— Добавьте еще и кока, — вставил Альфонс — Он у вас какой-то ненормальный, прыгнул на меня сзади… Думаю, что в живых он останется…
— Вы убили его?
— Он перелетел через мою голову и сильно ударился. Но в живых останется, не беспокойтесь…
— Вламываетесь, хотите ограбить… и…
— И все-таки остаемся джентльменами, — помог я ей. Это ведь вполне соответствовало действительности.
— Пожалуйста… — Она вынула из ящика стола свою сумочку. — Я дам вам четыреста франков… Остальные, я прошу вас, оставьте мне…
— Что вы! Уверяю вас, нам нужны только двести. Этого хватит, чтобы помочь нашему другу.
— И… я уйду теперь…
— Разрешите нам проводить вас до конца набережной. По ночам тут шатается немало подозрительных типов.
Кому и знать, как не нам…
— Хорошо… проводите, но только издали… И спасибо… за то, что вы… так по-рыцарски…
— Не стоит…
Мы пошли за нею, отстав шагов на двадцать.
Внезапно она свернула за один из углов и, когда мы подошли, ее и след простыл. Убежала или спряталась в какой-нибудь подворотне… Все равно. Самое время было уже отправиться к Орлову.
— Изумительная женщина, — вырвалось у меня.
— И мы ей оказали большую услугу.
— В чем это?
— В том, что убрали от ее двери часового. Эта женщина была под стражей.
А ведь верно! Я — человек неглупый, но сейчас Альфонс оказался посообразительней.
Начинало светать, когда мы вошли к Орлову. Доктор Квастич крепко спал на крохотном диванчике, а Орлов с револьвером в руке сидел возле чемоданчика.
— Достали только сто пятьдесят, — сказал Альфонс — Плохо?
— Ладно, ничего. Недостающие полсотни я, так и быть, подожду.
— Давай, чтоб ты сдох!
Он получил деньги, а мы — чемоданчик. Плеснув на Квастича холодной водой и немного растолкав, чтобы привести в себя, мы поспешили в путь.
— Где вы его собираетесь уложить?
— Что?
— Где-то ведь надо будет ему лежать. В цистерне он с простреленной головой валяться не может.
— А вы где живете?
— Ночую в «Рогатой Кошке» рядом с фортепьяно. Место там нашлось бы и для него, но вечером, когда приходят посетители, ему там быть нельзя. Его надо в больницу.
— Раздобудем денег и на это. Сначала надо выяснить, жив ли он.
— Рана в затылок — штука тяжелая. Слишком там много важных нервных узлов. Легко можно было повредить продолговатый мозг либо мозжечок. Тогда конец.
Мы подошли к барже. Кругом все было пустынно и тихо. На палубе лежала скатерть. Мы начали спускаться в трюм. Впереди шел Альфонс. Сойдя по трапу, он включил фонарик — и негромко вскрикнул.
Я стоял за его спиной, словно оцепенев.
Все было, как прежде: открытый ящик, мешки, пустой бидон. Только раненого не было. Чурбан Хопкинс исчез!
— Что же это?
— Сам дьявол шутит с нами сегодня ночью, — сказал Альфонс.
— Что случилось? — с любопытством спросил Квастич.
— Исчез пациент.
— Сам он уйти не мог — при таких ранениях на некоторое время теряется чувство равновесия. Один казацкий ротмистр, которого я два года лечил от раны в голову, только по кругу и научился ходить. Пришлось ему из-за этого уйти в отставку.
Квастич присел на ступеньку трапа и без всякого перехода уснул.
— Турок… — пробормотал Альфонс.
— О чем ты подумал?
— Все-таки это он застрелил Хопкинса. Потом испугался, что Хопкинс придет в себя и все раскроется, вернулся и бросил его в воду.
— Звучит правдоподобно, но кто его знает… Турецкий Султан — порядочный парень…
— Ты что — спятил? Таким людям, как мы, нельзя до конца доверять. Почему он сбежал во второй раз? Почему?
На этот вопрос трудно было найти ответ, хоть сколько-нибудь оправдывающий Турка.
— Слушай, Копыто, не надо мне больше никаких объяснений. Турецкого Султана можешь считать покойником. Я ему свой приговор вынес.
— Если я встречусь с ним, придется ему представить очень убедительные доводы, чтобы остаться в живых.
Мы пожали друг другу руки. Чурбан Хопкинс может мирно покоиться на дне морском. Его смерть не останется неотомщенной.
Глава третья
БЕГСТВО
Я занял в цистерне освободившееся место Хопкинса. Наступили тяжелые времена. Работы я так и не нашел, хотя матрос я первостатейный и всегда отлично справлялся со службой на разных контрабандистских шхунах.
Но увы! Бюрократизм, вечный мой враг, обрек меня на безработицу. В оранском порту стояли только такие суда, на которых вечно возятся с целой кучей глупых формальностей, становятся прямо-таки рабами их. У матроса там требуют самые разнообразные документы. Им мало того, что человек может за восемь минут в одиночку убрать бизань вместе с гротом, что я могу с закрытыми глазами провести судно от Орана до Токио (я способен и на это), их интересует, какие у меня есть бумажки и можно ли меня вписать в толстенную книжищу — «судовой журнал».
Естественно, что в свое время документы у меня были и я был внесен в списки матросов, но потом мое имя вычеркнули оттуда. Почему? Потому что сгорело управление порта в Сан — Франциско.
Что — и вы тоже смеетесь? Я ведь матрос, а не пожарник. Вот и судили бы пожарников за то, что они опоздали, но при чем тут я, всего-навсего объяснивший придирчивому, сварливому начальнику порта, что у нашего стюарда-туземца вовсе не бери-бери, а просто распухла нога от того, что он наступил на гвоздь. А потому нет никакой необходимости вывешивать желтый флаг и становиться в карантин. Полагаю, что вам это совершенно очевидно.
Однако этот неотесанный тип разорался, что вызовет полицию и засадит меня в каталажку. Я очень вежливо попросил его перестать визжать, словно недорезанный поросенок. Тогда он совсем взбеленился и начал кричать, что до прихода полиции меня не выпустят из управления, а потом он еще со мной побеседует. Я не стал идти на обострения, а сказал только, чтобы он заткнулся, и хотел уйти. Он меня схватил за руку. Я — человек терпеливый и хотел мирно разойтись с ним. Я просто вышвырнул его сквозь стеклянную дверь, а керосиновую лампу я в него бросил, когда он схватился за револьвер. Потом чистое человеколюбие толкнуло меня бросить вспыхнувшего начальника в бак с водой.
Этим я спас ему жизнь. Вы думаете, я дождался за это благодарности? Ошибаетесь. Он подал жалобу, меня вычеркнули из матросских списков и отдали приказ об аресте. Тот, кто в наши дни ждет благодарности от людей, горько разочаруется.
В Оран тем временем не заходило ни одно судно, способное пренебречь формальностями. А ведь такие суда бывают. За неделю я практически ничего не заработал. Пару раз лишь мы подработали у доктора Квастича, занимавшегося, помимо всего прочего, еще и ввозом в страну лекарственных средств. Короче говоря, когда в рыбацкий порт приходило пару ящиков с кокаином и тому подобными вещами, мы помогали ему в разгрузке.
А вообще время было трудное. Альфонс (и оба его компаньона) начали даже торговать запасными частями, так что автомобильная рама из цистерны исчезла.
Планов у нас было много, но светлые ночи мешали привести их в исполнение. Судьба распорядилась так, что как раз в день ангела одного из моих близких родственников поднялся небольшой туман — вестник того, что в открытом море бушует шторм.
Компаньоны Альфонса предложили не упускать удобного случая.
Я сослался на день ангела, но они ответили, что это просто нелепое суеверие.
В конце концов они решили, что воспользуются ненастной ночью. Я тоже отказаться не мог. Что ни говори, а я делил с ними краюху хлеба (если, конечно, она была), а дружба — дело святое.
В ночной темноте мы забрались на баржу, груженную кремом для бритья. Сторожа мы аккуратно связали и уложили под кучей мешков.
За этой баржей мы наблюдали уже несколько дней. С Орловым мы договорились заранее, и теперь, снявшись с якоря, высадили сторожа в нескольких километрах от города, а сами пристали в заранее намеченном месте.
Вскоре Альфонс пригнал от расположенных неподалеку казарм суданских зуавов грузовик с двумя находившимися почему-то в беспамятстве механиками, и мы начали разгрузку.
Все шло гладко, но, когда мы уже собирались отправляться, возникла неожиданная помеха.
К нам беглым шагом приближалась рота зуавов.
Что им можно растолковать? Дикие негры… Разумнее уступить. Верно ведь?
Альфонс круто развернул машину и крикнул нам:
— Выкидывай груз! Быстро!
Машина рванулась с места. Мы поскорее выбросили тяжелые ящики, а заодно и обоих еще не пришедших в себя механиков. Нам вдогонку начали стрелять, и один из компаньонов Альфонса вывалился из машины вслед за ящиком с кремом для бритья. Машина, набирая скорость, мчалась вдоль рядов пальм.
— Плохо дело, — сказал оставшийся в живых компаньон.
