Харрис. Нет, боюсь, все еще не догадываюсь.
Фут. Тогда, может быть, вы объясните, что делал ваш автомобиль на Понсонби-Плейс сегодня в двадцать пять минут третьего?
Харрис. Ах, так вот оно что!
Фут. Именно. Не повезло вам, Харрис, с этим штрафным талоном… Из-за таких поворотов судьбы рухнуло уже не одно алиби. Мы выследили ваш автомобиль и послали констебля Холмса взглянуть на него.
Харрис. Но мы понятия не имеем об этом преступлении.
Фут. Что вы делали там, в другом конце Лондона?
Харрис. Мы были на выставке сюрреалистического искусства в галерее Тейт.
Фут. Наслушался я импровизированных алиби, но ни разу мне так не хотелось рассмеяться в голос.
Телма. Возможно, вам полезно будет узнать, что моя свекровь — большая поклонница Мегрэ.
Мать. Магритта.
Фут. Боюсь, мне не понять, к чему вы клоните.
Харрис. Поймете, когда я объясню вам, что она в совершенстве владеет тубой, поклоняется этому инструменту и интересуется всем, что с ним связано.
Фут. Туба? (Зло.) За кого вы меня держите? Еще немного — и мое терпение лоп… (Бросив взгляд на мать, он видит тубу, которую она положила себе на колени.)
Мать. А сейчас мне можно сыграть?
Харрис. Услышав, что на кое-каких из выставленных полотен изображен инструмент, к которому она питает всепоглощающий, поистине маниакальный интерес, свекровь моей жены, а вернее, моя мать настояла на том, чтобы мы повезли ее на выставку. Мы уступили, хотя и не располагали временем: нужно было репетировать перед сегодняшним профессиональным выступлением в «Норт Серкьюлар Дансерама». Кстати, еще немного — и мы туда опоздаем. (Без паузы обращается к Телме) Ты уже подшила подол?
Телма, всплеснув руками, немедленно стаскивает с себя платье и остается в бюстгальтере и трусиках. В ее движениях нет демонстративности, поэтому никто не обращает на нее особого внимания. Теперь ей нужно найти иголку и нитку, что она тут же и делает, не выходя из комнаты. В дальнейшем, однако, ее работу очень затрудняет отсутствие манекена. Она пытается накинуть платье на различные предметы мебели, но по той или иной причине — то мало света, то стул слишком низок — ни один из них ей не подходит. Наконец, естественным и плавным движением она вешает платье на Харриса, который этого просто не замечает. Зато Телме приходится, делая стежки, следовать за ним на четвереньках и уговаривать его постоять спокойно. Нет нужды говорить, что платье должно быть без рукавов и с пышной юбкой. Диалог тем временем продолжается без остановки.
Харрис. Глядите на нее! Будь у меня более организованная партнерша, я достиг бы вершин!
Фут. О вашем алиби…
Мать. Все это чушь.
Фут. Ага! (Поворачивается к ней.)
Мать. Тубы в огне, тубы, приделанные к львам и нагим женщинам; тубы, висящие в небесах. Была даже женщина с тубой и мешком на голове, если я верно разглядела. Не думаю, чтобы он хоть раз брал в руки инструмент. По мне, так у этого человека не все дома.
Харрис. Как говорит моя мать, выставка ее разочаровала.
Телма. Должна сказать, меня тоже. Не люблю отзываться пренебрежительно о других творцах, но картины не выглядели живыми. Я не говорю, что они плохие — нарисовано хорошо, но не живые, понимаете?
Фут. В данном случае это не важно. Встретили вы на выставке кого-нибудь из знакомых?
Мать. Я видела сэра Адриана Баулта.
Фут. Он это засвидетельствует?
Харрис. Вам придется простить пожилую женщину. Сэра Адриана Баулта она видит повсюду.
Мать. Я видела его в универмаге «Селфриджез».
Фут. Ну ладно…
Мать. Он покупал наволочку.
Фут (громко). Пожалуйста, не будем отвлекаться от дела! Которое оборачивается вот чем: после Магритта вы, по всей видимости, вернулись к своему автомобилю, припаркованному на Понсонби-Плейс, и двинулись в путь ровно в ту минуту, когда там в последний раз видели удирающего менестреля, а соответственно нетрудно предположить, что вы его поджидали и увезли с собой.
Харрис. Это чудовищное и совершенно голословное предположение, которое оборачивается бредом.
Фут. Был там какой-нибудь независимый свидетель, который мог бы подтвердить ваши слова?
Мать. Да… там был мужчина. Он махнул мне рукой, когда мы отъезжали.
Фут. Можете вы его описать?
Мать. Да. Он играл в «классы» на углу. На нем была просторная полосатая роба, как на каторжнике. Под мышкой у него была зажата дамская сумка, а другой рукой, с крикетной битой, он махнул мне.
Фут (пошатнувшись). Вы сможете его узнать?
Мать. Вряд ли. Он был в темных очках и хирургической маске.
Харрис выступает вперед, чтобы вернуть разговор на стезю здравомыслия.
Харрис. Моя мать немного запуталась, инспектор. Он не столько играл в классы, сколько был одноногим, а под мышкой он нес черепаху.
Фут. Чей череп?
Телма(ловко надевая на Харриса платье). Черепаху или же футбольный мяч — это был молодой человек в рубашке футболиста…
Харрис. Если дозволите вас прервать: этот человек едва ли был молод, судя по его седой бороде и — если не ошибаюсь — седым бакам.
Телма. Не хотелось бы заострять внимание на этом вопросе, но раз уж он поднят… Этот человек ковылял с такой прытью, на какую вряд ли способен дряхлый старик…
Харрис. Мне было хорошо видно через ветровое стекло.
Телма. Как раз шел дождь…
Харрис. Дворники работали исправно…
Фут. В любом случае этот человек независимо от его возраста, убеждений или пристрастий, видел, как вы отъезжали с Понсонби-Плейс сегодня в два двадцать пять?
Харрис. Боюсь, что нет, инспектор. Он был слепой и прокладывал себе путь белой тростью…
Телма. …футболист из «Уэст-Бромуич Альбион»… размахивал тросточкой из слоновой кости… ради Бога, Реджиналд, стой спокойно… и взберись-ка на стол, у меня спина разламывается…
Харрис, взбирается на низенький стол, позволяя Телме немного распрямиться.
Харрис. Моя жена немного запуталась…
Фут. Итак, у вас нет лучшего свидетеля, чем слепой седобородый одноногий футболист с черепахой. А как вы объясните наличие животного? Это была черепаха-поводырь?
Харрис. А нужны ли тут объяснения? Поскольку он слеп, он мог и не знать, что это черепаха. Он мог взять ее по ошибке — вместо, скажем, лютни.
Фут. Лютни?
Харрис. Или мандолины.
Мать. На самом деле это была сумка из крокодиловой кожи.
Фут. Боюсь, эти фантазии неприемлемы, несмотря на всю их живописность. У моей жены есть сумка из крокодиловой кожи, и я готов поручиться, что никто не спутает ее с музыкальным инструментом.
Телма. Стоп! Не двигаться! (Все замирают.) Я уронила иголку.
Харрис (глядя на часы). Бога ради, Телма…
Телма. Помогите мне найти ее.
Мать и Фут послушно опускаются на четвереньки вместе с Телмой. Харрис остается на столе. Мать и Фут оказываются лицом к лицу.
Мать. Инспектор, если человек, которого мы видели, был слепой, то где другой свидетель?
Фут. Какой еще другой свидетель?
Мать. Тот самый, который сказал полиции, что там был наш автомобиль.
Фут. Сударыня, вы затронули интересный вопрос. По иронии судьбы я сам живу на Понсонби-Плейс в доме четыре, и я видел из верхнего окна, как ваш автомобиль отъезжал от обочины.
МАТЬ. А менестреля вы, значит, не видели?
Фут. Нет, о нем я узнал позднее, когда пришел в участок и прочел показания старой леди. Он скрылся, должно" быть, буквально за мгновение до того, как я подошел к окну. Это и навело меня на мысль, что он, наверное, уехал в вашем автомобиле. Мне вспомнился желтый штрафной талон у вас на ветровом стекле, а остальное уже было проще простого. (Звонит телефон. Вставая и направляясь к телефону.) Ага, это сержант Поттер. Скоро мы узнаем, подтверждаются ли мои предположения фактами. (Фут берет трубку. Поиски иголки продолжаются. Харрис, облаченный в платье, терпеливо стоит на столе.)
