали много нового об этой части тела.
– Ох, перестань, прошу тебя… Не смешно это… Ты ведь – живая легенда, дьявол бы тебя побрал…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Не приставай, Минайя…
– Я и не пристаю. Но ведь потому они и здесь, с тобой.
– Легенды живы, пока на них смотришь издали.
Да, так оно и было. Его имя давно уже было овеяно легендой, и он знал это. Не только потому, что он, захудалый кастильский рыцарь – инфансон, как принято было называть таких, – осмелился потребовать, чтобы король принес клятву, но еще и потому, что воевал с пятнадцати лет и ни у кого не было такого послужного списка: он участвовал в битве с арагонцами при Граусе, проделал всю кампанию против мавров в Сарагосе, вышел на поединок с наваррским рыцарем Химено Гарсесом в Калахорре, а в Мединасели – с непобедимым прежде сарацином Утманом Алькадиром, был в сражениях при Гольпехере и Льянтаде против нынешнего короля Альфонса Шестого, осаждал Сарагосу, штурмовал Коимбру, брал Самору, бился при Кабре против графа Гарсии Ордоньеса и его союзников-магометан из Гранады, рубился с толедскими маврами. И удача неизменно сопутствовала ему: из всех схваток он выходил победителем. Его порой так и называли – Кампеадором-Победителем, тем, за кем всегда остается поле брани. Любимый одними, у других вызывающий ненависть, злобу, зависть, он по совету одного аббата, друга семьи, выбрал себе девизом слова какого-то римского императора: «Oderint dum metuant», то есть: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Эти слова он начертал у себя на щите.
