На краю ореховой рощи, за которой стоял дом колдуна, Лих оглянулся. Стеклянное чудо шло следом. Малорослый коняшка шагал, свесив голову, подметал траву длинной гривой. Так же понуро сидел в седле всадник. Чисто генерал разбитой армии, про которого Лих в книжке читал.
Он подождал, пока Эр-Ветер приблизится. Стука копыт не слыхать – удивительный конь будто не по земле ступает, а плывет в воздухе. Ногами перебирает для виду, чтобы люди не пялились.
– Ну, что тебе? – спросил Лих, жалея нового знакомца. До того уныло они с коняшкой тащились, что не пожалеть было нельзя.
Эр-Ветер снял перстень с прозрачным камнем, протянул Лиху:
– Возьми.
Лих подавился воздухом. На его-то корявые руки – перстень?! Эта цацка даже на мизинец не налезет. И вообще – на кой хорь?
– Ты с ума своротил?
– Возьми, – повторил Эр-Ветер. – Это не простой камень.
– Алмаз, что ли?
Алмазов Лих отродясь не видел, но в книжках читал, как разбойники их у Подземного-Каменного похищали. Разбойники через камни лютую смерть приняли, а алмазы по миру разошлись, принесли людям многое горе.
Поколебавшись, он взял у Эр-Ветра перстень, покрутил в руках. Камень вроде бы и прозрачен, как вода, но не так уж и прост. Подобно глазам колдуна Мария, цвет обретает: то зеленоватым блеснет, то синим, а то внутри красная искорка зародится, подмигнет пару раз – и погаснет. Лиха потянуло принять подарок. Хотя где это видано – от чужаков дары брать? Неизвестно, чем придется отдаривать.
– Это слеза Подземного-Каменного, – сказал Эр-Ветер.
– Подземный-Каменный плакать не может, – возразил Лих. – Ему там, под землей, брагу не дают.
Эр-Ветер удивленно моргнул.
– Вот как? Впрочем, тебе виднее.
Лих засмеялся и простил прежнее вранье.
– Забирай, – он хотел вернуть перстень. – Куда он мне? Людей смешить?
– Подержи немного. И выслушай меня, будь ласков.
Звякнув цепью, Эр-Ветер соскользнул с коня наземь. Юный князь, да и только. Невысокий, но стройный, гибкий, руки холеные.
– Зачем тебе цепь? – полюбопытствовал Лих.
– У земли держит. Чтобы ветром не унесло.
Да: эдакого может и унести, если посильней дунет.
– Я год разыскивал таких, как ты, – начал Эр-Ветер. – Пятерых отыскал, звал с собой. Все отказались. Ты – последний, кто есть… кто остался в живых.
– Погоди. Ничего не разберу. Каких – как я?
– Каменных, – ответил чужак. И умолк, будто сказал все необходимое.
Это Лих – каменный? Ну, да, бывает – от холодной воды. Мало ли, чего с кем бывает. У бабки Люты вон в спину вступает – так она сутками лежит, встать не может, как деревянная.
– И отец твой был каменный, – добавил Эр-Ветер, – и его отец – тоже.
– С чего ты взял?
– С неба многое видно.
– А оттуда не видно, как за вранье зубы вышибают?
Эр-Ветер улыбнулся, коротко и безрадостно; зубы у него были ровные, белые, будто из жемчуга выточенные. Краше, чем у Лиха, хотя у него-то были зубы отменные; Марийка шутила: лучшие в селе.
– Твоя бабка деда видела, а не ведает, куда сгинул. Они свадьбу не играли, не успели. Он огулял ее – и пропал, будто не было. Скорей всего, утонул где-то. Знаешь ведь сам, да? И каково ей пришлось, пока ребенка носила.
Лих знал. Лютая бабка не раз поминала, что Заряна ребенка без мужа прижила и выносила его колдовским способом: варила суп из камней, глину ела, песок. Оттого он и каменный. И Лих такой же, в отца уродился.
– Мало вас, потомков Подземного-Каменного, – продолжал Эр-Ветер. – То есть, в здешних краях было мало, а теперь совсем не осталось. Пятерых, кого я нашел, убили. Этот владыка нынче у князя в немилости. И правнуки его здесь ни к чему.
– Кому от них вред?
– Князю.
– Эр, не смеши! Князь – во-он где, – Лих махнул в сторону далеких гор, у подножия которых лежала столица, – а я – тут. В селе. Чего ему меня бояться?
– А того бояться, что захочешь – дойдешь до Подземного-Каменного.
– На кой хорь?
Эр-Ветер развел руками:
– Не знаю, на кой. Мне дед сказал: отыщи каменного и отведи к подземному владыке. Дальше он сам разберется, что делать.
– Я разберусь?
– Ты, кто ж еще? Говорю тебе: прочих убили. Они ближе к княжьим людям были, те быстрей и добрались. И до тебя доберутся, если будешь сиднем сидеть.
Лих потряс головой. Он не знал, поверить или плюнуть в глаза и уйти.
– Ладно. Княжьи люди убили тех, дальних; а мой отец? Тут чужаков зимой не было, когда он в речку упал.
– Свои были, – неохотно выговорил Эр-Ветер. – Столкнули твоего отца в воду; не сам он на мостке навернулся. И следы на снегу оставались, да их затоптали, когда народ набежал.
Да: лежал снег. Редко он выпадает, а тогда насыпался, как на заказ. Выходит, следы можно было распутать…
– Откуда ты это знаешь?
– Я же сказал: с неба видно. Мой дед – Воздушный-Ветреный. Он все знает, что внизу творится. Только мало рассказывает.
– Кто убил? – спросил Лих, чувствуя, как внутри становится горячо.
Эр-Ветер отвел взгляд.
– Дед не сказал. Ему-то все едино…
– Врешь. Кто?
– Не знаю!
Лих отвесил затрещину. Двинул бы в челюсть – вышиб бы зубы, как полагается за вранье. Однако пожалел, не стал уродовать красавчика. Тот на ногах не устоял – в траву брякнулся, только цепь зазвенела.
Взвился на дыбы стеклянный конь.
Эр-Ветер вскочил с криком:
– Гордец, нельзя!
Коняшка прошелся на задних ногах, болтая передними в воздухе, будто представлял в цирковом шатре. Лих отшатнулся. Копыта стеклянного чуда выглядели очень даже увесистыми.
– Он бы проломил тебе башку! – Эр-Ветер схватил коня под уздцы, погладил, успокаивая: – Тихо, тихо. Хороший зверь. Молодец.
– Разве конь – зверь? – спросил Лих. Он пытался решить, как быть дальше: то ли верить, что бы ни городил светловолосый чужак, то ли не связываться с ним и уйти.
– Гордец – зверь, – сообщил Эр-Ветер. – Если что, он и горло может перегрызть…
Белое, с просвечивающими жилками лицо вдруг сделалось несчастным. Чужак обнял своего коня-маломерку, а коняшка выгнул шею и ласково потыкался мордой хозяину в плечо, будто утешая.
Лиху стало неудобно за то, что распустил руки. К тому же он выронил перстень, который ему дали подержать. Экая незадача. Он обшарил взглядом траву. Не видно безделушку; придется сейчас ползать на брюхе, землю ощупывать.
– Лих, ты… ты меня выслушай, – запинаясь, начал Эр-Ветер. – Я не со злом явился. Ты прав: дед сказал, кто убил твоего отца. Но он не знает, почему убил. Это настолько нелепо… Проще допустить, что дед ошибся.
– Разве воздушный владыка мог ошибиться?
– Не ошибся – так солгал; это он может. Поэтому я не назову тебе имя. Ты пойдешь разбираться кулаками; а вдруг не к тому, к кому надо?
– То есть убивец может жить спокойно, в ус не дуя? И наказания не дождется?
– Дождется, если ты мне поверишь. Слушай. Наш князь не понимает, что делает. Когда он призывает забыть древних владык и обратиться к новому, которого сам же придумал, он воображает, будто древние умрут, а новый народится. Потому что люди станут в него верить, и эта вера якобы даст ему силу. Но князь не властен над всем миром. Под его рукой – одна страна, и та меньше, чем ему кажется. А древние владыки – везде владыки. И в столице, и в твоем селе, и за морем. Они не сгинут оттого лишь, что полстраны их забыло. Ну, пусть даже вся страна. Если княжьи люди повырежут самых ярых противников, оставшиеся поверят во что угодно. Допустим. И что будет с владыками?
– Плюнут и уйдут. – Сам Лих так бы и сделал.
– Верно. Они забудут народ, который от них отказался. Дед сказал: он первый перестанет заботиться, тучи гонять. Водяной-Текучий тоже не сильно к людям близок. Он быстро прекратит за реками да ключами следить; реки обмелеют и затинятся, ключи бить перестанут, колодцы загниют, пересохнут. Лесной-Дарящий, конечно, дольше других будет людей жалеть, лесом да зверьем одаривать. Надолго ли леса хватит? Вырубят, выжгут, зверя дикого выбьют.
– А Подземный-Каменный – он что?
– А за подземного я не знаю. Ты – его прапраправнук – что ты можешь о нем сказать?
Лих развел руками. Ничего толком о предке ему не известно. В книжках одно написано, в сказках говорится другое.
– Может, земля держать перестанет? – предположил он. – Размякнет, станет как мокрая глина или зыбучий песок. Уйдет в нее вся страна, с князем вместе. Затонет по самую крышечку. А сверху новая корка схватится. И на ней будут новые люди жить, которые от соседей придут. Которые владык чтили. – От нарисованной картины самому стало тошно, и он спросил о другом: – Эр, коли ты – человек небесный, почему о земле печалишься?
– Я на ней живу. И мать моя… тоже. И… сестры с братьями…
Эр-Ветер так запинался, так неуклюже врал, что Лиху было неловко слушать. Потоптавшись, он вздохнул, простил вранье и спросил дальше:
– А я что могу сделать? Если приду к Подземному-Каменному?
– Я уже говорил: понятия не имею. Дед велел привести к подземному владыке кого-нибудь из потомков. Дескать, это поможет.
