Валера обошел здание станции и пошел вдоль полотна железной дороги.
* * *
Валера купил в ларьке три пирожка с мясом, съел, не отходя далеко, бросил замасленную бумажку под ноги. Рядом был ларек «звукозапись». Валера подошел. В витрине были выставлены написанные от руки, шариковой ручкой, списки. В ларьке сидел парень лет двадцати пяти, с оспинами и прыщами на щеках.
– Сколько стоят кассеты? – спросил Валера.
– Они так не продаются, только с записью.
– А сколько с записью?
– Десять рублей девяносто минут.
– А когда будет готова запись?
– Дня через три. А что ты хочешь записать?
– Еще не знаю.
– Запиши «Лондон бойс». Ничего темы. Или тебе только наши нравятся?
Из здания станции вышли два милиционера, остановились на ступеньках, оглядели площадь. Валера уткнулся носом в списки, обошел ларек, как будто читая, быстрым шагом пошел прочь.
* * *
Валера шел мимо путей, занятых товарными вагонами.
– Э, пацан!
Валера вздрогнул, обернулся. Из открытой двери вагона выглядывал молодой мужик в телогрейке, стриженный налысо.
– Выпить хочешь?
Валера пожал плечами.
– Что ты, как целочка, ломаешься? Залазь!
Валера подошел к вагону, мужик протянул ему руку, помог забраться. В пустом вагоне сидел еще один стриженный налысо, постарше. На расстеленной газете стояли две бутылки водки, лежал нарезанный зельц и черный хлеб.
– Садись, будь как дома! – сказал молодой.
Валера присел на грязный пол.
– На! – Молодой протянул ему бутылку. – У нас все по-простому, стаканов нет…
Валера сделал глоток, сморщился, взял с газеты кусок зельца, прожевал.
– А мы с Петровичем только два дня, как откинулись… В Шклове были на зоне. Знаешь?
Валера кивнул.
– Выручишь трохи? Хоть червончик, а? А то мы, что выдали, все ж пропили – сам понимаешь… А надо ж еще до дому доехать…
– Червонца не будет… Трульник пойдет? – Валера покопался в кармане, вынул мятую зеленую купюру.
– Да сколько не жалко… Ты ж понимаешь, мы так, по-нормальному… – Мужик спрятал деньги в карман серых грязных брюк. – Ладно, надо еще по пять капель, да? Тебе, Петрович, по старшинству…
Он взял бутылку, подал Петровичу. Петрович сделал долгий глоток, рыгнул, взял корку хлеба, понюхал.
– Ну, за все доброе…
Молодой тоже отпил. В бутылке осталось на дне. Он передал ее Валере. Вагон резко тряхнуло, и он поехал.
– Не сцы, – сказал Петрович. – Это только до станции – туды, сюды… Пей, а то грошы не будут вестись…
Валера выпил, поставил бутылку на пол. Она упала, покатилась по вагону. Поезд набирал ход.
– Я когда у стройбате служил, у нас че-пэ было, – сказал молодой. – Один салага ебанулся, расстрелял шесть человек «стариков» и овчарку…
– А овчарку нашто? – спросил Петрович.
– Откудова я знаю? Я ж говорю – ебанулся… Но они его, конечно, пиздили, в жопу торканули…
Валера повернулся к открытой двери. Состав ехал по мосту. Мелькали опоры. Молодой взял бутылку, подошел сзади к Валере, ударил по голове. Валера растянулся на полу. Молодой сунул руку в карман куртки, нашел пятерку, несколько смятых рублей и мелочь, положил себе в карман.
– Не особо, да? – Он поглядел на Петровича.
Петрович кивнул. Молодой вынул из кармана телогрейки складной нож, вытащил лезвие, несколько раз ударил Валеру в грудь, подтащил к двери, столкнул вниз. Состав ехал мимо свежевспаханного поля.
Кожа
(повесть)
Поезд катится по промзоне, мимо серых стен, за которыми видны заводские цеха. Вдалеке дымят трубы.
Маша сидит в общем вагоне, смотрит в окно. На голове – наушники. Ей лет двадцать, она в черном свитере под горло, волосы собраны в хвост.
Поезд замедляется. В окне – несколько рядов рельсов, составы товарных вагонов. Дернувшись, поезд останавливается. Маша встает, набрасывает куртку, берет сумочку, идет по проходу.
На перроне Маша достает из пачки тонкую сигарету. Щелкает зажигалкой, выпускает дым.
– На вокзалах курить запрещено.
Маша оборачивается.
– Я знаю.
Рядом стоит парень. Под расстегнутой курткой – спортивная кофта. Он тоже курит.
– Привет, – говорит парень.
– Привет.
– Тоже в Ебург?
Маша кивает головой. Делает затяжку, оглядывается по сторонам. Бросает сигарету под вагон, на рельсы. Тепловоз дает гудок.
* * *
За окном – пустые поля и серое небо. Парень сидит рядом с Машей.
– …я – на соревнования… Самбо.
– И давно ты занимаешься?
– Десять лет.
– А как ты начал? Тебя что, в школе обижали?
– Нет. Это было бы банально. Нет, такого не было. Просто захотел, родители не возражали. Даже, в общем, поддержали. Они вообще меня практически во всем поддерживают…
– Ты это говоришь так, как будто это плохо…
– Нет, не плохо… Может, иногда немного скучно…
– Извини, я не помню, как тебя зовут…
– Ничего страшного. Кирилл.
Маша кивает.
Позади разговаривают две тетки.
– …и, значит, задали им сочинение: «Как я провел лето»…
– На английском? В пятом классе?
– Ну да. И знаешь, чтó он умудрился сделать? Он написал его по-русски, но английскими буквами…
– В смысле, это он так пошутил?
– Да нет, он думал, что так надо. Вот и делай с ним, что хочешь…
* * *
За окнами – снова промзона. Из труб идет дым. Серый забор покрыт граффити.
… – достаточно банально, – говорит Кирилл. – Все, что было хорошего, вдруг, как бы, испарилось… И нам стало просто нечего делать вместе. Поэтому друзьями мы не остались… Ты веришь, что можно остаться друзьями?
– Ну, друзьями, может, и нет. Но сохранить нормальные отношения…
– А зачем? Если у вас было что-то большее… И тут какие-то «нормальные отношения»…
– Это в тебе говорит юношеский максимализм.
– Хорошо, пусть говорит. Я не против иногда его слушать. – Кирилл смотрит на часы. – Через десять минут прибываем. Где живет твоя подруга?
– Улица Московская.
– Я могу тебя проводить.
– Не надо…
– Почему не надо? Или тебя встречают?
– Нет, не встречают.
– Почему тогда?
– Ладно, проводи.
* * *
Кирилл и Маша идут мимо желтой пятиэтажки, позади – здание вокзала. Кирилл – с рюкзаком, на плече – спортивная сумка. Маша останавливается у подземного перехода.
– Подожди минутку, – говорит Маша. – Мне нужно кое-что купить.
Она протягивает руку к сумке.
– Зачем? Я подержу…
– Мне нужно…
Маша забирает сумку, накидывает на плечо.
– Я сейчас.
Она идет к подземному переходу, спускается в него.
Кирилл опускает рюкзак на тротуар. Смотрит по сторонам – на машины и маршрутки на привокзальной площади, памятник, гостиницу через улицу. Достает из кармана сигареты, щелкает зажигалкой, закуривает. Выпускает дым.
Мимо идет пьяный мужик с бутылкой пива. Он останавливается, улыбаясь, глядит на Кирилла.
– Я вокзалы терпеть ненавижу, – говорит мужик. – Вот скажи мне, что ты здесь делаешь, а?
Мужик подносит бутылку ко рту, делает глоток. Кирилл отворачивается. На другой стороне улицы быстрым шагом идет Маша, удаляется от вокзала. Кирилл закидывает рюкзак на плечо, бежит к подземному переходу, спускается, перепрыгивая через ступеньки.
В переходе Кирилл натыкается на медленно идущую пожилую женщину, едва не сбивает ее с ног. Бормочет «извините», бежит дальше. Продавщица из палатки смотрит ему вслед, затягиваясь сигаретой.
Выбежав из перехода, Кирилл останавливается. Маши не видно.
* * *
Кирилл сходит с эскалатора метро. На платформе, далеко впереди, стоит Маша. Прибывает поезд. Кирилл бежит в ее сторону. Сталкивается с людьми, выходящими из вагонов. Заскакивает в тот же вагон, что и Маша. Пробирается через толпу пассажиров, останавливается перед ней. Маша поднимает глаза.
