сипло орет Юрка, и, в свете фонарей, на его плечах взблескивают золотые лычки.
– Давай к нам, Юрок! – радостно машем мы руками, а Саня Гриценко закладывает в рот два пальца и оглушительно свистит.
Юрка старше нас года на три и до службы был известным в городе хулиганом.
– А, это вы, – подойдя ближе, добродушно басит он, и плюхается на скамейку.
– Мадеры дернешь? – щелкает Леха ногтем по бидончику.
– А то! – оживляется Юрка и Женька вручает ему наполненный до краев стакан.
– Марочная, – с удовольствием опорожнив его, крякает отпускник и аппетитно хрустит яблоком. – Где взяли?
– Где, где, в Караганде! – смеемся мы, набулькиваем ему второй, а затем пускаем стакан по кругу.
– Знатная вещь, – авторитетно заявляет Юрка и поднимает вверх палец. – Нам на лодках тоже вино дают.
Мы знаем, что он подводник и уважительно киваем головами.
– Закуривайте, – извлекает Юрка из кармана пачку сигарет, и все тянут по одной.
– Импортные? – затягиваясь душистым дымком, интересуется Женька.
– Ну да, – следует ответ. Из Александрии.
– А где это?
– В Египте, темнота, – смеется Юрка. Мы там были с дружеским визитом.
– Здорово, – удивляемся мы. – Это ж надо!
А Юрка самодовольно ухмыляется, снова лезет в карман и вручает всем по тонкой, обернутой в серебристую фольгу пластинке.
– Че это? – нюхает свою Леха.
– Жвачка, – следует ответ. Арабская.
Несколько минут мы сосредоточено чавкаем и выражаем свое удовлетворение.
– Да, ништяк у тебя служба, – говорит Саня. А нам с Валеркой осенью тоже в армию.
– На флот загремите, вот увидите, – покровительственно хлопает меня по плечу Юрка. У нас там шахтерни много.
Со стороны ярко освещенного КПП доносится металлический лязг, и из-за железной двери появляются два сержанта с красными погонами.
– О! – радостно ухмыляется Юрка. – Сапоги! Пойду, пообщаюсь.
– Брось, – отговариваем мы его, – не связывайся.
Солдат из роты охраны в городе традиционно не любят, и если они появляются на танцах, обязательно возникают драки.
– Не, пойду, – сплевывает на землю отпускник, поплотнее насаживает на голову бескозырку и неспешно дефилирует в ту сторону.
О чем они беседуют, нам не слышно, но через минуту мелькает Юркин кулак и один из сержантов с воплем рушится на асфальт.
– В ружье! – испуганно вопит второй и в панике бросается к двери.
Когда Юрка исчезает в ближайшем переулке, оттуда вываливает увешанный амуницией караул и, гремя сапогами, уносится в темноту.
– Хрен они его догонят, – прислушивается к затихающим крикам Леха.
Минут через пять солдаты возвращаются, и двое из них направляются в нашу сторону.
– Слышь, пацаны, – подойдя ближе и тяжело дыша, интересуются один. – Че это за моряк был, вы не в курсе?
– Не, – вертим мы головами, – не в курсе. Наверное, какой-то залетный.
Тот недоверчиво косится на наши ухмыляющиеся рожи, что-то недовольно бурчит и оба звенят подковами в сторону КПП.
– Молодца Юрок – переглядываемся мы и довольно гогочем.
А в ноябре нас с Саней призывают на флот. На полные три года.
Вот тебе и Юрка. Как в воду глядел.
Сиреневый туман
Июнь. Прибалтика. Воскресное утро.
За открытыми окнами ленкомнаты весело чирикают воробьи, оглушительно пахнет сирень и в голубом небе сияет солнце.
Переваривая завтрак, мы сидим за двумя передними столами и внимаем речи замполита.
На носу смотр художественной самодеятельности, и он собрал все экипажные таланты.
Первый, и самый главный – штурманский электрик Иван Лука.
До службы он играл в духовом оркестре дома культуры у себя в Бендерах на инструменте с интригующим названием «корнет-а-пистон», мечтал на службе попасть в музроту, но вместо этого загремел на флот.
Затем следую я, имевший неосторожность закончить на гражданке музыкальный курс по классу баяна, радист Витя Будеев, умеющий стучать на ударнике и радиометрист Саня Ханников, которого я активно обучаю игре на шестиструнной гитаре.
Замыкают блестящую плеяду, исполнители матерных частушек и блатных песен, штурманский электрик Серега Антоненко и турбинист Витька Миронов, по кличке «Желудок».
Смотр, честно говоря, нам по барабану. Но есть стимул. В случае победы, Башир Нухович обещает всем участникам по десять суток отпуска, а это ни хрен собачий, побывать дома всем хочется.
– Итак, какие будут предложения? – отметив важность предстоящего мероприятия, вопрошает капитан 2 ранга.
Мы морщим лбы, изображаем мыслительный процесс и Лука поднимает руку.
– Давай, – шевелит густыми бровями Башир Нухович.
– Я думаю, надо организовать ансамбль, – значительно изрекает Лука. – Вокально-инструментальный. Как в ДОФе.
– Во-во! – экспрессивно поддерживает его Ханников. – И там, это самое, тренироваться.
– Принимается, – подумав, кивает головой замполит. – А что будете исполнять? От каждого коллектива выставляется одна песня, танец и декламация.
В части песни вопрос сложный, и мы чешем затылки.
Дело в том, что те шедевры, которые под гитару или баян, по вечерам звучат в баталерке и кубрике, к предстоящему смотру явно не годятся. В их числе целая серия блатных, ругательных и фольклорных.
– А давайте «Сиреневый туман», – внезапно предлагает Витя Будеев, и все тут же соглашаются. Эту песню, записанную на портативный магнитофон, совсем недавно привез из отпуска кто-то из офицеров, она всем нравится и есть на экипажной «Комете».
– Добро, – кивает Башир Нухович, делая запись в блокноте. – И кто будет петь?
– Желу…, извиняюсь, Миронов, – басит Ханников и хлопает по плечу сидящего рядом Желудка. Тот давится оставшимся от завтрака печеньем, сонно пучит глаза и с готовностью кивает.
– Не подведешь, Миронов? – с надеждой взирает на него замполит.
– Никак нет, товарищ капитан 2 ранга, – вертит башкой Желудок. – Только мне б перед выступлением десяток сырых яиц, для голоса.
– За это можешь не переживать, – следует ответ, и в блокноте делается очередная запись.
– А еще Серега спляшет «яблочко», – киваю я на Антоненко. – Ты как, Серый?
– Нет вопросов, – ослепительно улыбается Серега. – Сбацаю.
– Яблочко – старший матрос Антоненко – аккуратно выводит в блокноте зам. – Ну, а теперь декламация, что будем читать? – обводит он всех глазами.
Мы переглядываемся и нерешительно пожимаем плечами. Поэтов среди нас нету.
– А читать будем «Паспорт» – проникновенно изрекает зам. – Маяковского.
– Это который из штанин? – хитро щурится Ханников и мы смеемся.
– Отставить смех! – хмурится Башир Нухович. – Именно! И грозно обводит нас взглядом.
– А кто будет? Мы не умеем, – вякает Лука, и все кивают головами.
– Комсорг, – следует ответ. – Старший лейтенант Мальцев.
Командир турбинной группы и по совместительству наш комсорг, Мальцев отличается богатырской статью, решительным командным голосом и умением «гнать пургу». Так что за судьбу «Паспорта» можно не беспокоиться.
– Ну, вроде бы все – скрипит стулом заместитель. – Вопросы есть?
– Нам бы того, новую гитару, – нерешительно говорю я.
– Ага, и еще барабан, – подпрягается Витя Будеев.
– Так я ж вам с месяц назад выписывал целых две, где они? – широко распахивает глаза Башир Нухович.
– Одна поломалась, – вздыхает Саня Ханников и косится на Луку.
Накануне, пытаясь переоборудовать одну из гитар в электрическую, умельцы устроили небольшой пожар, и инструмент приказал долго жить.
– Ладно, найду я вам гитару, и барабан, – вздыхает капитан 2 ранга. – А тренироваться будете здесь, в ленкомнате. И чтоб матерных песен мне не петь, ясно?
– Точно так, ясно! – дружно отвечаем мы, проникаясь ответственностью мероприятия.
Всю следующую неделю, после ужина и до отбоя, мы осваиваем нужный репертуар в ленкомнате и ДОФе, куда нас водит лейтенант Мальцев.
Дела идут неплохо и все довольны. Особенно Желудком. У него отличный лирический баритон и врожденное чувство такта.
– Молодец, Миронов, – довольно гудит Соколов. – А я думал, ты только жрать умеешь.
– Не, – хитро ухмыляется Витька, – и петь тоже.
Кроме нашего, в смотре принимают участие еще шесть, обучающихся в Центре экипажей Северного и Тихоокеанского флота, матросы из команды обеспечения и местный подплав.
Ветер
Над Кольской землей, завывая, несется ветер. Он кружит в воздухе снежные вихри, гонит по заливу свинцовые волны и тоскливо воет в сопках.
Пролетая над одной из отдаленных губ, так в Заполярье именуются заливы, ветер замедляет свой бег и немного стихает.
Внизу, в мутной полутьме, размыто просматривается база, холодные, застывшие в припайном льду, тела ракетоносцев и обшарпанные казармы на берегу.