Доминика поправила очки в красной оправе на носу, на ее коже был пот.
— Тогда у нас тридцать семь кандидатов.
Тридцать семь лошадей были в плохом состоянии, чтобы их купил владелец с репутацией, но у них еще был шанс на спасение и реабилитацию, если мы купим их, а не покупатели мяса.
— Сколько мы можем позволить? — спросила я.
— Зависит от того, как те бездушные гады поднимут цены… — она прикусила губу. — Шесть.
Я сжала кулаки. Мне не нравилось это. Я это ненавидела.
— Спасибо, что пришла, Сейбер, — прошептала Доминика. — Знаю, это тяжело.
Я заставила себя расслабиться.
— Я рада, что могу помочь.
Мы с Гретой работали по очереди. Мы не могли справиться с аукционами подряд. Я не знала, как Доминика это выносила. Да, мы спасали несколько лошадей каждый раз, но на каждую спасенную лошадь мы видели, как еще дюжина пропадала в грузовиках, едущих на бойню.
Обычно Рикр приходил со мной, но в этот раз я попросила его остаться дома. Теперь я знала, что у него были силы разбить всю операцию, и брать его с собой было слишком заманчиво.
Мы с Доминикой пошли к зданию аукциона. Я смотрела на каждую лошадь по пути, оказывая им услугу, признавая их существование, их драгоценные жизни, которые многие считали бесполезными.
— Колби переезжает в Онтарио, — резко сказала Доминика.
Я повернула к ней голову.
— Когда?
— Середина августа. Его приняли в университет в Торонто.
Колби был частым волонтером в приюте. Хоть он не очень много знал о фермерских зверях, он всегда трудился над заданиями, которые мы ему давали. У нас были другие волонтеры, но они приходили, когда могли.
— Вот повезло ему, — буркнула я.
Она кивнула, выдавливая улыбку.
— Нам нужен кто-то, кто займет его место.
Проще сказать, чем сделать. Многие волонтеры приходили поиграть с козлятами или вычесывать лошадей, но обнаруживали, что работа, с которой нам была нужна помощь, не была веселой. Убирать загоны и мыть полы не было гламурно.
— Я думала… — Доминика помедлила, взглянув на меня, — … не хочет ли Зак быть волонтером?
Его имя, прозвучавшее внезапно, было как удар по солнечному сплетению — я старалась не думать о нем — но удивление быстро прошло, я нахмурилась.
— Откуда ты знаешь его имя?
— О, — она неуверенно улыбнулась. — Разве он не упоминал его?
— Упоминал что?
— В тот день, когда ждал тебя с работы для свидания в горах…
Свидание в горах? Она говорила о походе в горы для убийства Дюллахана, ворующего сердца, пока он не убил снова?
Доминика все еще говорила:
— …представился и спросил, мог ли помочь. Я за полминуты поняла, что он знает, как вести себя с лошадьми. Он — трудяга.
Я чуть не потерла рукой лицо, вспомнив в последний миг, что мои ладони были в пыли.
— Почему ты не сказала раньше?
— Я не думала, что ты не знала. Я решила, что он рассказал тебе об этом.
— Он сказал тебе, что мы встречаемся?
— Нет, — она коснулась моей руки. — Прости, я не должна была делать выводы.
Я поняла, почему она так решила. Она наткнулась на меня и Зака, целующихся так, словно мы могли вот-вот сорвать друг с друга одежду, а потом он остался на ночь, помогал на ранчо весь день, а потом он ждал меня на «свидание».
Она вздохнула.
— Но это обидно, потому что он — самый красивый жеребец, какой был на моем ранчо.
Я закатила глаза.
— Его характер с этим не вяжется.
— Да? Он не был общительным, но он был отличен с лошадьми. Нежный и терпеливый.
Я видела пару раз, как он общался с нашими лошадьми, и не могла спорить.
Поняв три дня назад, что Зак пропал без слов, я сначала ощутила сильное желание выследить его и все высказать ему. Но я не знала, куда он ушел, и не хотела общаться с ним, так что даже не пыталась его найти.
Это меня разозлило.
С тех пор я старалась не думать о нем, и я хорошо справлялась, пока Доминика не упомянула его.
Я опомнилась, когда мы подходили к зданию аукциона. Впереди двое крупных мужчин в рубашках в пятнах смеялись, и мои пальцы сжались, хотелось вонзить им нож между ребер. Покупатели мяса, бессердечные гады.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Если бы их убийство что-то меняло, я бы это сделала. Если бы разгромленное здание аукциона могло спасти лошадей, я попросила бы Рикра превратить это место в ледяной Армагеддон. Но это ничего не исправило бы. Не так далеко была дюжина других аукционов скота, лошадей просто перевезут на другой аукцион и все равно продадут. Даже если бы я могла забрать всех лошадей в приют, у нас не было места, рук или денег, чтобы заботиться о них.
Я дышала сквозь острую вспышку бессилия. У меня теперь было больше сил, но этого не хватало, чтобы изменить то, что было важно. Хотя я могла найти способ, чтобы эти покупатели мяса истекли кровью до конца дня.
Мы с Доминикой уже собирались пройти в открытые двери здания аукциона, когда вопли паники донеслись из загонов. Мы повернулись на звук.
— Что происходит? — спросила она.
Шум доносился из той же стороны, где я осматривала гнедую кобылицу и пегого коня.
— Я проверю, — сказала я. — Иди.
Она кивнула, и я побежала туда, откуда мы шли. Чем дальше я бежала, тем больше волновались лошади в загонах — закатывали глаза, прижимали уши, толкались и задевали металлическую ограду.
— У кого есть пистолет? — крикнул кто-то.
— Скорее…
Хриплый вопль жеребца заглушил другие звуки, я двигала ногами быстрее.
Лабиринт оград и загонов резко закончился, и пустое поле тянулось к линии деревьев, лес спускался по склону горы. Группа мужчин, из которых у нескольких были футболки-поло с логотипом аукциона, кричали и махали руками, словно пытались что-то отпугнуть. Раздался еще один вопль, а за ним звон металла.
Я ожидала увидеть лошадь, которая пыталась вырваться из загона, и я застыла от шока, увидев, что черный жеребец пробивался в загон.
Не просто жеребец.
Его шерсть блестела, как обсидиан, мышцы двигались на каждом дюйме его восхитительного тела. Шелковистая грива ниспадала с его изогнутой шеи, и его длинный хвост тянулся как черное знамя. Он был высотой в двадцать ладоней, но он был построен как лошадь для выступлений, а не тягловая лошадь.
Он был прекрасен… и он злился.
Он повернулся и ударил задними ногами. Его копыта вонзились во врата загона. Калитка сорвалась, упала на землю. Жеребец ворвался в загон, напугав пять лошадей внутри. Он зашел за них и укусами острых зубов послал лошадей бежать в поле.
Он легко перемахнул через ограду, попал в следующий загон. Еще удар, и другая калитка сломалась.
Он выгнал еще трех лошадей в поле, и у меня возникла безумная мысль, что жеребец спасал других лошадей. Но не было таких умных лошадей.
По крайней мере, среди смертных.
— Проклятый жеребец вернулся! — закричал мужчина. — Убейте его в этот раз!
Выстрел оглушил меня, вывел из транса. Мужчина с ранчо направил ружье на жеребца и выстрелил снова, но я сжала дуло и направила вверх, так что он промазал. Я вырвала ружье из его ладоней и побежала, игнорируя крики мужчин.
В ушах звенело, я перемахнула ограду, ружье было в одной руке. Я побежала по пустому загону к жеребцу в соседнем. Его изящная черная голова повернулась ко мне, его оранжевые глаза вспыхнули, как угли.
Бросив ружье, я прыгнула на забор, бросилась на голую спину жеребца-фейри.
Я рухнула на его спину, воздух вылетел из легких. Только из-за того, что мой прыжок удивил его, я смогла сесть и сжать ногами его бока до того, как он издал вопль и встал на дыбы. Он был возмущен из-за меня на спине сильнее, чем Тиллиаг.
Я схватила его за гриву, послала ему мысль:
«Тебе нужно уходить отсюда! Они тебя застрелят!».
Он опустил голову. Я склонилась, он яростно брыкался.
«Я помогаю тебе!» — закричала я. Со мной на спине работники аукциона не будут стрелять — я на это надеялась.
Он повернулся, пытаясь сбросить меня, встал на дыбы снова, откинул голову, пытаясь ударить меня по лицу. Передние копыта били, он встал на дыбы сильнее, его спина была почти вертикальна, и я едва держалась.