– Но я не получал за твое убийство выгоды!!!
Гвард приподнялся на нарах, и одеяло соскользнуло с его плеч, обнажая его грудь, покрытую шрамами.
– А как же монеты, что были обещаны тебе за мою жизнь?! – Быстро переспросил Ратмир. – Ты сам признался в этом!..
Затем, вскинув голову и глядя на узника сверху вниз, Ратмир брезгливо проговорил:
– Ты – наемник, и ответишь за свое деяние, как наемник! И ты не можешь оспаривать мое право… – Волхв неожиданно усмехнулся. – …Воздать тебе должное!
Несколько секунд в камере висела тишина, а затем прошелестел едва слышный шепот узника, обращенный, казалось, к самому себе:
– Значит, если я скажу тебе, кто и почему обрек тебя смерти, ты сохранишь мне многогранье?..
И снова в камере воцарилась тишина, как будто прозвучавший вопрос повис в воздухе.
– Нет… – Проговорил, наконец, Ратмир. – Это ничего не значит. Да и поздно об этом рассуждать – вряд ли Совет отменит свое решение. И, кроме того, ты, видимо, забыл, что лежал на Столе Истины!.. Я знаю, Гвард, кто тебя послал ко мне, и могу задать интересующие вопросы этому человеку. Задать тогда, когда сам этого захочу, и… когда этот человек – волхв вашей, стаи будет меньше всего этого ожидать!
На этот раз молчание длилось всего пару секунд, а затем медведь прошептал:
– Значит – изверг!.. Значит – так!
Взгляд его стал тусклым, голова медленно опустилась, да и сам он как-то обессилено обмяк.
– Да – изверг! – Подтвердил Ратмир, и в его голосе неожиданно просквозил некий намек на сочувствие. Вот только узник никак на этот намек не отреагировал.
Ратмир взглянул на своего ученика, а тот, перехватив этот взгляд, понял – вот следующая жертва обряда эрозиобазы!
Трижды посвященный волхв, кивнул собственным мыслям и, резко повернувшись, вышел из камеры. Тороп последовал за своим наставником после мгновенной заминки. Казалось, он хотел что-то сказать замершему на нарах узнику, но сдержал свой порыв.
Уже в коридоре, заперев дверь камеры, Ратмир не глядя на ученика, проговорил:
– Послезавтра утром мы проведем обряд эрозиобазы над Гвардом из стаи восточных медведей… Волхв стаи восточных медведей повел себя слишком… нагло, пусть Болот не думает, что охота на меня безопасна для его людей!
– А других осужденных мы не будем смотреть, учитель? – Осторожно поинтересовался Тороп.
– Нет, – покачал головой Ратмир. – Надо кончать эту затянувшуюся историю. Гвард уже три месяца ожидает своей участи, и дальше держать его в неведении не стоит – я уверен, что он не знает, кто в действительности является организатором покушения, кто его проплатил… Да и само это покушение!..
Ратмир неожиданно оборвал свою фразу, а затем задумчиво добавил:
– У меня вообще такое ощущение, что медведя просто подставили, чтобы многогранья его лишили не в стае!
– Гвард не знает, кто организовал покушение?! – Удивленно переспросил Тороп. – А как же… Стол Истины?! Ведь перед поездкой в университет он разговаривал с волхвом стаи, и поручение убить тебя получил явно от него!
– Все это так, – согласился трижды посвященный. – Но у Болота не было причин ненавидеть меня настолько, чтобы желать моей смерти… Разве только…
Тут Ратмир замолчал и после недолгого раздумья добавил:
– Но об этом придется разговаривать с самим Болотом! В любом случае, Гвард знал, на что идет, а значит, должен был быть готов к лишению многогранья! Так почему бы нам не использовать этот обряд, для того чтобы разобраться с некоторыми научными проблемами?! Подготовьте нижний зал для проведения обряда.
– А что будет потом, учитель?.. – Неуверенно переспросил Болот.
– Потом?.. – Ратмир вопросительно приподнял бровь. – Когда – потом?..
– Я хотел спросить… – торопливо пояснил ученик, – … что будет с медведем потом, после того, как он станет извергом? Мы будем изучать его… тело?
– А, ты об этом!.. – Ратмир на секунду задумался. – Я думаю, что это будет излишне. Мы уже знаем какого рода изменения можно будет обнаружить в его внутренних органах после интроекции, так что… Хотя, если я не смогу разобраться с… одной проблемой, то после обряда эрозиобазы дам тебе знак задержать его.
– Значит, если наставник решит его не задерживать, я объявлю ему, что он должен вернуться в стаю? – Уточнил Тороп.
– Конечно! Как это всегда делается, если интроекция проводится по решению Совета посвященных. – Недовольно проговорил Ратмир. Его начали раздражать вопросы Торопа, которые он считал излишними.
Два дня спустя, в самом начале часа Вепря, Ратмир, вернувшись после разговора с Вершителем, переоделся в темное платье и спустился в подземелье башни. Отворив высокую, двустворчатую дверь нижнего зала, он с порога оглядел просторное помещение, освещенное единственной масляной лампой, прикрепленной к дальней стене, под самым потолком. Ступенчатый помост, необходимый для проведения обряда эрозиобазы был уже установлен и покрыт темным тяжелым, заглушающим шаги ковром. На стенах, в темных кованых держателях установлены факелы. В стороне, на маленьком столике темного дерева, покрытом прозрачной тканью, лежал длинный чуть поблескивающий нож без ножен, и стояла широкая, на низкой ножке чаша, наполненная темной, маслянисто поблескивающей жидкостью – в общем, все было готово для проведения обряда. Еще раз оглядев зал, Ратмир вдруг заметил в самом дальнем, затемненном углу простое, но удобное кресло – Тороп позаботился об удобстве для своего наставника, и это проявление заботы вызвало легкую улыбку у трижды посвященного волхва. Он прошел в угол и уселся в кресло, до начала обряда оставалось совсем немного времени, так что можно было еще раз спокойно обдумать предстоящее.
Ратмир не заметил, как пробежало время, из задумчивости его вывел короткий треск вспыхнувших факелов. Подняв голову, он огляделся.
Нижний зал преобразился! Ковер, прикрывающий помост и большую часть пола, стал кроваво-красным, и по нему побежали причудливые темные узоры. Переплетаясь, прорастая из самих себя новыми, прихотливо струящимися побегами, эти узоры приковывали взгляд, заставляли разум погружаться в свое хитросплетение, рождали в голове странные, ритмически организованные звуки. На стенах проступили странные темные лики. Освещенные колеблющимся красноватым светом, они казались живыми, меняющими выражение, подмигивающими, морщащимися, кривляющимися. И чем дольше человек вглядывался в эти изображения, тем яростнее они корчились, тем безобразнее становилась мимика этих уродливых, неуловимо перетекающих одно в другое лиц! А потолок зала, казалось, опустился, распластался над самым полом, прижимая всех входивших к земле, заставляя сгорбиться, согнуться от непонятной, наваливающейся на плечи, тяжести.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
