— Из тебя выйдет прекрасный глава семьи, — сказал отец и, взяв у Топаз овсяную лепешку, направился к лестнице.
— Мортмейн, погрейся немного у огня! — крикнула она вдогонку.
Он ответил, что хочет почитать книгу, и, вновь поблагодарив мисс Марси за чудесный роман, в высшей степени учтиво с ней попрощался. Вскоре со второго этажа донеслось невнятное пение — мурлыча себе под нос, отец шел через вереницу комнат в караульню.
Мисс Марси, человек деликатный, не сказала о происшедшем ни слова, только смущенно заметила, что ей пора домой.
Стивен зажег фонарь, чтобы проводить гостью: из-за непролазной грязи вокруг замка учительница оставила велосипед на дороге. Я вышла вместе с ними. Во дворе, мельком глянув на окно караульни, мисс Марси спросила, не обидится ли отец, если она принесет ему коробочку печенья — держал бы ее при себе.
Я с улыбкой ответила, что еда в нашем доме — не оскорбление.
— Боже, боже… — вздохнула она.
Напоследок учительница восхитилась великолепием руин, предположив, что мы-то к ним давно привыкли. Мечтая скорее вернуться к очагу, я с готовностью согласилась. Только это неправда — к красоте замка невозможно привыкнуть. Мисс Марси и Стивен ушли, а я все смотрела на темные развалины: сегодня они были особенно прекрасны! Ночь выдалась странная. Тонкую завесу облаков подсвечивала серебряным невидимая луна, отчего небо отливало светло-серым. Огромная башня Вильмотт стала как будто еще выше. Я присмотрелась к небу и не смогла отвести глаз. Оно завораживало… Так я и глядела в полной тишине ввысь, пока не вернулся Стивен.
— Замерзнете без пальто, мисс Кассандра, — встревожился он.
Но я забыла о холоде, а потому не мерзла.
По пути к дому Стивен спросил меня о Безжалостной красавице: не обитала ли она в башне вроде Вильмотт? Вполне вероятно, ответила я. Хотя, по-моему, вряд ли эта дама вела хозяйство.
После ухода гостьи дрова в очаг решили не подкидывать; разобрав из духовки горячие кирпичи, все разошлись по спальням. Придется расходовать свечи — рано ведь, спать не хочется.
Вот досада! Надеялась, света хватит на два часа, но фитилек провалился внутрь! Не свеча, а бесформенный кусок воска. (Как же выкручивался в такой ситуации король Альфред со свечами-часами?) Попросила свечу у Томаса — оказывается, он еще корпит над домашней работой. К счастью, в кухне у меня есть тайный запас огарков. А по пути вниз дружески поболтаю с Топаз. Надо все-таки быть великодушней.
* * *
Вернулась. Что сейчас произошло! Очень странный случай.
Мои шаги разбудили в кухне собаку; на лай выглянул Стивен. Я крикнула, что это лишь я, и он нырнул обратно в комнату. Взяв свечной огарок, я присела рядом с Элоизой (после сна от нее приятно пахнет теплой чистенькой собачкой). Только собралась с ней потолковать, как появился Стивен, в пальто поверх ночной одежды.
— Все в порядке, — обернулась я. — Я нашла, что хотела.
Тут дверь над лестницей захлопнулась. Наступила полная темнота, только квадрат окна бледно светится. Я двинулась на ощупь обратно, но врезалась в стол. Тогда Стивен довел меня до ступеней за руку.
— Спасибо, теперь я сама справлюсь, — сказала я.
Окно было рядом; мертвенный лунный свет окутывал все вокруг, точно саван.
Стивен так и не выпустил мою руку.
— Мисс Кассандра, у меня к вам просьба, — начал он. — Если вам будет голодно, скажите мне… Я имею в виду, если нечего будет есть.
Что на это ответить? «Хорошо, обязательно». Но меня насторожил его напряженный, обеспокоенный голос.
— Э-э… у нас вроде всегда находится, чем перекусить, — весело отозвалась я. — То одно, то другое, верно? Куча вкусностей — это, конечно, здорово, но мне пока хватает. А почему ты завел такой разговор?
Он признался, что сейчас размышлял об этом в кровати. Ему невыносима мысль о моих страданиях.
— Если вам голодно, непременно скажите мне! Что-нибудь сообразим.
Я горячо поблагодарила Стивена и напомнила о его планах помогать нам деньгами.
— Да, хоть чем-то, — вздохнул он. — Но если вы недоедаете, только дайте знать! Спокойной ночи, мисс Кассандра.
Я побежала вверх по лестнице. Откровенно говоря, желудок от голода сводит у меня постоянно. Слава богу, что Стивену не призналась! Раз он крадет ради меня стихи Херрика, с него станется воровать для меня сосиски. Нехорошо так думать, но все-таки… приятно.
Из караульни пришел отец. На его лице не было ни тени обиды, ни намека на оскорбленное достоинство. Отец просто сказал, что приберег четыре главы для чтения в кровати.
— И это потребовало немалой силы духа! — добавил он с улыбкой.
Топаз же выглядела расстроенной.
В нашей спальне царила темнота: Томас позаимствовал у Роуз свечу, чтобы дописать домашнее задание. Сестра не возражала — роман оказался «миленьким» до приторности.
Я зажгла огарок и вставила его в оплывший в подсвечнике воск. Пришлось сильно наклониться, чтобы свет попадал на тетрадь. Не успела вывести и буквы, как подскочила Роуз: проверила, затворена ли дверь в студию.
— Тебе ничего не пришло на ум, когда мисс Марси рассказала об открытии Скоутни-Холла? — многозначительно спросила она. — А я сразу вспомнила «Гордость и предубеждение»! Помнишь, миссис Беннет говорит: «Незерфилд-парк наконец больше не будет пустовать»?[2] И мистер Беннет наносит визит новому хозяину-богачу.
— Мистер Беннет не задолжал ему арендную плату, — усмехнулась я.
— Отец все равно не пошел бы. Вот бы очутиться в романе Джейн Остен!
— А я бы предпочла Шарлотту Бронте.
— Что, по-твоему, лучше: роман Джейн с примесью стиля Шарлотты или роман Шарлотты с примесью стиля Джейн?
Обожаю такие разговоры!
Но мне не терпелось заняться дневником, поэтому я коротко сказала:
— Лучше обеих поровну. — И уткнулась в тетрадь.
Сейчас около полуночи. Пишу эти строки при свете угасающей свечи и сама чувствую себя Шарлоттой Бронте. Карандаш норовит выскользнуть из немеющих от холода пальцев. Зачем только Стивен напомнил о еде? Теперь у меня крутит желудок. Странно, я ведь меньше шести часов назад съела яйцо и выпила чай… О боже! Наверное, Стивен так тревожился из-за меня, оттого что сам голоден. Мы ведь семья!
Интересно, не удастся ли урвать еще несколько минут для письма, если воткнуть в подтаявший воск вместо фитилька спички? Иногда помогает.
Бесполезно… Все равно, что огонек светлячка. Зато луна пробилась сквозь облака, стало чуть лучше видно. До чего увлекательно писать при лунном свете!
Роуз спит. Лежит на спине, широко открыв рот. Даже в таком виде она прелестна. Надеюсь, ей снится чудесный сон: богатый молодой холостяк предлагает ей руку и сердце. У меня сна ни в одном глазу. Поболтаю немножко с мисс Блоссом. Мысленно, разумеется. На серебристом фоне окна благородный корпус манекена выглядит почему-то внушительнее, чем обычно. Только что спросила ее о нашем с Роуз будущем: случится ли с нами что-нибудь захватывающее? И отчетливо услышала ответ:
— Не знаю, золотко. Но уверена, твоя сестра стала бы настоящей куколкой, подвернись ей случай.
Мне-то стать «куколкой» точно не грозит.
С удовольствием писала бы ночь напролет, однако уже почти ничего не видно — зря бумагу порчу. Лучше просто думать. Размышления, похоже, единственная роскошь, которую можно себе позволить бесплатно.
III
Посмотрела дневник с начала. Читать стенографические знаки довольно просто; даже отрывок, записанный при свете луны, легко разобрала. Сколько же я успела рассказать!.. Когда сочиняешь, часами бьешься над одной страничкой, а вот правда так и рвется наружу — записывай да записывай. Подбор слов мне, если честно, не очень нравится. Впрочем, на кого жаловаться? Сама подбирала. Нет, ну разве сможет читатель вообразить нашу кухню, озаренную пламенем очага? Или башню Вильмотт на фоне серебристых, подсвеченных луной облаков? Или лицо Стивена, благородное и простое одновременно? (До чего несправедливо я назвала его «глуповатым»!) При чтении книги я всегда мысленно рисую картинки: ты будто «дописываешь» роман, а точнее «поселяешься» в нем. Так намного интереснее. Хотя вряд ли другие люди читают подобным образом.
Сегодня я пишу на чердаке — в кухне без умолку болтают Топаз и Роуз; они собираются замочить старые платья в зеленой краске. И где только выкопали это «сокровище»? Упаковка красителя у нас с тех времен, когда я изображала эльфа в школьной постановке. Не хочется, конечно, стать писателем, который способен творить лишь в полном одиночестве; Джейн Остен, например, работала в гостиной, прикрывая роман рукой, когда входили посторонние (больше чем уверена, про себя она поминала их недобрым словом, а то и двумя). Но я пока не Джейн Остен, и терпение мое не безгранично. Замок лучше описывать в спокойной обстановке.
