не обращал внимания на то, что мама часто говорит слишком тихо и её почти не слышно, а Мэтью и Марк отпускают злые шуточки на его счёт шёпотом, себе под нос. Они смеялись над ним, а он даже не мог ничего предъявить в свою защиту, потому что не знал, о чём идёт речь. И не слышал, как мать их стыдила: «Ведите себя прилично». Через пару недель он и вовсе перестал прислушиваться к семейным разговорам.
Но в тот жаркий июльский день, когда пришло письмо о свиньях, даже он заинтересовался. Письмо из почтового ящика, что находился на перекрёстке примерно в миле от дома, принёс Мэтью. Конечно, почтовых ящиков Люк никогда не видел, но из рассказов Мэтью и Марка знал, что там их три, по одному на каждую семью, живущую близ дороги. Почту Гарнеров обычно составляли счета да тонкие правительственные конверты с краткими распоряжениями, сколько сеять кукурузы, какие использовать удобрения, куда везти собранный урожай. Письму от родственника радовались, словно празднику, мать бросала все дела и дрожащими руками открывала конверт, временами вскрикивая: «Ах, тётя Эффи снова в больнице…» или «Надо же, Лизабет всё-таки собирается замуж за того парня».
Люку казалось, что он почти знаком со своей роднёй, хотя жили они за сотни миль от фермы. И конечно, не подозревали о его существовании.
В ответных письмах, которые мать старательно выводила по ночам, когда собирала деньги на марку, сообщалось много новостей о Мэтью и Марке, но никогда не упоминалось имя Люка.
Это письмо было таким же толстенным, как письма от бабушки Люка, но на нём стоял официальный штамп и адрес отправителя был написан крупными буквами: «ДЕПАРТАМЕНТ ЖИЛИЩНОГО ХОЗЯЙСТВА. ОТДЕЛ ОХРАНЫ ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ».
Мэтью держал письмо в вытянутой руке, как мёртвых поросят, когда выносил их из сарая.
Едва увидев письмо, отец встревожился. Мэтью положил конверт на стол рядом с отцовской вилкой.
– Новость наверняка плохая, – вздохнул отец. – Так что подождёт. Зачем же портить обед.
И вновь принялся за курицу и пельмени. Только после отрыжки взял конверт и ногтем с грязной каймой его вскрыл.
– «Нам стало известно…» – прочитал он вслух. – «Ну насколько я понимаю…»
Потом стал читать про себя, иногда уточняя:
– Мать, что такое «фекалии»? Где этот словарь? Мэтью, глянь, что такое «обоюдность»?
Наконец бросил толстый конверт на стол и произнёс:
– Хотят, чтобы мы перевели свиней.
– Что? – опешил Мэтью.
Мэтью был основательнее Марка. Он не раз заявлял: «Вот будет у меня собственная ферма, займусь только разведением свиней. Постараюсь, чтобы правительство мне разрешило…»
Сейчас он заглядывал отцу через плечо.
– Думаешь, нас заставят за раз продать очень много свиней? Но мы сможем восстановить поголовье…
– Нет, – возразил отец. – Те люди в новых красивых домах не переносят запах свиней. Так что нам теперь запрещено их выращивать…
Он швырнул письмо на стол для всеобщего обозрения.
– Интересно, а чего они ожидали, начав строительство рядом с фермой?
Сидя на ступеньке лестницы, Люк едва сдержался, чтобы не выхватить письмо из подливки к курице и не взглянуть своими глазами.
– Неужели можно вот так… просто?.. – спросил он.
Никто не ответил. В этом не было нужды. Как только вопрос слетел с языка, Люк почувствовал себя круглым дураком и был рад, что его никто не видит.
– Со свиньями мы хоть как-то держимся на плаву… А нынешние цены на зерно… На что жить-то будем? – вздохнула мать, теребя в руке кухонное полотенце.
Отец просто на неё посмотрел. А через мгновение и Мэтью с Марком. Только Люк ничего не понял.
6
Через две недели они получили налоговое уведомление. В тот день отец, Мэтью и Марк погрузили поросят в трейлер и увезли. Большая часть отправилась на скотобойню, а малышня, за которых не получить хорошей цены, – на распродажу для свинооткормочных хозяйств. Через вентиляционное окошко, выходящее на улицу, Люк наблюдал, как отец выводил разбитый старенький пикап с прицепом. Мэтью с Марком сидели на заднем сиденье пикапа и следили, чтобы трейлер по дороге не отцепился. Уже после третьего захода Мэтью выглядел как побитая собака.
Когда они, трое, вернулись домой к обеду и отмыли руки, отец молча вручил матери налоговое уведомление.
Отложив деревянную ложку, которой помешивала овощное рагу, она раскрыла письмо, прочитала, и листок выпал у неё из рук.
– А что, это… – казалось, она производила в голове вычисления и наклонилась, чтобы подобрать бумагу. – Сумма чуть ли не в три раза больше обычной. Они, должно быть, ошиблись.
– Если бы, – мрачно покачал головой отец. – На распродаже я переговорил с Уилликером.
Дом Уилликеров, ближайших соседей, располагался в трёх километрах от Гарнеров. Из-за многочисленных предостережений: «Смотри, вот увидят тебя Уилликеры», – Люк представлял их в чешуе, как у чудовищ, и с острыми когтями.
– Уилликер говорит, что из-за этих распрекрасных домов налоги подняли всем. Наша земля подорожала, – продолжил отец.
– Разве это плохо? – живо спросил Люк.
Странно… казалось, он должен ненавидеть новые дома, вытеснившие родные леса и вынудившие его сидеть в четырёх стенах. Но, наблюдая, как заливали бетонные фундаменты, возводили стены и крыши, он в них чуть ли не влюбился.
Они наполняли его жизнь, как и разговоры с матерью, когда та приходила на чердак его навестить. «Отдохнуть у Люка» – так это называлось. Иногда она притворялась, что его комнату нужно срочно убрать, как испечь хлеб или прополоть огород. А то просто садилась и разговаривала.
– Э-э, нет. Хорошо, если бы продавали мы. А нас это не касается, – недовольно покачал головой отец. – Правительство хочет выжать из нас больше денег, только и всего.
Мэтью откинулся на спинку стула.
– Чем платить-то будем? – спросил он. – Сумма гораздо больше той, что мы выручили за продажу свиней, а её нам должно было хватить на жизнь надолго…
Отец не ответил. Притих даже Марк, который обычно за словом в карман не лезет.
Мать вернулась к плите.
– Сегодня я получила разрешение на работу, – тихо сообщила она. – На фабрику требуются рабочие. Если примут, попробую взять аванс.
От неожиданности Люк открыл рот.
– Ты уйдёшь на работу? – удивился он. – А как же…
Он хотел сказать: «А как же я? С кем я буду разговаривать, если никого не останется?»
Но вовремя одумался и замолчал. Что за эгоизм? Он огляделся. Маминым словам никто не удивился.
7
К середине сентября все дни стали похожи друг на друга. Люк вставал на рассвете, чтобы посидеть на лестнице и посмотреть, как завтракает его семья. Теперь все куда-то спешили. У матери работа на фабрике начиналась в семь. Отец
