Яков, примеряясь, сел за стол.
- А это что, тоже дверь? - указал он пальцем на плотно подогнанный овал на юте подводки.
- Сие есть минная камера, господин мичман, - сказал Курила. - Помимо размещенных там зарядов, имеется камора, которая служит для выпуска пловца под водой. Пловец, выходя в воду, буравчиком высверливает в днище вражьего судна отверстие, в коие крепит особый крюк, на котором подвешивается мина.
- А как же у сего заряда запал поджигать? - недоверчиво спросил Яков. Нешто пороховой шнур под водой горит?
Курила с достоинством кивнул.
- Сие есть вторая великая тайна. Шнур кольцеобразно уложен внутри заряда и загорается, когда пловец дергает за выступающее из мины кресало. Тогда внутри заряда происходит вспышка и возгорается заложенный шнур, в чем пловец, заложивший мину, убеждается посредством заглядывания в специальное окошечко, прозрачной слюдою закрытое. Опасаться нечего, шнур горит вельми долго, и пловец, убедившись, что мина зажжена, все равно успевает отплыть на безопасное расстояние.
- Погоди, погоди, Яшка! - сказал мичман Мягков, что-то сообразив. - Ты, Курила, говоришь о пловце. Но разве может обычный человек достаточное время находиться под водою без дыхания? Да тут быстрее утонешь, нежели вражий корабль просверлишь и мину на его днише укрепишь! Ох, чаю я, в заблуждение вы ввели государя нашего и в напрасную трату казны его ввергли!
Курила Артамонов заносчиво вынес бороду вперед.
- А вот это, господа мичмана, - сказал он, - есть третья великая государственная тайна. Пловец под водою находится не бос, раздет и разут. Пловец находится в кожаной шапке с увеличительными окулярами перед глазами, наподобие тех, что в подзорной трубе имеются, и в шапку эту в достаточном количестве подается воздух с подводки посредством виденного уже вами бочонка с секретным составом. Известно, что сам Александр Македонский спускался на дно морское в специальном колпаке, подолгу сиживал на оном дне, наблюдая за диковинами подводными, и оставался после этого живым и в добром здравии.
Иван с Яковом снова переглянулись.
Корабельщик задумчиво сжал бороду в кулаке, оглядел мичманов и хитро прищурился:
- Дозволено ль спросить, когда господам мичманам вольно будет к обучению пользоваться подводкой приступить?
Иван посмотрел на Якова. Яков скучающим глазом обводил внутреннее убранство подводки. Не иначе решал, стервец, где ему портрет Вареньки Аксаковой-Мимельбах приспособить. По всему выходило, что отвечать на вопрос следовало Ивану.
- Сразу же и приступим, - рубанул граф Мягков. - Допереж только вот команду собрать надо. Веселыцики из добровольцев будут или каторжников дадут?
Глава вторая 1. О ВДОВАХ И ПОСТОЯЛЬЦАХ
Вдова, что мичманов на постой пустила, оказалась премиленысая, хоть и из простолюдинок. Семнадцати годков ей еще не исполнилось. Звалась она Анастасией Каряки-ной и в замужестве пробыла всего две путины. В третью муж ее Савелий со товарищи вышел на промысел трески и сгинул в начавшемся вскоре шторме. И ведь предупреждали его, что шторм надвигается, но что делает человеческая жадность треска пошла косяковая, только лови, вот и не выдержали рыбацкие души, ушли в море, на предупреждения грозные не глядючи. А с морем северным не шутят, щедро море, однако ж и люто, глотает шкуны рыбацкие и досточками выплевывает.
С месячишко Анастасия на берегу слезами волны посолила, но что делать-то? Жить надо. И стала Анастасия жить. Кому робу сошьет, кому невода залатает.
Подполковник Востроухов со своей галантностью к вдовушке не один день клинья бивал, только Анастасия гордая оказалась, не хотела, чтобы в Холмогорах говорили, мол, за чин, без любви отдалась. Так что напрасно подполковник к ее дому тропки торил, напрасно тульскими пряниками сердце вдовой рыбачки усладить пытался. Хотел он в договоренности с сыскными Анастасии корчемную продажу табака доказать, так люди ж его на смех подняли, даже архангельский судья в суде отказал, гово-ря-де, известно всем, что неоткуда Карякиной денег для покупки табака на продажу взять. Он, вишь, с отчаяния да вредности мичманов к Анастасии и направил. С тайной мыслью, что скажут люди: вот, не хотела с солидным жалованным человеком жизнь свою связать, так живет сразу с двумя молокососами.
Только Анастасия офицерам не отказала, горницу отвела, сама же в комнатенке малой поселилась, где пьяный Карякин отлеживался при жизни, и предложила щеголям морским столоваться у нее, чтобы дешевле выходило. Мягков да Раилов на свою хозяюшку не нарадуются, но относятся к ней ровно к сестре - с любовью да уважением. Анастасия, оно конечно, плавна, кругла да румяна, только Яков сразу у своей постели на стеночке повесил портретик ненаглядной Вареньки Аксаковой-Мимельбах работы известного в то время художника Чирик-Петровского, любуется им все свободное время, разве что вечерами не молится. Может, и молился бы, да Бога гневить боялся.
У Ивана же первая влюбленность быстро прошла. Где мичман Мягков и где эта самая помещичья дочка Акса-кова-Мимельбах? Разошлись их дороженьки. Девки-то быстро замуж выходят и, как правило, за тех, кто в солидном возрасте и вес в дворянских собраниях имеет. Может, и вышла замуж за какого-нибудь вдового обер-майора, которому с неприятелем воевать уже по возрасту неприлично, а на жинку в атаку ходить еще в самый раз.
А тут - девица молодая под боком. Да премилая к тому же! Иван на Анастасию поглядывать стал, зашучивает с ней, улыбается. Оренбургский платок, что в Москве по случаю купил в подарок Вареньке, взял однажды и подарил. "Спасибо вам, - говорит Анастасия, - что же вы так растрати-лись, Иван Николаевич? Не по чину нам такие подарки принимать!" А глаза у нее синие-синие, дерзкие-предерзкие, и уголочками платка зазывно играет. Что ты хочешь"
молодость, она любого безрассудным делает! Сгреб ее Иван в охапку, аж сам задохнулся от жадного поцелуя. Ах ты, птичка-невеличка, замерла Анастасия на его груди, затихла, притаилась, словно воробышек в траве. Богу одному ведомо, чем бы у них все кончилось, только, на счастье или на беду, Яков пришел. "Ах, говорит Анастасия. - Вы меня погубите, Иван Николаевич!" Вырвалась да порх в свою комнатенку темную. Яков Николаевич, если даже что и заметил, виду не подал. Только покашлял многозначительно, посмотрел на брата и вздохнул:
- Эх, Ванька, нам с тобой счастья в баталиях искать, а ей здесь, с Востроуховым жить оставаться! Мягков помрачнел, злостью надулся.
- Пусть только попробует что! Я ему единым мигом зубы на зубы помножу!
- И в солдаты загремишь, - сказал Яков. - Не рабу, дворянину да чину высокому морду поправишь!
Мягков посидел в задумчивости, посмотрел вслед убежавшей Анастасии и упрямо покачал головой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
