Бригадир с таинственным видом оглядел слушателей. Он приберегал самое эффектное к концу.
— Это еще не все, — продолжал он. — Когда его втащили во двор, он попытался было отделаться от своего кошелька. К счастью, я заметил это и, улучив момент, поднял его портмоне, которое упало в клумбу с цветами около ворот, — вот оно. В нем оказались: стофранковая купюра, три луидора и семь франков мелкими монетами. Вчера же у этого разбойника не было ни гроша.
— Откуда вы знаете? — спросил Куртуа.
— Лакей Франсуа сообщил мне, что Геспен просил у него взаймы двадцать пять франков на дорогу.
— Позовите сюда Франсуа! — скомандовал судебный следователь.
Лакей тотчас же явился.
— Точно ли вы знаете, — обратился к нему строго следователь, — были ли вчера у Геспена деньги?
— У него их было так мало, — не задумываясь, отвечал лакей, — что перед отъездом он просил у меня взаймы двадцать пять франков, сказав мне, что если я их ему не дам, то ему придется остаться дома, так как не на что даже купить билет на поезд.
— Но у него могли быть сбережения. Так, например, эта стофранковая банкнота, которую здесь негде было разменять.
С недоверчивой улыбкой Франсуа покачал головой.
— Геспен не таков, чтобы иметь сбережения, — сказал он. — Все тратил на карты и на баб. Не далее как на прошлой неделе трактирщик из «Коммерческой гостиницы» пришел к нему, устроил из-за неуплаты целую сцену да еще грозился, что пожалуется господам.
Но, увидев, какое впечатление произвели его показания, лакей спохватился и стал выгораживать Геспена.
— Я вовсе ничего не имею против Геспена, — сказал он. — До самой последней минуты я считал, да и считаю его славным малым, с которым весело. Он немножко горд, но ведь его воспитание…
— Можете идти, — обратился к нему следователь, не желавший выслушивать мнение Франсуа.
Лакей вышел.
Тем временем Геспен мало-помалу пришел в себя.
— Пить… — сказал он.
Ему принесли стакан воды, и он выпил его с выражением крайнего наслаждения, а затем поднялся.
— Способны ли вы сейчас давать показания? — обратился к нему следователь.
Геспен задрожал, но овладел собой.
— Вам известно, что произошло в эту ночь? — начал следователь. — Граф и графиня Треморель кем-то убиты. Отправившись вчера из замка вместе со всеми слугами, вы бросили их на Лионском вокзале около десяти часов и возвратились теперь обратно тоже один. Где вы провели ночь?
Геспен опустил голову и молчал.
— Это еще не все, — продолжал следователь. — Вчера у вас не было ни копейки, это подтверждено одним из слуг. Сегодня же в вашем портмоне найдена порядочная сумма денег. Где вы их взяли?
Несчастный зашевелил губами, точно хотел ответить, а потом вдруг раздумал и промолчал.
— Еще одна вещь, — продолжал следователь. — Что это за карточка из магазина металлических товаров, которую нашли у вас в кармане?
Геспен сделал жест отчаяния и проговорил:
— Я невиновен.
— Да я вас еще и не обвиняю, — возразил следователь. — Вам было известно, что в день вашей поездки граф получил большую сумму денег?
Горькая усмешка пробежала по губам Геспена.
— Мне известно только то, что все факты против меня, — отвечал он.
Последовало продолжительное молчание. Врач, мэр и отец Планта, крайне заинтересованные, не шевелились.
— Посмотрим, — нарушил наконец молчание судебный следователь. — Где вы провели эту ночь, где взяли эти деньги и что это за адрес?
— Э! — воскликнул Геспен с яростью затравленного зверя. — Ну, скажу я вам это!.. Разве вы мне поверите?
Следователь хотел было что-то сказать, но Геспен перебил его.
— Нет, вы мне не поверите, — продолжал он, и глаза его засверкали гневом. — Разве такие люди, как вы, поверят такому человеку, как я? У меня прошлое, судимость, скажете вы. Да разве же прошлое может служить обвинением для будущего! Ладно! Хорошо! Это правда, я скандалист, игрок, пьяница, лентяй, но что же из этого? Правда, меня судил мировой и приговорил за нарушение общественной тишины и спокойствия… Что же это может доказать? Я загубил свою жизнь, но ведь это касается только одного меня. Мое прошлое! Точно я тяжко его не искупил!
Геспен уже вполне овладел собой, его волнение придало ему красноречия, и он выражался с дикой энергией, точно хотел добить своими словами слушателей.
— Я не всегда был хамом, — продолжал он. — Мой отец имел средства, был почти богатым! Меня учили и, когда мне исполнилось шестнадцать лет, меня поместили к господам Леруа в Анжере. Не прошло и четырех лет, а на меня там уже смотрели как на выдающегося, талантливого молодого человека с хорошим будущим. К несчастью, в это время умер мой отец. Мать умерла еще раньше. Он оставил мне превосходное имение стоимостью в сто тысяч франков. Я продал его за шестьдесят тысяч и махнул в Париж. Я был точно сумасшедший. Моя жажда удовольствий была ненасытна. В Париже открылось широкое поприще для пороков. Для удовлетворения моих желаний не хватало вещей. Я воображал, что мои шестьдесят тысяч франков никогда не закончатся.
Геспен остановился. Тысяча воспоминаний об этом времени пришла ему на ум.
— Хорошее было время! — тихо проговорил он. — Моих шестидесяти тысяч франков, — продолжал он затем, — едва хватило на восемь лет. У меня не осталось ни одного гроша, но я все-таки хотел продолжать такую же жизнь… Теперь вы понимаете? Именно в одну из ночей меня и забрали полицейские. Меня осудили на три месяца. В полицейском управлении вы найдете обо мне целое дело. Знаете, что оно сообщит? Оно расскажет вам, как, выйдя из тюрьмы, я попал в отчаянное, позорное положение. В то положение, когда не едят, но насыщаются, ходят без сапог, а жилище заменяют харчевни. Это дело обо мне сообщит вам также, что я очутился в обществе подозрительных лиц, мошенников и проституток… и это будет правда.
Мэр Орсиваля ужаснулся. «Боже правый! — подумал он. — Что за смелый и циничный разбойник! И сколько времени он провел в этом доме в качестве прислуги! Какой негодяй!»
Судебный следователь молчал. Он отлично понимал, что Геспен находится в одном из тех душевных состояний, когда человек позволяет заглянуть в самую глубину своих мыслей и выкладывает все.
— Но дело мое, — продолжал несчастный, — не расскажет вам, как я, испытавший омерзение к такой жизни, стал искать из нее выход, чуть не покушался на самоубийство. Оно ничего не расскажет вам о моих усилиях, о моем раскаянии, о желании возвратиться к прежней порядочности. Но такое прошлое, как мое, тяжкая вещь. Но вот я выбрался на дорогу. Последовательно я сменил четыре места, пока наконец через одного из своих патронов не получил место здесь, где мне было недурно. Правда, я всегда забирал вперед жалованье, но что делать? С собой не сладишь. Зато спросите, кого я обидел?
— Все это очень хорошо, — отвечал судебный следователь. — В свое время мы вернемся к вашему признанию. А теперь речь идет лишь о том, как вы провели эту ночь и откуда добыли деньги?
Настойчивость судьи привела Геспена в отчаяние.
— Чего вы хотите от меня? — воскликнул он. — Правды? Но ведь вы ей не поверите. Лучше молчать. Такова уж, значит, судьба!
— Я должен предупредить вас о том, что отвечать в ваших же интересах, — продолжал судебный следователь. — Если вы не захотите отвечать, я буду вынужден арестовать вас как подозреваемого в убийстве графа и графини Треморель.
Эта угроза произвела на Геспена страшное впечатление. Энергия оставила его, он упал на колени и заплакал.
— Умоляю вас, — сказал он, — ради бога, не лишайте меня свободы. Клянусь вам, я не виноват, заклинаю вас!
— Тогда говорите.
— Вы этого хотите… — продолжал Геспен, вставая. — Что же…
А потом он внезапно изменил свое решение.
— Нет! — воскликнул он и со злобой топнул ногой. — Нет, не скажу, не желаю! Только один человек на всем свете и мог бы меня спасти, это сам граф. Но его уже нет в живых. Я невиновен, но если не найдут настоящих убийц, то я погиб. Все против меня, я знаю это… А теперь делайте со мной что вам угодно, я больше не произнесу ни слова.
Решение Геспена нисколько не удивило судебного следователя.
— Подумайте, — просто сказал он. — Только и тогда, когда вы подумаете, я не буду иметь большего доверия к вашим словам, чем сейчас. Весьма возможно, что ваше участие в этом деле косвенное. В таком случае…
— Ни косвенное, ни прямое! — перебил его Геспен, а затем воскликнул в отчаянии: — Какое несчастье! Быть невиновным и не иметь возможности защищаться!
— Если так, то, может быть, — обратился к нему следователь, — для вас не составит труда стать лицом к лицу с телом госпожи Треморель?
Эту угрозу обвиняемый выслушал без малейшего волнения.
Его повели в залу, где находилось тело графини. Хладнокровно и спокойно он осмотрел труп и сказал: