До той поры, пока оросительные каналы на этой территории содержались в хорошем состоянии, ни одна война и ни одно вторжение завоевателей не смогли уничтожить плодородной земли. Разумная система каналов, распределяющая воды Тигра и Евфрата по широким просторам, являлась главным и единственным источником благосостояния Месопотамии. Люди не помнили, кто соорудил так умно и заботливо эти каналы. Никто даже не догадывался, что строители их жили за несколько тысячелетий до нашей эры в библейских городах Уре, Вавилоне и Ниневии. В Месопотамии сменялись правители, народы, культуры. После шумеров, аккадцев, ассирийцев и халдеев пришли сюда персы, потом - греки, а сельское население продолжало жить своей собственной жизнью, улучшая каналы и собирая урожаи. Жестоко эксплуатируемые бесправные люди, которых насильно гнали в войска и в копи, создавали богатство страны. Это они трудились, как каторжники, воздвигая многочисленные богатые города, храмы и дворцы, благодаря им расцветали архитектура и искусство, литература и наука, роскошью окружали себя цари, аристократы и сатрапы.
В средневековье Месопотамия пережила период нового подъема. Одновременно с захватом страны магометанами сюда из Дамаска был перенесен главный центр ислама. Халифы сделали своей столицей Багдад, пышность, совершенство архитектуры и сказочное очарование которого стали легендарными.
Позднее страну захватили турки под предводительством сельджуков. Они создали Великую багдадскую империю, но внешне мало что изменилось в этом краю. Сеть каналов и речных шлюзов сохранилась в целости, несмотря на бурные, трагические события, и земля продолжала давать богатые урожаи. И только целый ряд грабительских нашествий монголов во главе с Хулагу и Тамерланом превратили страну в пепелище. Была разрушена система каналов, и земля, лишенная живительной влаги, перестала родить, высохла и потрескалась под палящими лучами солнца и, наконец, превратилась в море сыпкой, летучей пыли… Цветущий край стал пустыней с загадочными курганами; по безбрежным степям бродили кочевые племена.
С тех пор на многие века люди забыли о существовании древней Месопотамии. Однако время от времени сюда прибывали путешественники из Европы. Именно они рассказывали о таинственных холмах, возвышающихся среди безмолвной равнины. Вокруг курганов гуляли черные бури, заметая их подножия желтым сыпучим песком. Бедуины, пасущие своих верблюдов, не имели ни малейшего понятия о том, что представляют собой эти странные холмы. Правда, кое-где на пригорках в беспорядке валялись куски кирпичей, черенки посуды и фрагменты базальтовых рельефов, но нигде не было видно остатков крупных строений, которые указывали бы на богатое прошлое страны. Не возвышались здесь, как в Египте, колонны, обелиски, сфинксы, пирамиды и каменные гробницы царей или, как в Греции и в Италии - руины храмов, статуи богов, арены и амфитеатры. История Месопотамии лежала под толстым покрывалом пустыни.
Первым в Европе описал путешествие в Месопотамию датчанин Карстен Нибур. По поручению датского короля Фредерика V Нибур организовал научную экспедицию на Ближний Восток. Однако закончилась она трагически. Не прошло и года, как все участники путешествия погибли от истощения и инфекционных заболеваний. В живых остался только Нибур, он один провел всю работу, которая возлагалась на целую экспедицию. Его книга «Путешествие по Аравии и соседним странам» (т. 1, 2, 1774 - 1778 гг.), представляющая собой добросовестное описание края, людей и найденных следов древних цивилизаций, долгое время являлась единственным источником знаний о Ближнем Востоке. Наполеон во время экспедиции в Египет постоянно имел ее при себе.
Нибур одним из первых пытался расшифровать клинообразное письмо. Но результаты его исследований в условиях тогдашнего состояния науки были заранее обречены на неудачу. Датчанин не сумел прочесть ни одного знака. Однако он установил - и это делает ему немалую честь, - что в клинописи следует различать три системы письма: пиктографическое, слоговое письмо, а также алфавитное, содержащее 24 буквы.
В начале XIX в. Двуречье стало широко известным в Европе благодаря арабским сказкам «Тысяча и одна ночь». В то время это была одна из популярнейших книг. Зачитывался ею и молодой английский адвокат Остен Генри Лэйярд. Чарующий мир, описанный Шехерезадой, настолько захватил его воображение, что Лэйярд решил совершить путешествие в Багдад, Дамаск и Персию.
Ежедневно, закончив работу в лондонской адвокатской конторе, Лэйярд запирался у себя в комнате и, обложившись стопками книг, усердно готовился к будущему путешествию. Он учился пользоваться секстантом[2] и компасом, составлять географические карты, оказывать первую помощь в случае несчастья, а также знакомился со способами борьбы с тропическими болезнями. Он не разлучался со словарями, стараясь познать тайны языков Ирака и Ирана.
В 1839 г. 22-летний Лэйярд бросает работу в адвокатской конторе и вместе со своим товарищем отправляется на Ближний Восток. Он ездит верхом на лошади от деревни к деревне, ночует в хижинах гостеприимных туркменов или в шатрах арабских пастухов. Своей простотой, неприхотливостью и общительностью англичанин быстро завоевывает расположение местных жителей, нравы и обычаи которых он с большим интересом наблюдает.
Свои приключения Лэйярд описывает изо дня в день с исключительным талантом. Эти записки превратились позднее в двухтомный труд под названием «Ниневия и ее остатки». Это сочинение стало необыкновенно популярным.
«Я с восторгом и благодарностью вспоминаю те блаженные дни - пишет Лэйярд, - когда мы, вольные и беззаботные, покидали на рассвете убогую хижину или шатер и отправлялись, куда глаза глядят, не заботясь о времени и расстояниях, ехали, чтобы к заходу солнца остановиться на ночлег у подножья каких-то руин, там, где раскинули свои шатры кочевники-арабы…»
В апреле 1839 г. Лэйярд добрался до Мосула, местности, расположенной в верховьях Тигра. Отсюда молодой путешественник совершил несколько поездок в глубь пустыни, раскинувшейся во все стороны, где и увидел впервые легендарные холмы, скрывавшие от людских глаз руины древнейших поселений. С той поры Лэйярд стал их страстным исследователем. Его интерес вызвала прежде всего возвышенность, где, согласно местным преданиям, должны были находиться развалины города, основанного библейским Нимродом, потомком Ноя. Арабы представляли его себе могучим великаном и свято верили, что кости Нимрода покоятся именно там.
Лэйярд пришел к выводу, что арабские легенды имеют какие-то реальные основания. Он рассуждал, что даже в том случае, если предания, связанные с именем Нимрода, являются плодом религиозной фантазии, то все равно не следует исключать возможности, что холм таит в себе остатки одного из древнейших поселений в истории человечества.
«По расположению холма, - пишет Лэйярд в своих дневниках, - нетрудно было понять, что это и есть то самое возвышение, которое описывал Ксенофонт, и у подножья которого стояли лагерем «Войска Десяти Тысяч». А руины - те самые, что видел воочию греческий полководец двадцать два века тому назад. Уже тогда это были развалины какого-то древнего города.»
Бродя по холму, Лэйярд то и дело натыкался на глиняные черепки, обломки кирпичей и обветшалые куски базальтовых рельефов. Среди арабов ходили легенды, что под землей кроются какие-то чудовища, высеченные из черного камня. Постепенно в молодом исследователе крепла уверенность, что холмы действительно скрывают от людских глаз несметные археологические сокровища. «Распаленный любопытством, - пишет он в записках, - я решил при первой же возможности детально исследовать эти единственные в своем роде памятники древности».
Но кошелек с деньгами, захваченными из Лондона, сильно похудел, и Лэйярд вынужден был прервать свое путешествие. Он отправился в Константинополь, где надеялся встретить поддержку со стороны британского посла сэра Стратфорда Каннинга.
И хотя сэра Каннинга археология совершенно не интересовала, он весьма благосклонно отнесся к просьбе Лэйярда. Эта благосклонность объяснялась тем, что на территории Ближнего Востока происходили в то время серьезные политические столкновения, а Великобритания, как обычно в таких случаях, с помощью агентов разведки стремилась плести интриги и сеять вражду среди угнетаемых народов, чтобы легче было добиваться своих захватнических целей. Ирак с его нефтью и другими природными богатствами, лежащий к тому же на пути в Индию, представлял собой лакомый кусок для британских капиталистов.
Европейские державы неоднократно использовали научные экспедиции для осуществления своих политических и шпионских замыслов. Каннинг быстро сообразил, что намерениям Лэйярда также можно отлично найти соответствующее применение. Под предлогом раскопок на холмах Месопотамии англичанин будет иметь возможность изучить страну, собрать сведения о ее минеральных богатствах и завязать непосредственные контакты с мятежными шейхами арабских племен. Лэйярд по своей натуре был типичным авантюристом и искателем приключений, поэтому без малейших колебаний согласился перейти на службу в «Интеллидженс сервис» и таким путем получил средства для проведения предполагаемых раскопок.
