Какой вариант поведения вы выберете в чужом доме, такова и будет реакция хозяина на вас, учитывая, что последний достаточно милосердный. Люди что-то постоянно просят у Бога, забывая благодарить за то, что Он им уже дал.
Глаза Иконы
Дита стояла на коленях возле иконы Владимирской Божьей Матери. Заброшенный Храм давным-давно был закрыт, и внутри были пустые стены с паутиной в углах. Сюда приходили только те, кто знал, что недавно появилась икона, которую предположительно принес отец Иоанн, бывший служитель.
Дита рыдала, потому как в настоящий момент ее жизнь превратилась в сплошной ад. Тело постоянно сковывал паралич, отчего она не могла пошевелить руками и ногами, голова раскалывалась от пульсирующей боли в висках, ночью снились кошмарные сны, а днем начинались панические атаки. Несколько раз были обмороки.
Девушка молилась. Тишина храма успокаивала ее больное тело, и она погружалась в молитву, закрыв глаза.
Вдруг, она услышала шорох одежды, поняв, что в Храме не одна. Обернувшись, Дита увидела в полумраке батюшку, склонившего колени. Вокруг него было яркое свечение, образующее огненный круг. Оранжевые языки пламени росли в размерах, освещая черную рясу святого отца. Дита смутилась и отвела взгляд, обнаружив, что от нее тоже исходит свет, образуя круг, только более тусклый с пробелами пустоты.
А дальше разразилось страшное завывание, и по стенам заплясали черные тени, протягивая костлявые руки и шевеля скрюченными пальцами. Они выглядели так зловеще, что у Диты защемило сердце. Она начала молиться, видя, что они надвигаются на нее. спускаясь со стены.
В отчаянии девушка произносила Святые Имена, которые с каждым звуком отбрасывали черных чудовищ, не давая им возможности сойти вниз. Они корчились от боли, выворачивая на изнанку содержимое нутра. Однако их было так много, что черная толпа наступала, приближаясь к кругу, в котором отчаянно рыдала бедная Дита.
Отец Иоанн вскочил с колен и бросился к девушке.
– Пиши, дитя мое! Пиши, так они не подойдут! – он протянул ей тетрадку и карандаш.
Дита взяла их трясущимися руками, открыла тетрадь, завернув лист и начала писать.
– Пиши, – стал диктовать ей Иоан.
О Всемилостивая Госпоже Богородице, Небесная Царице, Всемощная Заступнице, непостыдное наше Упование! Благодаряще Тя о всех великих благодеяниих, в роды родов людем российским от Тебе бывших, пред пречистым образом Твоим молим Тя: сохрани град сей и предстоящия рабы Твоя и всю Землю Русскую от глада, губительства, земли трясения, потопа, огня, меча, нашествия иноплеменных и междоусобныя брани. Сохрани и спаси, Госпоже, Великаго Господина и Отца нашего, Святейшаго Патриарха Московскаго и всея Руси, и Господина нашего, Преосвященнейшаго епископа, и вся Преосвященныя митрополиты, архиепископы и епископы православныя. Даждь им Церковь Российскую добре управити, верныя овцы Христовы негиблемы соблюсти. Помяни, Владычице, и весь священнический и монашеский чин и спасение их, согрей сердца их ревностию о Бозе и достойно звания своего ходити коегождо укрепи. Спаси, Госпоже, и помилуй и вся рабы Твоя и даруй нам путь земнаго поприща без порока преити. Утверди нас в вере Христовей и во усердии ко Православней Церкви, вложи в сердца наша дух страха Божия, дух благочестия, дух смирения, в напастех терпение нам подаждь, во благоденствии – воздержание, к ближним любовь, ко врагом всепрощение, в добрых делех преуспеяние. Избави нас от всякаго искушения и от окамененнаго нечувствия, в страшный же день Суда сподоби нас ходатайством Твоим стати одесную Сына Твоего, Христа Бога нашего, Емуже подобает всякая слава, честь и поклонение со Отцем и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
И каждая буква, выведенная ее дрожащей рукой, горела огнем. На слове «аминь» девушка увидела, как горящие буквы выпрыгнув из тетради, бросились в темноту и заплясали на стенах, где черные чудовища медленно сползали вниз и растворялись в воздухе, издавая истошные крики. В буквах проявлялись святые лики, среди которых Дита узнала: Сергия Радонежского, Княгиню Анну и Ярослава Мудрого.
А когда икона на стенке вдруг завибрировала, Дита подняла глаза и увидела, что Богородица смотрит прямо на нее, и глаза ее сияют таким светом, что в них является вся мудрость Мира.
У Диты полились слезы, она поняла, что Матерь Божья спасла ее от гибели. В порыве она обняла отца Иоанна и еще больше расплакалась. Это были слезы счастья и победы.
Откуда всё началось
Я захожу в свою комнату далекого дома детства. Как же темно, но даже в этом полумраке отчетливо видны контуры ветхой мебели. Вот мой письменный стол, который стоит у окна, и картинки с женщинами-фотомоделями приклеенные на обоях силикатным клеем, безнадежно их испортившем. В юности я увлекался красивыми девушками, но не по-настоящему, а понарошку. Покупал всякие плакаты, календари, вырезал картинки из модных журналов с изображением полуобнаженных девиц и крепил на стену. Затем придумывал им имена и истории, в которых они были моими любовницами. Для каждой из них я даже писал четверостишия в знак ухаживания. Стихи, если сохранились, то лежат в первой полке письменного стола, в альбоме для рисования.
Слева от стола висит ковер. Такой советский разноцветный ковер, чтобы не дуло от холодной стены, а на нем сверху по контуру, где гвоздики календари с кошками. Это тоже своеобразные женщины, только более дикие и не приручаемые. Это моя ранняя коллекция, которую я собрал, когда мне не было еще четырнадцати.
Моя кровать. Застеленная зеленым гобеленовым покрывалом. Она шаткая и скрипучая – не могу поверить, что я когда-то на ней спал. Я поворачиваю голову дальше и вижу открытый платяной шкаф. Вон мое красное атласное одеяло в белом пододеяльнике, которым я укрывался и зимой. А это что? На вешалках висит моя серая рубашка и серые брюки. Рядом вешалка с синим пиджаком, а вот и синие джинсы. Странно, но это же моя нынешняя одежда, которую я ношу в данное время. Странно…
Я вспоминаю, что сейчас 2014 год, и эту одежду я купил сравнительно недавно. Серую рубашку и серые брюки я купил зимой, они достаточно теплые, чтобы ходить в офис. Синий пиджак неплохо с ними сочетается. А джинсы под пиджак я надеваю весной, этот стиль я подсмотрел у начальника юридического отела и решил перенять. Пиджак и джинсы предают мне особый шарм, если я завязываю к ним голубой галстук.
Но почему моя одежда находится в этом старом шкафу? В моей детской комнате, моего забытого дома и города, где я родился? Что она тут, черт побери, делает?
Мне становится невыносимо душно, и я открываю форточку. Наверное, я приехал в этот город, чтобы немного пожить воспоминаниями. Я все также хорошо помню свою квартиру. Здесь, по мимо моей комнаты, есть и другая. Комната моей матери. Я направляюсь туда. Неторопливо дергаю за ручку и открываю желтую с замазанным стеклом дверь. Это бывший зал, и он принадлежит моей матери.
Я захожу туда и вижу маму. Она лежит на кровати, ее голова покоится на высокой подушке. Она накрыта красным атласным одеялом в белом пододеяльнике, такие одеяла были у всех нас, и у отца тоже. Я не могу поверить своим глазам, что вижу ее перед собой.
– Мама.
Я произношу это слово очень четко, но мягко, с какой-то странной выстраданной нежностью, а на душе играет радость. В это прекрасное слово я вложил всю теплоту и счастье, переполняющее меня оттого, что я ее вижу. Она живая, и она передо мной! Только выражение лица матери почему-то строгое. Волосы сколоты заколкой, брови нахмурены. Я немного останавливаюсь, не решаюсь зайти.
– Заходи, – говорит она.
Я робко ступаю в пространство комнаты. Вон телевизор, который мы вместе смотрели. Мы обожали смотреть «Песню года», конкурс который проводили в Юрмале. Помню, смотрели и ставили ставки кто победит. Тогда победителем Юрмалы стал Александр Малинин, и песня «про быка» стала моей любимой. А вон шкаф мамы из желтого дерева, он как всегда закрыт на ключ. Журнальный столик, на котором разложены старые журналы «Здоровье». Ничего не изменилось.
Я разглядываю мать, а она не смотрит на меня.
– Ты пришел забрать свою одежду из шкафа, я знаю, – ее хриплый голос заставляет меня встрепенуться и смущенно отвести глаза. – Но учти, если ты ее заберешь, то тебе придется купить точно такую же и повесить туда обратно, – добавляет она строго.
Я открыл рот с желанием что-то сказать, но передумал. Потому что понял, что нахожусь в собственном сне, и чтобы я сейчас не сделал, это будет считываться и заноситься в Книгу Кармы. Нелогичность вещей и предметов, которые появлялись в одно время из разных эпизодов моей жизни, всегда подсказывали мне о том, что я нахожусь в другом измерении, а точнее во сне.
Я начал лихорадочно соображать, что же мне делать и как разгадать знаки, которые показывает мне мой сон. Во что бы то ни стало мне надо было не совершить ошибку, чтобы не попасть на крючок. Я рисковал прожить поворот Судьбы во сне, и тем самым сжечь кусок Кармы в реальности. Такой шанс мне давался Богом, и я в этом уже не сомневался.
