хватало!».
— Если вы не в настроении, Елена Евгеньевна, то ладно, — я пожал плечами и отвернулся, будто собираясь уходить. — Мне показалось, что вы на меня сердитесь, хотел как-то исправить положение…
— Ладно, — вожатая поджала губы. — Заходи. Только совсем скоро ужин, ты же помнишь?
— Да, конечно, — я шагнул в комнату Елены Евгеньевны. — Я недолго.
В комнате ничего особенно не изменилось. Разве что на полке книжек прибавилось. Только теперь не учебников, а обычных, художественных. Из библиотеки. «Парень с космодрома», «Таинственный остров», «Собака Баскервилей»… И на шторах на окне появилось несколько бабочек из проволоки, обтянутой тонким чулочным капроном. Ну да, кто-то из девчонок эту моду привез, теперь у нас эти бабочки разной формы попадаются в самых неожиданных местах.
— Так о чем ты хотел поговорить, — нетерпеливо спросила Елена Евгеньевна.
— Про газету… — начал я.
— О, господи… — вырвалось у вожатой.
— Да нет же, не буду я тут ничего доказывать, — сказал я. — Мы уже переделали газету, и Друпи с Марчуковым пошли ее Марине Климовне показывать.
— Кто пошел? — нахмурила брови Елена Евгеньевна.
— Ну… Анастасия, — исправился я. Вот черт, так и знал ведь, что вырвется когда-нибудь! Но ничего не могу с собой поделать, чем больше с ней общаюсь, тем больше она становится похожей на Друпи. — Я про другое хотел спросить. Елена Евгеньевна, а расскажите, как все получилось — это вам сразу газета не понравилась, и вы Марину Климовну позвали или она вас вызвала ни с того, ни с сего?
— Мне кажется, это тебя не касается, — отчеканила вожатая.
— Да бросьте, — хмыкнул я. — Как раз очень даже касается! Просто мне кажется, что если бы вам не понравилось, то вы бы просто подошли ко мне и тихонько попросили бы немедленно снять эту гадость. И вряд ли пошли бы жаловаться старшей пионервожатой. Я прав?
Елене Евгеньевна молчала.
— Ну а Марина Климовна обычно у нас не имеет привычки ходить ранним утром по отрядам и разглядывать, что там они повесили себе на доски объявлений, — я прошелся по комнате с видом следователя уголовного розыска из какого-нибудь типичного сериала девяностых. — Из чего следует, что кто-то сходил к Марине Климовне и нажаловался. А теперь газету сняли, вам устроили выволочку, ну и нам тоже. Так ведь все было, да?
— Вроде того, — вздохнула вожатая. — Марина Климовна устроила мне разнос за то, что я совсем не слежу за своим отрядом. И они, то есть вы, развели тут балаган и превратили стенгазету в Содом и Гоморру. А я даже прочитать ничего толком не успела…
— Да не было там никакого Содома и Гоморры, Елена Евгеньевна, — усмехнулся я. — Но я бы правда не обиделся, если бы это вы пожаловались.
— Но с новой газетой никаких проблем не будет? — спросила она.
— Точно нет, — я засмеялся. — Мы постарались, чтобы она была похожа на философский трактат о пользе добра. А интервью ваше будет в следующем номере. И я вам его покажу, прежде чем публиковать.
— Обещаешь? — Елена Евгеньевна хитро посмотрела на меня.
— Честное пионерское! — сказал я.
Уф. Кажется, лед сломан. Это хорошо. Но разговаривать про Мамонова еще рановато. Не стоит злоупотреблять только что восстановленным равновесием.
Ну и как раз в этот момент заиграл горн, призывающий нас на ужин.
Нелады в отряде были заметны теперь уже невооруженным глазом. Никакого тебе общего строя и бодрого чеканного шага, все разбились на кучки, напряжение повисло прямо-таки отчетливым маревом. В самом начале шла Лиля, практически в гордом одиночестве. Потом стайка девчонок вокруг другой девушки, до сих пор не запомнил, как ее зовут, но она точно принимала участие в споре вокруг сценки на родительский день. Потом компашка из нашей палаты, которые из одной школы. Потом мы, а в хвосте — Бодя и его миньоны. В этот раз дело было явно с нами никак не связано, похоже, разругались как раз пока мы газету переписывали в библиотеке. И кусочек этой ссоры я даже застал. Неужели дело в выступлении на родительский день?
— Неладно что-то в датском королевстве, — пробормотал я.
— Чего? — встрепенулся Марчуков, увлеченно спорящий с Друпи про степень ядовитости гадюк.
— Да так, ничего, — отмахнулся я и ускорил шаг. Обогнал всех других-прочих и пристроился к нашей рыжей председательнице.
— Лиля, что-то случилось? — спросил я.
— На меня обиделась Светка из-за роли, — спокойным, но напряженным голосом сказала она.
— И поэтому сейчас все… такие? — я мотнул головой через плечо.
— Какие такие? — дернула плечом Лиля.
— Слушай, ну не прикидывайся, что не понимаешь, а? — скривился я.
— Ну, у нас было два варианта выступления — про спортивное королевство и про олимпиаду в лесу, — начала рассказывать она. — Мы проголосовали, победили звери. А Светка должна была играть спортивную принцессу в крпроевстве. И начала качать права. Я ей предложила роль обезьянки. Она обиделась, и все поссорились. Но я ничего плохого не хотела, обезьянка же самая ловкая среди зверей…
— А остальные? — спросил я. — Тоже обиделись?
— Ну… вроде того, — Лиля дернула плечом и всхлипнула. — Мы же проголосовали. И решили, что будем делать про зверей. Чтобы было весело и как будто мы малышня. Ну, это же забавно — первый отряд, а изображает мультики. Но потом выяснилось, что те, кто голосовал против, не хотят играть зверей, а хотят спортивных придворных. И вот…
— Да уж, беда, — я покачал головой. — И что теперь?
— Не знаю, — она пожала плечами. — Меня вообще никто не слушает, даже те, кто с самого начала вроде бы был за мою идею.
— А Елена Евгеньевна? — спросил я.
— Ой, она и так задерганная, не хотелось еще и с этим на нее наседать, — отмахнулась Лиля. — Мы же уже взрослые, должны сами разобраться. Ой, слушай, это же ты делал газету, да?
— Ну… да, — я кивнул.
— А почему ее сняли так быстро? — лицо девочки стало расстроенным. — Я не все успела прочитать, но мне так понравилось!
— Марине Климовне не понравилось, — сказал я. — Попросила переделать.
— Ой, как жалко! — она вздохнула. — Так необычно было… А идею с письмами вы оставите? У нас девчонки уже обсуждали, что надо тоже написать. Идеи придумывали.
— Передай им, пусть пишут, — я подмигнул.
— Хорошо, — она вздохнула. — Только со мной никто не разговаривает.
— Ничего,
