– Я… В общем, тут надо подумать.
– Подумай, – кивнул Ронни, и Себастьяну полегчало.
Он отвернулся к стене, но знал, что теперь-то уж точно заснуть не сможет. В голове непрестанно возникали картины одна ужаснее другой, но все они были итогом их неудачного покушения.
– Подумай и прими единственное правильное решение, – добавил Ронни и тоже отвернулся к стене.
Себастьян закрыл глаза. В ту ночь он так и не смог заснуть.
* * *
Следующий день принёс им то, чего они так долго боялись, то, что они хотели узнать, то, с чем им теперь предстояло бороться. Нелёгкий был день. Никто из них и не догадывался, что всё повернётся именно так – хотя ход довольно-таки логичный.
Конечно, во всей этой истории с оценками был подвох.
Они сидели на уроке математики, бледные, напряжённые, честно пытающиеся понять новую тему. Честно, но тщетно. Математик, мистер Дэвидсон, старался объяснять как можно понятнее, но это не помогало. Тема была сложная, возможно, её следовало преподавать ученикам постарше. Сейчас же перед ним сидели напуганные мальчишки от двенадцати до пятнадцати лет, меньше всего нуждающиеся в этой новой теме по математике. Мистер Дэвидсон вздохнул. Со своей стороны он делал всё, что мог. За последнее время ни у кого из учеников не было ни двоек, ни троек по математике – он пытался хоть как-то уберечь их от гнева директора Барни. Другие учителя тоже шли ребятам навстречу, но если по географии или письму мальчики действительно подтянули свои оценки, и завышать их почти не приходилось, то по математике эти четвёрки в большинстве случаев были не просто натянутыми – они были нарисованными. Ребята были счастливы, но мистера Дэвидсона это беспокоило. Сейчас, вглядываясь в их бледные лица, он ясно чувствовал, как хрупка выстроенная ими защита. Он решил ещё раз максимально повторить тему с самого начала.
Ронни сидел и с ненавистью смотрел на листок, лежащий перед ним. Исписанный цифрами. Непонятными цифрами. Почерк у него был аккуратный, но смысл переписанного с доски ему никак не давался. Ронни хотелось разорвать этот листок на мелкие кусочки, уничтожить свидетельство его слабости, брешь в его знаниях, брешь в его оценках. Ронни злился. Не на себя, не на мистера Дэвидсона. На математику. На эти бессмысленные, ненавистные цифры, буквы и линии. И на директора Барни. Схожие чувства испытывало больше половины класса. Себастьян снова и снова обводил ручкой уже написанные формулы, как будто если бы они стали жирнее, то стали бы понятнее. Саймон упорно смотрел на доску, ожидая, что ему откроется истина и новая тема сама проникнет к нему в голову. Кто-то беззвучно повторял за мистером Дэвидсоном все его объяснения. Кто-то их записывал. Кто-то с таким нажимом водил ручкой по бумаге, что та прорывалась. Но никто не думал о своём, не смотрел по сторонам, не ожидал с нетерпением конца урока. Все старались понять. Все правда старались. Но это не помогло.
Где-то за десять минут до окончания урока, когда все уже почти выдохлись от тяжёлой информации и попыток её понять, в кабинет зашёл директор Барни. Все, включая мистера Дэвидсона, мгновенно напряглись. Появление директора Барни не сулило ничего хорошего. Абсолютно ничего.
– Здравствуйте, директор Барни, – мальчики встали, как и было положено.
Директор Барни кивнул, но не сказал им садиться. Это был плохой знак.
– Урок скоро закончится, но мы тут ненадолго задержимся, – бесстрастно сказал директор Барни. Затем он подошёл к столу мистера Дэвидсона и взял в руки журнал. – Так, так… Хм… Ого!
Ребята застыли как вкопанные, по многим спинам пробежали мурашки. Мистер Дэвидсон кашлянул.
– Да вы молодцы, – сказал директор Барни, и в голосе его явно слышалась издёвка. – Подумать только, ни одной тройки, да! А тема-то, как я погляжу, не из лёгких. Верно, мистер Дэвидсон?
– Верно, – кивнул математик. Ничего другого ему не оставалось.
– Н-да… Я прямо-таки восхищён. В своё время эта тема даже мне давалась нелегко.
В классе повисла убийственная тишина.
– Наверное, вы очень хорошо объясняете, мистер Дэвидсон? Может, ещё как-то помогаете…
– Стараюсь, чтобы было понятно, – негромко отозвался учитель, уже зная, что произойдёт дальше.
– И как? Понятно? – обратился директор Барни уже к классу. Никто не произнёс ни слова, хотя все знали, что нужно что-то ответить. Но что именно? Пока они лихорадочно соображали, опустив глаза в пол, директор Барни сам выбрал жертву.
– Энди?
Высокий светловолосый парень медленно поднял глаза.
– Что? – довольно-таки дерзко спросил он. По крайней мере, так показалось всем, кто находился в классе. Всем, кроме директора Барни. Он не обратил на это никакого внимания.
– Мистер Дэвидсон понятно объясняет?
– Даже очень. – Это тоже прозвучало дерзко.
– Я так и думал. Настолько понятно, что даже ты, непроходимый тупица, ещё недавно имеющий сплошные трояки, написал все последние работы на четвёрки.
– Я старался, – голос Энди был твёрд, но дерзости в нём поубавилось.
– Не сомневаюсь.
Директор Барни взял в руки учебник. Пробежав глазами несколько страниц, он вздохнул, поднял глаза на по-прежнему стоящих ребят и сказал:
– Можете садиться. А ты, Энди, иди-ка к доске. Продемонстрируй мне своё старание, будь любезен.
Класс шумно сел, словно выдохнув накопившееся напряжение. Энди замялся.
– Не отнимай у нас время, Энди.
Все уже поняли, что сейчас произойдёт. Это было неожиданно, но в то же время вполне ожидаемо. Директор Барни дал им расслабиться, позволил решить, что они выполнили условия, что они в безопасности. А потом, как и следовало ожидать, нанёс удар. Удар столь логичный, что каждый удивился: как же он раньше не догадался?
Несчастный Энди медленно поплёлся к доске. Очень медленно. Так, словно шёл на виселицу. И он, и мистер Дэвидсон понимали, что это было недалеко от истины. А лучше всех это понимал директор Барни.
– Простейший пример из этой темы. Просто элементарный. Легче, чем те, за которые ты получил четвёрки. Просто детский сад. – Директор Барни взял мел и написал на доске пример. Все таращились на доску, как на дверь в ад. Никто не рискнул бы дотронуться до неё.
Мистер Дэвидсон знал, что это и правда самый лёгкий пример из темы. Что его решение умещается в одну строчку, и оно написано в учебнике. Чтобы спастись, Энди должен был воспроизвести ровно то, что написано в решении. Это удовлетворило бы директора Барни. Но мистер Дэвидсон знал, что он не сможет. Знал это и Энди.
– Вперёд, – кивнул на доску директор Барни и вложил в холодные руки Энди кусочек мела.
Энди повернулся спиной к классу, бесконечно ему сочувствующему. Каждый хотел бы, чтобы Энди решил пример. Чтобы что-то сломалось в системе директора Барни. Чтобы на этот раз обошлось без жертв.
Прозвенел звонок, но никто не шелохнулся. Мистер Дэвидсон неотрывно смотрел на Энди, мечтая взглядом передать ему решение, но не мог никак ему подсказать.
Себастьян благодарил Бога, что директор Барни выбрал не его. Он ненавидел себя за это. Но ничего не мог с собой поделать. А ещё Себастьяна нещадно тошнило. Казалось, он проглотил весь страх, который копился с того момента, как директор Барни вошёл в класс, и теперь желудок его распадался на молекулы. Страх пожирал его изнутри. Себастьян подумал, что с ним будет, если его всё-таки стошнит. Прямо на парту.
– Ну что же ты медлишь? – голос директора Барни отвлёк внимание Себастьяна от тошноты. – Ещё немного, и я подумаю, что ты понятия не имеешь, как его решать.
У Энди было два варианта: просто ответить «так и есть», что явилось бы чистой правдой, или попытаться что-то накорябать на доске. Хоть что-то. Ему жутко хотелось выбрать первый вариант и покончить с этим, но он не хотел подставлять мистера Дэвидсона. Ему и так достанется. Может, чуть меньше, если Энди изобразит хоть какую-то умственную деятельность.
И Энди начал выводить на доске какие-то цифры и символы.
Класс смотрел на это, затаив дыхание. Надежда затеплилась в них, но поверить в неё было сложно. Впрочем, как оказалось, никакой надежды и не было. То, что написал Энди, было просто набором чисел и знаков, весьма отдалённо напоминавшим правильное решение.
– Ну-ну-ну, что же ты, Энди, – разочарованно протянул директор Барни, глянув в учебник.
– Ну что же ты?
Энди промолчал.
– Он просто разволновался, у него такое бывает, – попытался как-то защитить беднягу мистер Дэвидсон. Он понимал, что это чревато, но молча стоять не мог.
– Разволновался, значит?
Энди кивнул.
– Никогда не думал, что можно разволноваться настолько, чтобы напрочь потерять всякое представление о теме.
Директор Барни захлопнул учебник с громким хлопком. Все вздрогнули.
– Что ж…
