Никогда я еще не видел у своего друга такого мрачного лица и такого нахмуренного лба, как теперь по выходе на свежий воздух. Мы несколько раз прошлись по лужайке, и ни я, ни мисс Стоннер не прерывали размышлений Гольмса, пока наконец он сам не пробудился от своей задумчивости.
— Мисс Стоннер, — заговорил он, — для успешного окончания нашего дела необходимо, чтобы вы следовали моим советам с безусловной точностью.
— Я так и сделаю.
— Дело слишком серьёзно, и медлить нельзя ни минуты. От вашей точности и послушания теперь зависит ваша жизнь.
— Распоряжайтесь мной, я готова исполнить ваши приказания.
— Во-первых, я и мой друг должны провести ночь в вашей комнате.
И я, и мисс Стонер посмотрели на Гольмса в крайнем изумлении.
— Да, это необходимо. Я сейчас объясню. В этой деревне, конечно есть трактир?
— Да, под вывеской: «Корона».
— Очень хорошо. Окна вашей комнаты видны из трактира?
— Я думаю, что видны.
— Когда ваш отчим возвратится из города, вы должны под предлогом головной боли затвориться в своей комнате. Потом, когда вы услышите, что ваш отчим собирается лечь спать, вы откроете ставень и поставите на окно зажженную лампу, в виде сигнала для нас. Я убежден, что, несмотря на перестройку, вы сумеете провести там одну ночь.
— О, конечно.
— Остальное предоставьте нам.
— Но что вы хотите делать?
— Мы должны провести ночь в вашей комнате, и узнать причину странных звуков, так напугавших вас.
— Я уверена, м-р Гольмс, что вы уже сделали свой вывод, — сказала мисс Стоннер.
— Может быть.
— Тогда из сострадания, скажите мне, отчего умерла моя сестра.
— Прежде чем заговорить, я должен иметь более точные доказательства.
— Скажите мне, по крайней мере, права ли была я, предполагая, что она умерла от какого-нибудь внезапного испуга.
— Нет, я этого не думаю. По моему мнению, причина смерти была гораздо реальнее, чел простой испуг. А теперь, мисс Стоннер, мы должны оставить вас, потому что если доктор Райлот возвратится и застанет нас здесь, все наши планы будут разрушены. До свиданья, и не бойтесь ничего, потому что если только вы в точности исполните все сказанное мною, вы раз и навсегда будете избавлены от опасности, угрожавшей вам.
VII
Мы с Шерлоком Гольмсом без труда нашли себе спальную и гостиную в трактире «Корона». Эти аппартаменты были расположены в верхнем этаже, и из наших окон открывался вид на главную аллею и на жилой флигель Сток-Морена. В сумерках мы видели, как проехал мимо доктор Ройллот, и его фигура казалась колоссальной позади маленького кучера. Кучер долго возился, отворяя железные ворота Сток-Морена и мы слышали, как доктор Ройллот зарычал от ярости, потрясая кулаком и осыпая бранью бедного парня. Наконец, кабриолет скрылся за воротами, и через несколько времени в одной из гостиных вспыхнул яркий свет зажженной лампы.
— Знаете что, Уатсон, — сказал Гольмс, когда мы сидели вдвоем среди надвигающихся сумерок, — я не решаюсь брать вас сегодня с собою. Нам грозит серьезная опасность.
— А мое присутствие принесет какую-нибудь пользу?
— Громадную пользу.
— Если так, я непременно иду.
— Большая любезность с вашей стороны.
— Вы говорите о какой-то опасности. Очевидно в обстановке Сток-Морена вы заметили какие-нибудь подробности, ускользнувшие от моего внимания.
— Ничего не заметил особенного, но только я лучше вас умею делать выводы. Я видел тоже самое, что и вы.
— Там не было ничего интересного, за исключением сонетки, назначение которой решительно непонятно для меня.
— Вы видели также и вентилятор?
— Да, но я не вижу ничего странного в том, что вентилятор проделан из одной комнаты в другую. Отверстие так мало, что в него не пролезет даже крыса.
— А я знал, что мы найдем вентилятор, еще до приезда в Сток-Морен.
— Вы шутите, Гольмс!
— Нет, не шучу. Вы помните, как мисс Стонер упоминала в своем рассказе, что ее сестра слышала из своей спальни запах сигары доктора Ройллота. Из этого следует ясный вывод, что в стене, разделяющей обе спальни, непременно должно быть какое-нибудь отверстие. И оно непременно должно быть очень маленьким, ибо оно ускользнуло от внимания следователя во время обыска и следствия. Таким образом я пришел к выводу, что найду вентилятор.
— Но к чему он служит?
— Прежде всего интересно роковое совпадение чисел. Только что устроены вентилятор и сонетка, как лэди, спавшая в соседней комнате, — умирает. Не кажется ли вам странно подобное совпадение?
— Я вижу совпадение, но не вижу никакой связи.
— Не заметили вы ничего особенного в положении кровати?
— Ничего.
— Она привинчена к полу. Случалось вам когда-нибудь видеть кровати, прикрепленные таким способом?
— Нет, не случалось.
— Лэди не могла передвинуть свою кровать. Эта кровать должна была оставаться всегда на одном и том же месте, в одном и том же расстоянии от вентилятора и веревки — я думаю, что могу назвать веревкой сонетку, по всей видимости предназначенную вовсе не для того, чтобы звонить.
— Гольмс! — вскричал я. — Я начинаю понимать ваши неясные намеки. Мы должны сегодня предотвратить какое-то вероломное и ужасное преступление.
— Да, вероломное и ужасное. Когда врач делается преступником, он самый ужасный из всех злодеев. Он вооружен опытом и наукой. Ройллот очень хитер, но я думаю, Уатсон, что мы перехитрим его. Только нам придется переиспытать всяких ужасов эту ночь. Ради Бога, примемся за свои сигары и поговорим о чем-нибудь более веселом.
Часов около девяти свет за деревьями парка угас, и все было темно в Сток-Морене. Два часа прошло в томительном ожидании, и вдруг, едва часы пробили одиннадцать, как прямо напротив нас, вспыхнул яркий огонек.
— Это наш сигнал, — сказал Гольмс, вскакивая на ноги; огонь показался в среднем окне.
VIII
Когда мы вышли из трактира, Гольмс объяснил хозяину, что мы идем в гости к знакомому и вероятно останемся у него ночевать. Через минуту мы вышли на дорогу; холодный ветер дул нам в лицо, и только мерцающий сигнальный огонек прорезывал густую тьму и как бы служил нам путеводной звездой в нашем опасном предприятии.
Без особого труда мы проникли в парк через полуразрушенную каменную стену. Пробираясь среди деревьев, мы скоро достигли лужайки, пересекли ее и уже готовы были влезть в окно, как вдруг из чащи лавровых кустов выпрыгнуло какое-то маленькое существо, похожее на ребенка, перебежало лужайку и исчезло в темноте.
— Боже мой! — прошептал я. — Вы видели?
В первую минуту Гольмс тоже был испуган. Он вздрогнул и крепко сжал мне руку. Но через мгновение тихонько рассмеялся и, приложив губы к моему уху, шепнул:
— Что за странный дом! Это наверное обезьяна.
Я совсем позабыл о странной любви доктора к этим животным. Мы должны были ожидать каждую минуту, что у кого-нибудь из нас на плече окажется павиан или какая-нибудь другая мерзость. Признаюсь, я почувствовал большое облегчение, когда, следуя примеру Гольмса, сбросил башмаки и очутился внутри спальни. Гольмс бесшумно закрыл ставни, перенес лампу на стол и окинул комнату пытливым взглядом. Все было в том же положении, как мы видели днем. Тогда, сделав из своей руки подобие слуховой трубки, Гольмс еле слышно прошептал мне:
— Малейший звук, и все наши планы погибли.
Я кивнул головой в знак того, что понял его шепот.
— Мы должны сидеть в темноте. Он может заметить свет через вентилятор.
Я снова кивнул.
— Не поддавайтеся сну; может быть от этого будет зависеть ваша жизнь. Револьвер держите наготове, он нам может пригодиться. Я буду сидеть на постели, а вы в этом кресле.
Я вынул револьвер и положил его на край стола.
Гольмс принес длинную, тонкую трость, коробку спичек, огарок свечи и все это разместил возле себя на кровати. Потом он загасил лампу и мы остались в темноте.
Забуду ли я когда-нибудь эти ужасные минуты? Я не слышал ни звука, ни дыхания и однако же знал, что мой товарищ сидит с широко открытыми глазами в нескольких шагах от меня, в том же состоянии нервного напряжения, как и я сам. Закрытые ставни не пропускали ни малейшего света, и мы оставались в совершенной темноте. По временам из парка слышался резкий крик ночной птицы. С деревенской колокольни доносился глухой и мерный бой часов. Они били каждую четверть. Как томительно долги казались эти четверти! Пробило полночь, час, два, три, а мы все еще сидели, молчаливо ожидая, что принесет нам эта ночь.
Вдруг, поблизости вентилятора, блеснул яркий свет, который исчез моментально, оставив за собой сильный запах горящего масла и нагретого металла. Можно было думать, что в соседней комнате кто-то зажег потайной фонарь. Я различал за стеной чьи-то осторожные движения; потом все смолкло, хотя прежний запах слышался еще сильней. С полчаса я сидел, напрягая слух. Тогда внезапно, стал выделяться новый звук — нежный ласкающий, подобный легкому шуму пара в кипящем котелке. Едва мы услышали этот звук, как Гольмс моментально вскочил с постели, зажег огонь и стал неистово колотить своей тростью по сонетке.
