«Ну хорошая это была каша».
«Хорошая дѣйствительно каша» — отвѣчалъ Саблуковъ — «и я весьма счастливъ, что къ ней не причастенъ.» «Это хорошо, другъ мой» — сказалъ Константинъ, при чемъ присовокупилъ: «послѣ того, что случилось, братъ мой можетъ царствовалъ, если хочетъ, но если бы престолъ достался мнѣ когда-нибудь, то я, конечно, никогда его не приму. (Après ce qui est arrivé, mon frère peut regner, s'il veut; mais si le trône me revenais, jamais, je ne l'accepterais pas.) Послѣ женитьбы намѣреніе отказаться отъ престрола созрѣваетъ окончательно у Константина и 1822 г. отказъ этотъ принимаетъ офиціальный характеръ, причемъ, однако, отреченіе рѣшено было держать въ тайнѣ. Актъ о назначеніи Николая наслѣдникомъ рѣшено хранить въ Успенскомъ соборѣ. Списки съ него должны находиться также въ Совѣтѣ, Синодѣ и Сенатѣ. Николаю дѣлаются только намеки обо всемъ случившемся, офиціально же его не извѣщаютъ и до самого восшествія его на престолъ. Николай продолжаетъ занимать довольно скромную для наслѣдника русскаго престола роль дивизіоннаго генерала.
Таково было положеніе вопроса о престолонаслѣдіи, когда получилось въ Петербургѣ извѣстіе о смерти Александра. Смерть Александра, по всей вѣроятности, была послѣдствіемъ болѣзни, которой Императоръ страдалъ въ послѣднее время, однако, этому долго не вѣрили какъ въ Россіи, такъ и въ Западной Европѣ, помятуя хорошо еще о тѣхъ временахъ, когда по выраженію Таллейрана, русскіе государи умирали отъ другихъ болѣзней. Къ письму съ извѣстіемъ о смерти Александра баронъ Дибичъ присовокупляетъ:
„Съ покорностью ожидаю повелѣній отъ новаго нашего законнаго государя, императора Константина Павловича.“
Очевидно, что даже самыя близкія къ Александру лица не знали объ отказѣ Константина отъ престола.
По полученіи извѣстія о смерти Александра Николай, а за нимъ весь дворъ и гвардія присягнули императору Константину. Въ Варшаву къ Константину былъ посланъ рядъ курьеръ и нарочныхъ съ докладомъ къ новому императору. Посмотримъ, что происходило въ это время въ Варшавѣ.
Константинъ получилъ двумя днями раньше отъ императрицы въ Петербургѣ, извѣстіе о смерти Александра, съ вышеупомянутымъ обращеніемъ Дибича къ нему, какъ къ законному Императору. Несмотря на это онъ рѣшилъ остаться при своемъ прежнемъ намѣреніи. Очевидно, положеніе Русскаго Самодержца, и связанная съ нимъ перспектива, умереть такъ, какъ умеръ Павелъ, не прельщали его. А быть можетъ, впрочемъ, онъ и не надѣялся мирно занять престолъ, зная, что его ненавидѣли въ войскѣ не меньше, чѣмъ самаго Николая. Какъ бы то ни было онъ принесъ присягу на вѣрность Николаю и заставилъ войско поступить также. Больше двухъ недѣль братья уступали другъ другу престолъ, хотя несмотря на просьбу Николая, Константинъ отказывался пріѣхать въ Петербургъ и тамъ отказать офиціально отъ престола.
Воцарившееся междуцарствіе повело къ тому, что почти что забыли даже своевременно похоронить Александра. На запросы, дѣлаемые изъ Тагонрога къ цесаревичу, получался отвѣтъ: обратиться за распоряженіями отъ кого слѣдуетъ въ Петербургъ. Въ Петербургѣ же ждали повелѣній изъ Варшавы.
Въ сущности не знали даже гдѣ находить Императора, которому присягнула вся Россія; иные думали, что Константинъ на дорогѣ въ Таганрогъ, другіе полагали, что онъ отправился въ Петербургъ. Неопредѣленное положеніе мѣстности дошло до того, что, напримѣръ, къ генералу Михайловскому Данилевскому, командовавшему въ то время въ Кременчугѣ бригадой, пріѣхалъ отъ корпуснаго командира, генерала Рота, жандармъ съ циркулярнымъ предписаніемъ отъ главнокомандующаго, спрашивавшаго, не извѣстно ли бригадному начальству мѣстопребываніе Императора Константина, и не проѣзжалъ ли государь въ Таганрогъ, и по какой дорогѣ. Съ подобнымъ вопросомъ жандармъ долженъ былъ объѣхать расположеніе всего третьяго корпуса. „Такимъ образомъ“ — Пишетъ Данилевскій — „россійскаго самодержца отыскивали посредствомъ военной полиціи“.
Наконецъ 12-го октября Николай рѣшается вступить на престолъ. Извѣстія о заговорѣ доставлены предателями и Николай Павловичъ пишетъ Князю Петру Михаиловичу Волконскому: „Воля Божья и приговоръ Братній надо мной совершается! 14-го числа я буду Государь или мертвъ.“ Къ горькому сожалѣнію всей Россіи оправдалось первое предположеніе Николая, и смерть настигла не Николая, а первыхъ мученниковъ русской революціи: Пестеля, Рылѣева, Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина, Каховскаго, позорная смерть на виселицѣ.
Посмотримъ, что происходило въ то время въ средѣ членовъ тайныхъ обществъ, и къ какимъ рѣшеніямъ они пришли.
„Болѣе года прежде сего“ — пишетъ Бестужевъ въ своемъ описаніи первыхъ начинаній декабристовъ послѣ 27 ноября — „въ разговорахъ нашихъ я привыкъ слышать отъ Рылѣева, что смерть Императора назначена обществомъ эпохой для начатія дѣйствій оного, и когда я узналъ о съѣздѣ во дворцѣ, по случаю нечаянной смерти царя, о замѣшательствѣ наслѣдниковъ престола, о назначеніи присяги Константину, тотчасъ бросился къ Рылѣеву. Рылѣевъ, оказалось, совершенно ни о чемъ не зналъ. Число членовъ общества, находившихся въ Петербургѣ, было не велико, однако, рѣшено было вечеромъ собраться. „Съ сей минуты“, передаетъ Бестужевъ, „домъ Рылѣева сдѣлался сборнымъ пунктомъ нашихъ совѣщаній, а онъ душой оныхъ.“ Вопросъ о рѣшительныхъ дѣйствіяхъ дискутировался и Рылѣевъ произносилъ свои вдохновенныя рѣчи. Однако, несмотря на успѣхъ пропаганды и прибытіе новыхъ членовъ, у заговорщиковъ не было большихъ надеждъ на успѣхъ. Никто не могъ ручаться за цѣлый полкъ. Ротные командиры, члены тайнаго общества, могли расчитывать въ самомъ лучшемъ случаѣ только на свои роты.
Въ упомянутыхъ уже нами запискахъ Н. А. Бестужевъ объ этомъ пишетъ:
„Часто въ разговорахъ нашихъ сомнѣніе насчетъ успѣха выражалось очень положительно.
Не менѣе того мы видѣли необходимость дѣйствовать; чувствовали надобность пробудить Россію. Рылѣевъ всегда говаривалъ: «Предвижу, что не будетъ успѣха, но потрясеніе необходимо. Тактика революціи заключается въ одномъ словѣ: дерзай, и ежели это будетъ несчастливо, мы своей неудачей научили другихъ.»
Эта неувѣренность въ успѣхѣ, заставила многихъ, въ томъ числѣ избраннаго впослѣдствіи диктаторомъ князя Трубецкаго, высказаться противъ рѣшительныхъ дѣйствій. Большинство все же надѣялось увлечь за собой по крайней мѣрѣ часть гвардіи, тѣмъ болѣе, что Николай былъ ненавидимъ въ военныхъ сферахъ. Насколько мнѣніе ихъ было обосновано видно изъ разговора, происходившаго между Петербургскимъ Генералъ-Губернаторомъ Милорадовичемъ и Принцомъ Евгеніемъ Вюртембергскимъ о возможности.
Послѣ вступленія на престолъ Николая Милорадовичъ сказалъ, что сомнѣвается въ успѣхѣ, такъ какъ гвардія не любитъ Николая. «О какомъ успѣхѣ вы говорите?» возразилъ ему удивленный принцъ. Престолъ долженъ перейдти къ Николаю, если Константинъ будетъ упорствовать въ своемъ отреченіи. При чемъ тутъ гвардія?
«Совершенно справедливо», отвѣчалъ графъ, «имъ не слѣдуетъ имѣть голоса, но это обратилось у нихъ уже въ привычку, почти въ инстинктъ.»
Такъ рѣшено было дѣйствовать.
«Насъ по справедливости назвали бы подлецами» — писалъ впослѣдствіи въ своихъ запискахъ декабристъ Пущинъ — «если бы мы пропустили нынѣшній единственный случай.»
Вліяніе, хотя не рѣшительно, имѣло на это рѣшеніе, обнаруженное предательство нѣкоторыхъ лицъ, состоявшихъ въ близкихъ отношеніяхъ съ нѣкоторыми членами тайнаго общества.
Предателей этихъ было четыре:
Шервудъ, Майборода, Комаровъ и Ростопчинъ. Шервудъ и Майборода, ставши предателями, предложили правительству свои услуги въ качествѣ шпіоновъ. Шервудъ былъ возведенъ въ дворянское достоинство и ему былъ пожалованъ титулъ «Вѣрный».
Какъ у насъ ведется и до сихъ поръ высшія награды домомъ Романовыхъ даются царскимъ любовникамъ, любовницамъ, предателямъ и шпіонамъ, щедро былъ награжденъ и Комаровъ и назначенъ впослѣдствіи губернаторомъ въ Симбирскъ.
Впрочемъ впослѣдствіи какъ Комарову, такъ и Шервуду очень не посчастливилось. Оба были выгнаны со службы. Очевидно, даже для царскаго правительства, какъ не трудно достигнуть такого совершенства, они оказались черезчуръ большими негодяями. Ростовцевъ предалъ съ большой изысканностью и съ мелодраматическими сценами. Написавъ доносъ, онъ пошелъ на обѣдъ къ князю Оболенскому и передалъ ему при этомъ копію съ письма своего Николаю Павловичу и переданный имъ ему же списокъ заговорщиковъ.
«Здѣсь» — пишетъ Герценъ — «мы должны обратить вниманіе на одно историческое различіе: Незабвенный Іюда Искаріотъ предалъ послѣ вечерней трапезы, Ростовцевъ же сначала выдалъ своихъ друзей и лишь послѣ ѣлъ съ ними. Различіе, какъ мы видимъ, существенное!» Затѣмъ Ростовцевъ былъ назначенъ по просту въ генералъ-адьютанты.
И такъ заговоръ рѣшенъ. Наступаетъ по словамъ Николая «роковой день» 14 декабря. Мы не станемъ описывать подробно всѣмъ извѣстное пораженіе этого событія. Около 2000 солдатъ собралось на Сенатской площади и построилось въ каре. Среди солдатъ виднѣлось, какъ описываетъ самъ Николай, нѣсколько «фрачниковъ гнуснаго вида».
