— Ясно… Высылаю.
— Виноват… — начал полковник, — я не совсем понял.
— Помолчите! — повысил голос Старик. — Это я не вам, Лиэлард. Да, Лиэлард, пусть захватят веревки или что там у вас полагается.
— Ясно! — прозвучало из динамика.
— В чем дело? — снова начал полковник. — Я не понимаю…
— Садитесь и подождите, — посоветовал Старик. — Сейчас за вами придут, и все поймете.
— Вы отдаете себе отчет?! — завопил полковник. — Вы будете отвечать за такие действия!
— Я уже принял на себя ответственность за все, что тут произошло, — спокойно сказал Старик. — И за это тоже.
— Я вынужден буду арестовать вас! — продолжал вопить полковник. — Я здесь представляю…
— Молчать! — вдруг крикнул Старик, стукнув кулаком по столу. — Я вас уже арестовал. Забери у него пистолет, Марк.
Как ни странно, полковник сразу успокоился.
— Хорошо, — сказал он, отступая к свободному креслу, — очень хорошо. Подчиняюсь. К сожалению, у меня нет пистолета, — пояснил он Марку. — Пистолет остался где-то там. — Полковник сделал рукой неопределенный жест.
— Ладно, — процедил Марк, ощупывая на всякий случай карманы полковника. Потом он довольно небрежно толкнул его в кресло!
— Сидите пока тут.
Полковник промолчал. Устроившись в кресле, он принялся вытирать ладонью лицо и шею.
В открытые окна откуда-то снизу донесся звук сирены санитарной машины. Зашелестел гравий под колесами, стукнула дверца. Марк широко распахнул двери кабинета. В коридоре уже слышались быстрые шаги.
* * *
Старик навестил Марка в военном госпитале. Похудевший и небритый, Марк лежал на узкой койке и глядел в окно, где ветер раскачивал темные ветви серебристых елей.
При виде Старика Марк приподнялся и сел.
— Ну как? — спросил Старик, присаживаясь рядом на белый табурет.
— Через неделю обещают выпустить. Всего-навсего лучевое поражение второй степени.
— Мы с тобой дешево отделались…
— А как вы? — поинтересовался Марк, пытаясь подавить зевок.
— Как видишь. У меня иммунитет.
Они замолчали. Разговор явно не клеился.
— Я вчера подал в отставку, — сообщил Старик, глядя на Марка поверх очков.
— Ну и зря. А впрочем, какая разница! — Марк зевнул. — Что теперь думаете делать?
— Буду разводить пчел.
— Неплохо… Только это не для меня. Терпеть не могу мед.
Они снова замолчали.
— Территория института объявлена запретной зоной и консервируется на сорок лет, — сказал Старик. — Решение уже принято, и саперы начали возводить заграждения вокруг. Радиация очень велика.
Марк пожал плечами.
— А тематика исследований?
— Будут строить другой институт с более мощными установками. Кредиты, кажется, уже утверждены. Тебе, — видимо, предстоит там работать.
— Если меня не арестует полковник Кроббс, когда выйду отсюда.
Старик усмехнулся:
— Карьера Кроббса кончилась… Лиэлард его скоро не выпустит.
— Найдутся другие кроббсы. — Марк зевнул и откинулся на подушку.
— Тебя интересует, что за “духа” выпустил из бутыли Норт?
— Откровенно говоря, нет. И кроме того, я ведь слышал его последние слова.
— Ты решил устраниться?
— Не знаю. Может быть… Откровенно сказать, мне это надоело.
— Они теперь ищут бумаги Норта, — продолжал Старик, — его записи, дневники. Но кажется, ничего не сохранилось. Вероятно, он записывал мало. Все держал в голове. Уже спрашивали у меня. Конечно, будут расспрашивать и тебя, Марк.
— Пусть спрашивают. — Марк снова зевнул. — Я ничего не знаю. Не дорос до понимания таких проблем. А собственных мнений у меня, как вы знаете, никогда не было.
— Гибель Норта для них сейчас невосполнимая потеря.
— Родятся другие норты.
— Такое бывает не часто. К тому времени люди, быть может, поумнеют…
— Не все ли равно, шеф. Вспомните его последние слова: “Впереди нет ничего”, “Бесконечность пылающей плазмы”…
— А почему это тебя так поразило? Естественное завершение цикла развития космических тел. Впереди океан огня, и это так же закономерно, как смерть каждого из нас. Важно, чтобы этого не случилось раньше по вине человека, по нашей вине, Марк. Мы ведь не знаем, какое будущее Норт “зацепил” своим экспериментом. Может быть, до него сотни миллионов лет…
— Но вы сказали о новом институте, с более мощными установками. Значит, через десять, двадцать, пятьдесят лет они неминуемо придут к тому же… Вот тогда может исполниться его пророчество.
— Я не отрицаю серьезности ситуации, но и не склонен видеть в Норте абсолютного пророка. Будущее — великая неопределенность. Норт приоткрыл нам один из многих вариантов. Мы стали теперь чуть-чуть умнее. Конечно, остановить марафон научного поиска невозможно, да это, вероятно, и бессмысленно. Но продолжать его, держа руку на “стоп-кране”, — к сознанию этой необходимости человечество рано или поздно придет. Должно прийти. И вот если время от времени понемногу нажимать на “стоп-кран”, особенно на поворотах…
Глядя в окно, Марк улыбнулся:
— Хотел бы я увидеть того, кто нажмет. Улыбнулся и Старик и тоже стал смотреть в окно. Там ветер раскачивал вершины елей и гнал в синем небе ослепительно белые облака.
Стена
Все погибло: области опустошены войной.
Храмы и школы разрушены.
Летопись XIV века
Повесть— Мы поймали еще одного, Борода.
— Сколько ему лет?
— На вид за шестьдесят. Но может, и меньше. Выглядит гораздо старше, чем мы с тобой.
— А откуда?
— Из тех, что живут под развалинами в долине. Я его давно приметил. Он чаще других вылезал наружу в пасмурные дни. А сегодня с дождем выбрался высоко в горы. Я следил за ним в оптическую трубу из верхней лаборатории. Когда он подошел к одной из наших пещер, я сигнализировал ребятам. Они набросили на него сеть. Он даже не пробовал освободиться. Лежал и скулил. Когда стемнело, ребята втянули его к нам.
— Бесполезное дело, Одноглазый. От этих, из развалин, мы ни разу ничего не добились. Они умирали раньше, чем начинали вспоминать.
— А может, это упрямство, Борода? Просто не хотят говорить, как было.
— Нет, это кретины… Прошлого для них не существует. Тут одно средство — электрические разряды. Хромой верил, что хорошие разряды способны восстанавливать память прошлого. Но эти, из развалин, не выдерживают.
— Так пустить его?
— Пусти, пожалуй… Или нет. Давай сюда! Посмотрю, каков он.
* * *
Двое коренастых парней с чуть пробивающейся рыжеватой порослью на щеках, полуголые, в коротких кожаных штанах и деревянных башмаках, ввели старика. Он был худ и лыс. Впалые восковые щеки, черные борозды морщин вокруг тонких, плотно сжатых губ. Большие оттопыренные уши казались прозрачными. Слезящиеся глаза подслеповато щурились под подкрасневшими, лишенными ресниц веками. Старик зябко кутался в короткий дырявый плащ. Спазматическая дрожь то и дело пробегала по худому, костлявому телу. Из-под плаща виднелся рваный шерстяной свитер, грязные в заплатах брюки были заправлены в дырявые носки, подвязанные кусками веревки. Ботинок на нем не было, и он переступал с ноги на ногу на холодном бетонном полу подземелья.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
