— Не уговаривайте. Все равно не позволю. А если что случится?
— Но, товарищ Тадессе, нельзя же писать об отрядах самообороны из вашего кабинета!..
— Нет, нет и еще раз нет! — отрицательно качал головой Тадессе Асфау, председатель одного из столичных кебеле.
Этот спор разгорался снова и снова, и потребовалась не одна неделя, прежде чем председатель согласился на мое участие в патруле. Договорились, что мне нужно быть на месте сразу после обеда, чтобы вернуться домой задолго до наступления комендантского часа, действующего с полуночи в столице и других городах уже не первый год.
Во дворе штаба, над воротами которого развевались трехцветный национальный флаг Эфиопии и красное знамя революции с серпом и молотом, собрались человек двадцать. На рукавах потертых пиджаков, синих спецовок и застиранных до сизой белизны рубах красные повязки, через плечо перекинуты дулом вниз винтовки. На всю группу два автомата — у командира отряда и лучшего стрелка, а террористы, к слову сказать, вооружены самым современным оружием, которое поставляют им через третьи страны западные державы, организовавшие крестовый поход против новой Эфиопии.
Меня прикрепили к патрулю из трех человек, и, конечно же, с нами отправился Тадессе Асфау, все еще, видно, коривший себя за необдуманный шаг. Несколько часов наш патруль бодро топал резиновыми полукедами и стоптанными сандалиями по кривым и донельзя запутанным переулкам.
Люди приветствовали нас как старых добрых знакомых, и мы явно не служили помехой привычной жизни рабочего района. Возле домов женщины стирали в тазах белье, звонко перекликаясь с соседками, толкли в деревянных ступах тефф — вид проса, из которого пекут вкусные лепешки, варили ужин на открытом огне. Ловя последние лучи угасающего солнца, стучал молотком сапожник, во дворе проглядывался ткач у станка, а невдалеке неспешно переговаривались трое вышивальщиков, склонившихся над тканью. Большинство мужчин, как и подобает представителям сильного пола в африканских странах, отдыхали за рассудительной беседой, прочно засев за столиками кафе.
Из-за невысокого забора донеслось пение.
— А-а, да вы еще этого не видели, — воскликнул Тадессе Асфау. — Обязательно надо посмотреть. — И он отворил ворота, возле которых остановились его спутники.
Во дворе десятка три мальчишек и девчонок пяти-шести лет, в красных пилотках, старательно выводили: «Студенты, крестьяне, рабочие и солдаты ведут борьбу с тремя врагами — империализмом, феодализмом и капитализмом, борьбу трудную и суровую, но исход ее для нас ясен — мы победим!» На стене в коридоре висели портреты В. И. Ленина и новый герб революционной Эфиопии, увитый колосьями. В классной комнате под руководством молоденькой учительницы шел урок арифметики: маленькие ученики разбирали на аккуратные кучки жестяные крышки от бутылок с лимонадом, служившие им счетами.
— Наш детский сад, — с гордостью представил Тадессе Асфау. — Раньше дом принадлежал помещице, а сейчас его передали детям. Такие сады создаются при каждом кебеле, чтобы высвободить женщин для работы на производстве и общественной жизни. Прежде у нас, в сущности, не было детских садов и яслей.
Если и были, то для богатых, для тех, кто мог внести непосильную для рабочего человека плату за содержание ребенка. А теперь правительство разработало широкую программу строительства детских учреждений.
Понимаете, — втолковывал Тадессе Асфау, когда мы снова вышли на улицу,— вот в этом, по-моему, и есть то новое, чего не хотят замечать в нынешней Эфиопии ее недруги. Впервые труженики получили власть, и эта власть используется в интересах народа. Возьмем, к примеру, наше кебеле. Вы видели кооперативный магазин, где по твердым ценам можно купить основные продовольственные товары, кое-что из одежды и обуви, а прежде лавочник драл бы с нас втридорога. Мы же установили прямую связь с крестьянской ассоциацией, которая поставляет нам продукты. Теперь вы видели наш детский сад. Скоро будут и новые школы. Ведь все учебные заведения ныне под контролем государства. Наши дети уже не зубрят детали биографии давно почивших монархов, а изучают историю Африки, своей страны, революции. Появились новые предметы, и ребята знакомятся с опытом строительства социализма в Советском Союзе и других странах. Учатся, кстати, не только дети. По вечерам у нас собираются взрослые и даже старики, которые постигают грамоту. Еще мы планируем создать свою библиотеку и построить читальный зал. Если и дальше дело пойдет так, будет у нас и свой Дворец культуры. Все будет...
В этом месте нашу беседу прервало неожиданное появление патруля, ушедшего раньше нас. Когда мы приблизились, командир группы отозвал Тадессе Асфау в сторону и стал что-то горячо рассказывать. Речь шла, видимо, о важном и срочном деле, а тревожные взгляды, которые бросал на меня председатель, говорили, что оправдались его худшие опасения и я всем мешал. Затем Тадессе Асфау вернулся к нам и объявил:
— Поступили сведения, что в доме крупного торговца Гирмы Тесфайе припрятаны боеприпасы и оружие. Надо бы обыскать, пока торговцу не дали знать, что его подозревают. Вы, — сказал председатель, обращаясь ко мне, — останетесь здесь. Встретимся после операции.
Я пытался было протестовать, но потом смирился со своей участью и стал дожидаться возвращения отряда. Вернулся один Тадессе Асфау.
— Нашли, — радостно сообщил он. — Все нашли, как и говорили. Вот, затаился, подлец, думал нас обмануть, только народ не проведешь. Ребята там разбираются, полицию вызвали, а нам пора назад.
Ровно к девяти вечера мы были в штабе. Председатель попрощался со мной, в его голосе сквозило облегчение. Вроде и мне потрафил, взяв в патруль, и не было никаких происшествий, которые могли бы угрожать жизни иностранного журналиста.
Эфиопский Рур
Если свернуть с шоссе, ведущего к югу от столицы, навстречу побегут рекламные щиты заводов и фабрик. Асфальтированная дорога выводит к Акаки — городу, который иногда называют «Эфиопским Руром». Под этим подразумевается, что в Эфиопии, где кустарей значительно больше, чем индустриальных рабочих, а крупные предприятия затеряны среди мелких, как острова в океане, Акаки — мощный промышленный центр. В городке живет чуть больше 40 тысяч человек, а вся промышленность — это 32 небольших завода по производству металлоизделий, текстиля и искусственного волокна, одежды и продовольственных товаров. Конечно, Акаки не приходится всерьез тягаться с Руром, но город этот действительно рабочий, с чувством собственного трудового достоинства.
В Акаки меня пригласили на смотр нового отряда самообороны джутовой фабрики. На площади перед школой выстроились шеренги мужчин и женщин в зеленой форме. Демонстрируя искусство строевой подготовки, приобретенное за четыре месяца обучения, они с видимым удовольствием выполняли команды, однако повороты налево и направо выходили вразнобой, а команда «кругом марш!» удавалась немногим. Но на лицах сияла гордость, отражавшаяся в улыбках окружающей толпы.
— У нас в Акаки не было ни одного акта саботажа или диверсий, — говорил мне командир отряда Абрахам Сейюм. — Рабочие не допустят нарушений законности и порядка, потому что мы сейчас — хозяева своей судьбы.
Рекламные щиты с названиями иностранных фирм на подъезде к Акаки безнадежно устарели.
В Эфиопии уже давно национализированы важнейшие промышленные и торговые предприятия, банки и страховые компании. На их базе учреждены государственные корпорации, а многие промышленные предприятия общенационального значения были сооружены с помощью стран социалистического содружества.
— За годы после революции, — рассказывал председатель профсоюза джутовой фабрики Тадессе Тамрат, — впервые в истории нашей страны установлен 8-часовой рабочий день и гарантировано право на труд, созданы условия, исключающие эксплуатацию человека человеком. Новое законодательство предоставило нам, рабочим, право на участие в управлении заводами и фабриками, а также дало жизнь профсоюзам нового типа, стоящим на страже интересов народа.
— Вы, наверное, удивляетесь, что я так гладко говорю? — улыбнулся Тадессе Тамрат. — Действительно, говорю, как газету читаю. Но ведь я не всегда могу подобрать слова. Мне легче пересказывать прочитанное. Я знаю, мне не хватает образования. Но когда было учиться? Только-только постиг грамоту, как пошел работать. Семьи у нас, сами знаете, немаленькие, а заработки у отцов ничтожные. Поэтому пришел я на завод еще мальчишкой. А когда подрос, стал постепенно разбираться, что к чему, не раз участвовал в забастовках. Сидел в тюрьме тоже не раз...
