не сводил с Ксюши этого своего неприятного взгляда.
Дормедонт Александрович одним движением очутился там, где только что сверкал его клинок, и внимательно посмотрел другу в лицо.
— Э-э, батенька, — протянул он, — я погляжу, ты совсем осатанел. Меня насчет ужина спрашиваешь, а сам-то ты сколько дней не ел?
Не дожидаясь ответа, Его Сиятельство одной рукой схватил Ричарда, другой — достал фляжку, зубами свернул колпачок, и влил содержимое ему в горло.
Ричард тяжело выдохнул. Цвет его лица, насколько можно было судить в полумраке холла, изменился к лучшему, да и взгляд стал менее ошалелым.
— А ты как же? — тяжело прохрипел Ричард.
— Решу эту проблемку как-нибудь. Теперь рассказывай, давай.
Ричард сделал жест, означающей, по всей видимости, отсутствие нужных слов.
— Ладно, — Дормедонт Александрович спрятал лезвие обратно в трость. — Отвечай — да или нет. Она жива?
— Да, то есть понимаешь, я не справился с собой… я…
— Что, всё так плохо?
— Нет! Я успел только усыпить её, я тут же опомнился… И она там лежит уже полутора суток. Я боюсь к ней приближаться. Боюсь, что опять не справлюсь…. Я…
— Отведи нас туда.
— Но я… я… — Ричард запустил пальца в волосы, и вид у него опять стал безумный.
— Я не дам тебе не справиться с собой, — мрачно пообещал Дормедонт Александрович, — даже если для этого мне придётся зарыть тебя в подвале на несколько дней.
***
В комнате было очень пыльно и темно. Все свечи внезапно зажглись, когда Дормедонт Александрович щёлкнул пальцами, но и они не давали достаточно света. Их было немного, да и те, что были, сильно заплыли. На старинной дубовой кровати с поднятым балдахином лежала женская фигура. Ксюша немедленно бросилась к ней.
Даша лежала совершенно неподвижно, очень бледная и будто не дышала. Ксюша схватила подругу за руку и попыталась прощупать пульс, но пульса, казалось, тоже не было, и рука была ледяная.
Ксюша взвыла, как раненый зверь, и разразилась рыданиями.
— Отчего Вы на этот раз плачете? — спросил не то чтобы ледяной или стальной, но уж больно бесстрастный голос у неё за плечом. — Не уподобляйтесь, пожалуйста, моему другу — в критической ситуации одного сумасшедшего более чем достаточно.
— Она умерла, умерла! — выла Ксюша.
— Да жива она, уверяю Вас. От неё совершенно не пахнет смертью. Это всего лишь глубокий летаргический сон. И неудивительно, ведь уже больше суток прошло. Вот смотрите.
Он извлёк из кармана маленькое зеркальце и поднёс к носу Даши. Зеркальце слегка запотело.
— Вот видите — она дышит, — в его голосе прозвучала даже некая успокаивающая нотка.
Ксюша мгновенно прекратила завывать и даже попыталась прекратить всхлипывать.
— Вы можете её разбудить?
— Мы нет, но… мы что-нибудь придумаем.
Он улыбнулся ей — очень сдержанно, но всё же на какой-то краткий миг Ксюша почувствовала, что не одна.
В комнату прошаркал крайне мерзостный старик и подобострастно уставился на Дормедонта Александровича. И дело было не столько во внешности, хотя и она была не слишком приятна — слишком старик был скрюченный, обросший и обрюзгший. Дело было в некой ауре — ощущении мерзости, которое он распространял вокруг себя.
— Что прикажете, Ваше Сиятельство? — проскрипел он.
— Крови… волчьей. Литров шесть — не меньше. Я и сам-то едва на ногах держусь, а мне ещё этого истерика в чувства приводить.
— Сей же час сделаю! Подать сюда-с?
— Нет, на кухню. И сытный человеческий ужин для леди. Его подай в зеленую спальню. И смотри у меня, чтоб без фокусов — только попробуй учудить что-нибудь, и выгоню из дома на свет Божий, так и знай!
Старик неприятно оскалился в сторону Ксюши, но всё-таки без слов удалился.
— Везёт тебе, — вздохнул Ричард, провожая старика взглядом. — Вертишь им как хочешь. Меня он ни в жизнь не послушает.
— Просто тебе лень разбираться, как им управлять. Простите, Ксения Даниловна, что не приглашаем Вас собой с собой ужинать, но наше питание — зрелище не из приятных, поверьте. Идемте, я покажу Вам Вашу комнату. Боюсь, Вам придется остаться здесь до вечера. Провожать Вас мне слишком поздно, а одну я Вас не отпущу — слишком опасно. Да и насколько я понял, Вы не захотите оставлять свою подругу в таком состоянии.
Ксюша кивнула.
— И прошу не поддавайтесь на провокации старого пройдохи — уверен, он будет пытаться извести Вас, но прямо он ничего сделать не может — так что просто не разговаривайте с ним и не слушайте, что он будет болтать.
— Вы питаетесь волчьей кровью? — спросила Ксюша несколько отрешённо.
— Мы любой кровью питаемся, — отозвался Дормедонт Александрович совершенно спокойно, словно объяснял принципы садоводства или что-то столь же обычное. — Просто мистические и физические качества волчьей крови наиболее уместны во многих случаях. Довольно часто также возникает необходимость в медвежьей крови. Действие же человеческой крови очень неоднозначно… Я бы сравнил её с наркотиком — она вызывает привыкание и множество побочных действий. Хотя считается, что бывают случаи, когда ничто другое… я всегда это оспаривал. Завораживающее наркотическое действие человеческой крови столь велико, что слабые натуры не могут против неё устоять, даже если ни разу к ней не притрагивались. Их гибель — не вопрос времени — это дело одного момента.
***
Ксюша проспала едва ли пару часов. Ей опять снились подземелья, где гулял смрадный ветер разложения — впрочем, на этот раз это было совершенно неудивительно. Она встала, оделась и принялась в рассеянии бродить по дому, огромному, пыльному и совершенно пустому. Дойдя до комнаты, где лежала Даша, она села на край её кровати и некоторое время смотрела на подругу, потом взяла зеркальце, всё ещё лежавшее на прикроватном столике, поднесла к приоткрытому рту Даши. Зеркальце запотело.
Ксюша поднялась, не зная, что, собственно, ей следует делать дальше. И тут в комнату вошёл давешний мерзкий старик. Он воззрился на девушку полным ненависти взглядом красных слезящихся глазок и заскрежетал:
— Я знаю, знаю, зачем ты пришла!
Ксюша взглянула на него с безразличием и подошла к окну. Оттуда открывался чудесный вид на поросшие лесом холмы, полого спускающиеся к морю, и белый, словно жемчужина, город на берегу. Девушкой овладело некое бесчувствие.
— Ты пришла, — продолжал старик, — чтобы убить его.
— В таком случае Вы знаете больше, чем я.
Старик презрительно фыркнул:
— Тебе меня не обмануть! Не прикидывайся ягнёнком — ты не позволишь себя сожрать — только не ты! Ты возьмёшь его за руку и отведёшь к этому вашему Богу. Ты всегда считала, что душа будет счастливой и свободной рядом с
