ртуть поднимается, пока вы смотрите, пока не взорвется прямо сверху. Это то, что я имею в виду. Происходит устойчивое и быстрое продвижение к оргазму, и это совершенно новый опыт. Я имею в виду, что обычно я чувствую, что приближаюсь, затем оно немного ослабевает, а затем я чувствую, что приближаюсь немного сильнее. Не в этот раз. На этот раз наблюдается устойчивый прогресс. Думаю, в геометрии это назвали бы линейной прогрессией.
Ух ты.
Ух ты, я такая наивная идиотка, что использую математические термины для описания оргазмов. Спасибо, мама.
Однако любое раздражение, которое я могла чувствовать по отношению к себе, через мгновение исчезает, потому что наступает оргазм. Я имею в виду, это поражает меня так же, как ударяет сбежавший поезд. Это чертовски шокирует. У меня нет никакой реальной…То есть, я думаю, я продолжаю говорить, что у меня нет никакой точки отсчёта, ничего, с чем можно было бы сравнивать опыт. Что ж, с тех пор, как я вернулась домой и уговорила папу давать мне уроки, я испытывала массу оргазмов. Никто из них не похож на этот.
Я не знаю, связано ли это с тем, что большая выпуклая верхушка этого вибратора больше бейсбольного мяча и покрывает практически всю мою киску, а не только клитор, но такое ощущение, что эта кульминация всеобъемлюща, как и наращивание. Схватки кажутся сильнее, и расслабление тоже сильнее. Я не плачу из-за того, насколько это новый опыт. Я имею в виду, я думаю, что могла бы закричать, если бы захотела, но меня просто охватывает удовольствие, которое накатывает на меня волна за волной.
Наконец мне удается прошептать:
— О, папочка. Папочка. Несколько секунд спустя он убирает вибратор и наклоняется, чтобы поцеловать меня.
Наклоняется, чтобы поцеловать свою хорошую девочку.
Глава пятая
Дрейк.
Я думаю, что я, должно быть, немного садист.
Как еще я могу получить такое удовольствие от ее попрошайничества.
— Папочка! Папочка! Пожалуйста! Слишком!
В ответ я сильнее прижимаю палочку к ее киске. Она трясется. Она сейчас в муках своего четвертого оргазма подряд, и я так возбужден, что единственная причина, по которой я не собираюсь навязывать ей пятый, заключается в том, что я уверен, что если я это сделаю, я протараню свой член в ее девственную киску без каких-либо колебаний.
Конечно, я говорю ей не это.
Я убираю вибратор и выключаю его, когда она задыхается.
— Папа… — выдыхает она. — Ох… ох, папочка… папочка…
— И что ты собираешься делать сегодня, маленькая девочка? — спрашиваю я.
— Что угодно, папочка, — выговаривает она. — Что-нибудь, что ты… — она не может закончить.
Я даю ей секунду или две, а затем говорю:
— А чего ты не будешь делать сегодня, маленькая девочка?
Она пытается.
— Я… папочка… я не буду… я… папочка.
Я даю ей попробовать некоторое время, а затем, когда она, наконец, просто не может продолжать говорить, я снова прижимаю вибратор к ее киске. Он не включен, так что это просто угроза. Она в панике кричит:
— Я не буду умолять тебя трахнуть меня!
Я чуть не кончил только потому, что она использовала ненормативную лексику. Она все еще очень невинная девушка, и услышать такой мир из ее уст случается очень, очень редко. Я убрал вибратор и наклонился, чтобы поцеловать ее.
— Хорошая девочка, — говорю я.
Она издает счастливый смешок. Я не знаю, почему это заявление так сильно на нее повлияло. Хотя так всегда бывает. Каждый раз, когда я называю ее хорошей девочкой, она становится такой счастливой, вот-вот взорвется.
— Я твоя хорошая девочка, папочка, — говорит она со смехом в голосе.
— Хорошо, почему бы тебе не принять приятную длинную ванну, чтобы помочь своему телу почувствовать себя немного лучше, сладкая, а затем, когда ты закончишь, я отвезу тебя куда-нибудь. Куда ты хочешь?
Ее глаза загораются, и она говорит:
— Куда угодно, папочка!
Я знаю гриль-бар с развлечениями и говорю:
— Хорошо, поужинаем в знакомом мне месте. Тебе нравится кантри-музыка?
Она закатывает глаза.
— Папа, я едва могу вспомнить песни, которые слушала перед тем, как мама отослала меня. Не знаю, понравится ли мне это!
— Что ж, узнаем, — говорю я с улыбкой.
А потом я задыхаюсь, потому что чувствую на себе ее руку.
— Но, папочка, разве мне не следует сначала позаботиться о тебе?
Я делаю глубокий вдох, и усилие воли, необходимое для того, чтобы протянуть руку и убрать ее руку, должно принести мне какой-то трофей.
— А как насчет того, когда мы вернемся с ужина, Одри?
Она хихикает, потому что знает, как глубоко ее прикосновения влияют на меня и как я отчаянно нуждаюсь в освобождении прямо в эту самую секунду. Однако она улыбается и весело говорит:
— Хорошо, папочка, но не передумай.
Затем она скатывается с кровати. Она немного неуверенно стоит на ногах на протяжении нескольких шагов, и я не могу не представить, насколько она будет неустойчива, если я ее глупо трахну. Я прогоняю мысли из головы и направляюсь в гостиную. Мне нужно придумать, что делать с этой маленькой девочкой. Мне нужно найти способ справиться с этой ситуацией, и прямо сейчас я терплю неудачу на каждом проклятом фронте.
Либо так, либо я продвигаюсь к чертовски ошеломляющему успеху.
Глава шестая
Одри.
Глаза папы полны похоти, поэтому, когда он говорит:
— Сними это платье, Одри, — я думаю, что наконец-то это оно. Я отдам ему свою девственность. Я немного нервничаю и очень рада этому. Я этого не жду!
Думаю, я права, когда он говорит:
— Теперь мы собираемся сделать то, чего не делали раньше. Сними лифчик.
На мне каблуки, чулки, пояс с подвязками и лямки. Да. Вы правы. Про трусы я ничего не говорила. Прежде чем мы вышли,
