— Зачем повторять дважды, — вежливо ответил Алексей, — на службе я не пью.
На самом деле он уже пожалел, что отказался, не из-за водки, нет. Слюна потекла из-за брусники, запотевшей в тепле, крупной, багровой, с беловатым бочком, подернутой подтаявшим снежком. Видно, только что с ледника подняли.
Он прямо-таки ощутил и этот колючий ледок на языке, и кисло-сладкий, с едва заметной горчинкой сок, который так и брызнет в рот, стоит сдавить ягодку зубами…
Кретов с досадой посмотрел на него, сунул руку за пазуху, вытащив оттуда измятый конверт, и помахал им перед носом Алексея.
— Вчера я получил очередное подметное письмо, в котором мерзавцы требуют с меня уже триста тысяч рублей, а если я не выполню их требования, то сожгут мой пароход «Амур», а «долг», как они называют, возрастет до трехсот пятидесяти тысяч.
— Так вы действительно должны кому-то?
— Никому и ничего я не должен! — Купец в сердцах отбросил конверт. — Мне должны, и много, но все в разумных пределах. Я своих должников не жму и тем более не шантажирую. И поэтому ума не приложу, кто эти негодяи и с какой стати они вздумали играть со мной в кошки-мышки!
— Вы сказали, что получили очередное письмо. А когда было первое и что в нем говорилось?
— В начале марта. Кажись, пятого числа, — наморщил лоб Кретов. — Ну да, пятого! Макар — охотник мой — еще прискакал с заимки, говорит, волки совсем одолели…
Ну да это к делу не относится! — махнул он рукой. — Только в тот момент, когда Макар мне про волков докладал, и принесли то, первое письмо. Я его прочитал и в клочья изодрал, только через три дня, это такой срок мне определили, заимка-то и сгорела, Макар едва успел выбраться. К собакам сучку подпустили, она их в лес увела, а избу хворостом обложили, полыхнула сразу со всех сторон, а через день, для острастки, видно, еще петуха пустили. Сгорели сеновал с сеном и два стога.
— И что же? Вы заплатили эти деньги?
— Еще чего! — побагровел Кретов. — Накося выкуси им, а не мои денежки, — сложил он приличных размеров кукиш и выставил его в сторону окна. — Я за эти деньги горбатюсь день-деньской, ногу вон сломал, когда деляны лесные объезжал, и какой-то погани ни за что ни про что их отдать? Подарить? Нет уж, ни за какие коврижки!
— Но возможно, стоило заплатить, денег в первый раз они наверняка попросили не так уж много, а неприятностей оттого, что вы не заплатили, произошло больше.
— У меня есть гордость, и я не потерплю, чтобы о меня вытирали сапоги какие-то ублюдки, — произнес сердито Кретов.
— На это и был весь расчет. Вы станете гордиться своей неуступчивостью, а они — раскатывать вас на все большие и большие суммы.
— Кишка тонка, — буркнул Кретов.
— Хорошо, давайте тогда уточним: сколько всего было подметных писем и чем конкретно угрожали вам неизвестные злоумышленники? — сдался Алексей, понимая, что упрямства у Кретова никак не меньше, чем гордости.
— Это — пятое! — кивнул на конверт Кретов и прижал его ладонью. — Начинали с пятидесяти тысяч, теперь обнаглели до такой степени, что требуют уже триста. — Он болезненно скривился. — По правде, убытков они мне нанесли уже тысяч на сто, если не больше. Сам посуди, — он принялся загибать пальцы, — заимка и сено сгорели ясным пламенем, затем санный обоз с продуктами и мануфактурой для прииска под лед спустили, после лавку со всем товаром на «Неожиданном» запалили. Саму-то лавку отстояли, но товар тысяч на двадцать весь попортился, а полмесяца назад баржу с лесом керосином облили, три дня костром горела.
Теперь поперек реки один скелет торчит. Да еще рыбный обоз по дороге раскатали. Днища у бочек выламывали и соленую рыбу на землю вываливали. Я через неделю на том месте побывал. Вонища, скажу тебе, несусветная, мухи глаза выбивают! — Он яростно оскалился и с силой ударил кулаком по столешнице, так что подпрыгнули пепельница и малахитовый письменный прибор. — Я их сам, как эту рыбу, по земле раскатаю и мухам жрать оставлю!
— Вы кого-то подозреваете? — спросил Алексей.
— В том-то и дело, что нет, — посмотрел Кретов исподлобья. — Ума не приложу: кому это надо? Если б не нога, — проговорил он тоскливо, — я бы эту нечисть из-под земли бы вырыл и в ту же землю урыл! Видел Данилу?
У меня таких орлов две дюжины! Вмиг любому голову свернут!
— Что ж тогда позволили обозы разгромить, если у вас такая сильная охрана? — осторожно справился Алексей.
— Да кто ж знал, что они на подобную мелочовку позарятся? — удивился Кретов. — Мои орлы золото да серебро охраняют, когда его с приисков везут. Там даже мышь не проскочит, не то что варнаки какие!
— И все же их должны были видеть возчики, сторожа…
Просто так вы же обозы не выпускаете? И на прииске люди кругом. Неужто никто ничего не заметил?
— Да заметили, чего не заметить! — махнул рукой Кретов. — Сторожа рассказывали: пять человек видели, а по кустам еще с десяток, не меньше, пересвистывались.
— Рассказывать они умеют, — усмехнулся Алексей, — тем более со страха что только не покажется.
— Я понимаю, — вздохнул купец. — Я и сам бы так подумал, но сторожа-то разные, а показывают одно и то же: пять человек нападают, а остальные по кустам хоронятся, подходы охраняют.
— А какие-то особые приметы жуликов запомнил кто-нибудь?
— Да что там за приметы? — пожал плечами Кретов. — Крепкие, здоровые все, один, правда, роста небольшого, а остальные, говорят, моему Даниле под стать. На лицах маски черные, и одеты все как один в синие армяки и ичиги из оленьей кожи, а зимой в нагольные полушубки и сапоги на овчине. Вооружены пистолетами и саблями, чтобы лошадям постромки рубить. Людей не трогают, уложат всех мордой в землю, кушаками руки свяжут, и все.
— Что ж вы раньше в полицию не обратились?
— А, — скривился в пренебрежительной ухмылке Кретов, — все равно не найдете. Я и сейчас к Тартищеву обратился по старой памяти, по молодости он меня часто выручал, когда по пьяни, бывало, «под шары» попадал. Если б ногу не сломал, ни в жизнь бы с полицией не связался!
— И что вы от нас тогда хотите?
— Чтоб всенепременно нашли этих жиганов! — Кретов откинулся головой на спинку кресла и обвел Алексея фамильярным оценивающим взглядом. — Возьмись-ка ты, Алексей, за это дело, а? Я отблагодарю…
— Это не я решаю, но передам Федору Михайловичу ваши пожелания.
— У вас в полиции все такие зануды? — справился Кретов. — Я в твоем возрасте водку графинами пил и по три бабы в ночь любил.
— Каждому — свое, — усмехнулся Алексей и поднялся со стула. — Позвольте раскланяться. Время, отведенное мне на визит, уже на исходе. Уверяю вас, что изложу ваше дело Федору Михайловичу во всех подробностях. И ему решать, кто на самом деле им займется.
— Ну что ж, бывай! — кивнул ему Кретов и крикнул:
— Данила, проводи гостя! — И когда тот появился на пороге, перекинул Алексею конверт:
— Забери, авось что разглядите вместе с Тартищевым…
Уже минуя ворота, Алексей оглянулся. На одном из окон второго этажа дернулась штора, и ему показалось, что мелькнуло зеленое платье. Он пригляделся. Анфиса, прикусив платок зубами, наблюдала за ним. Некоторое время они поедали друг друга глазами. Анфиса не выдержала первой. Злобно рванув платок изо рта, она отскочила в глубь комнаты. Следом на окно опустилась тяжелая штора. Усмехнувшись, Алексей шагнул за ворота.
Глава 3
— Что-то мне здесь непонятно, — произнес задумчиво Тартищев, разглядывая измятый конверт с подметным письмом Никодиму Кретову. — Слухи, что теребят купчилу, до меня и раньше доходили, но он помалкивал, а мы не настаивали. Зачем нам лишние заботы, если он сам о себе не тревожится. Но, видно, славно припекло, если к нам за помощью бросился. И не нога здесь причиной. Что ему мешало при здоровой ноге с негодяями расправиться? Нет, здесь гораздо серьезнее. Почувствовал Никодим Корнеевич, что жареным запахло, вот и послал за нами. А сломанная нога — повод, чтобы мы его в слабости не обвинили.
— Так, может, это Каленый шалит? После нашей облавы он на Каинск ушел. На него похоже подметные письма подбрасывать. Помните, он пол-Серафимовки сжег, когда тамошний урядник двух его паскудников в «холодную» посадил? — предположил Вавилов.
— Нет, вряд ли Каленый, — покачал головой Тартищев. — Я и сам поначалу так думал. Потом смотрю, здесь совсем другое дело. Выборочно работают разбойнички. Получается так, что нападают только на обозы Никодима Кретова, причем не забирают товар, а стараются уничтожить его, словно мстят ему за что-то. Но кто бы это мог быть?
Мы с исправником уже обсуждали этот вопрос, но он велел мне не суетиться, пока Кретов сам не обратится в полицию за помощью.
— Да, похоже на месть, — кивнул головой Вавилов. — Но как же крепко надо было насолить кому-то Никодиму Корнеевичу, чтобы этот неизвестный решился создать шайку и пойти на разбой. Неужто он кого разорил?
