У Эбнера не укладывалось в мозгу, как это люди могут не чувствовать благодарности за такую божественную милость со стороны мистера Форда. Но испорченность человеческой натуры общеизвестна, и многие рабочие были весьма недовольны вмешательством в их частную жизнь и переименовали "Социальный отдел" в "шпионский". Вместо того чтобы честно исполнять все пункты соглашения, они пускались на дьявольские увертки, чтобы обойти их. Иммигранты превращали своих постояльцев в братьев или зятьев; молодые парни до поры припрятывали своих подружек или выдавали их за сестер-сирот; кое-кто из самых отпетых дошел до того, что стал нанимать себе в родственники стариков, лишь бы пройти проверку. Иногда обман раскрывали, обманщиков увольняли, и подсиживание, сплетни и шпионство расцвели пышным цветом.
22
Единственным недостатком новой системы, по мнению семьи Шатт, был слишком быстрый рост цен. Прежде всего злодеи домовладельцы начали повышать квартирную плату. Шатты платили двенадцать долларов в месяц, а теперь им объявили, что нужно платить двадцать. Разумеется, они подняли вой, но агент сказал, что если не желают — могут убираться.
Эбнер потратил целое воскресенье на разъезды по городу и беседы с другими агентами, что послужило для него уроком элементарной экономики. Жизнь в Хайленд-Парке начала дорожать с тех пор, как добрый мистер Форд стал ежегодно распределять десять миллионов долларов сверх заработной платы. Почему бы домовладельцам не иметь своей доли в этом благополучии? Домовладельцам так же, как и Эбнеру, пришла в голову мысль, что неплохо бы купить фордовский автомобиль и по воскресеньям возить семью за город. Или поехать летом на мичиганские озера ловить рыбу, или провести зиму во Флориде, — почему бы и нет?
Эбнер и Милли решили пойти на риск и немедленно купить дом; но тут они получили второй урок по экономике — с нововведением в Фордовской автомобильной компании цены на дома почти удвоились. Эх, если б Эбнер купил дом до введения премии! Если бы хоть кто-нибудь его надоумил! Кое-кто из фордовских компаньонов вовремя смекнул и поспешил приобрести земельные участки — и так вздули на них цену, что для семейства Шатт купить дом стало так же трудно, как если бы никакой премии и не было!
Время шло, и жестокие уроки повторялись снова и снова. Милли, всегда чрезвычайно экономная, теперь стала держать семью на голодном пайке и сбилась с ног, отыскивая лавку, где продукты продавались бы по ценам эры, предшествовавшей введению премии. Но таких лавок не оказывалось, торговцы же спешили разъяснить, что они платят теперь повышенную плату за помещение и повышенное жалованье продавцам. Кто станет работать в Хайленд-Парке за прежнее жалованье, когда цены на продукты и квартирная плата возросли? Что-то неладное творится в мире!
Единственный человек, которому премия дала именно то, чего он добивался, был сам Генри Форд. Прежде всего он получил репутацию американского хозяина Номер первый; недурная реклама для фордовского автомобиля, который продавался простым смертным, из коих многие были рабочие, а многие — идеалисты вроде самого Генри. Когда они продавали старый "форд", чтобы купить новый, они делали вид, что содействуют великому филантропическому начинанию. "Помогай ближнему" — гласили плакаты, расклеенные по всему заводу в назидание посетителям, а равно и рабочим.
Кроме того, это означало, что Генри получил отборную рабочую силу Америки. Он мог проверять и выбирать, и когда он нанимал рабочего, ему нетрудно было удержать его. Текучесть рабочей силы была чрезвычайно велика. Чтобы иметь на заводе четырнадцать тысяч рабочих во времена, предшествующие премии, ежегодно приходилось нанимать пятьдесят три тысячи рабочих. Но уже в первый год новой эры понадобилось нанять только 6508 рабочих, и большинство из них было принято на новую работу, так как дело расширялось.
23
Агент по продаже недвижимости завладел Эбнером и Милли, Он торжественно заверил их, что в его руках находится последняя выгодная сделка в Хайленд-Парке. Он говорил это ради их пользы, а не ради своей: если они упустят эту возможность, кто-нибудь ее перехватит, и они будут сожалеть об этом всю жизнь. В доме было шесть комнат — больше, чем они хотели, но они чувствовали себя богачами и знали, что мальчишки подрастут, а девочка не может же вечно спать в одной комнате с родителями. После долгих и мучительных колебаний они решились.
Они уплатили три тысячи сто пятьдесят долларов за дом, который до введения премии могли купить дешевле на тысячу долларов. Они внесли шестьсот долларов наличными, то есть почти все, что им удалось скопить за десять лет, и согласились выплачивать двадцать долларов в месяц плюс проценты, которые составили в начале платежей дополнительную сумму в тринадцать долларов.
Им предстоял неприятный сюрприз — налоги; агент избегал говорить о них, а у семейства Шатт никогда не было собственности. Проценты будут уменьшаться, но основную сумму задолженности им придется выплачивать в течение одиннадцати лет. Агент доказывал, что ведь все равно они бы платили квартирную плату, а квартирная плата непременно будет подниматься — и в этом, как оказалось, агент не ошибся.
Все дорожало по какой-то непонятной и страшной причине. Европейские государства, во всяком случае, большинство из них, нашли это лето подходящим, чтобы ввязаться в войну. Эбнер узнал о ней из тревожных заголовков вечерней газеты, за несколько дней до того, как они с женой подписали контракт на покупку дома. После ужина, сидя на крыльце, Эбнер прочел Милли вслух газетные сообщения. Каждый день еще какое-нибудь государство бросалось в пропасть; армии выступали в поход, а затем происходили сражения, и заголовки кричали: "Убито двадцать тысяч немцев" или французов, русских, австрийцев, или сербов. Все эти нации были пустым звуком для Эбнера, и он понятия не имел, за что они сражаются. Он радовался тому, что живет в свободной стране, где люди обладают достаточно здравым смыслом, чтобы не пускаться на такое безумие.
Так реагировали на войну почти все, кого он знал, включая и его хозяина. Мистер Генри Форд не одобрял войны. Он не раз высказывал свое суждение о ней попутно с мнением о высоких пошлинах, золотом стандарте, банкирах, рабочих союзах и положении в Мексике. Эта война была наихудшим из всего, что произошло за последнее время, и началась она потому, что одни хотят обогатиться, захватив богатства других, вместо того чтобы заставить свои мозги поработать на создание собственных богатств. Если люди хотят воевать, это их личное дело; но что касается президента Фордовской автомобильной компании, то он решительно заявляет: его компания не будет работать на войну и ничего не продаст ни одному из ее участников.
Так заявил он и, к изумлению воюющих сторон, держал свое слово. Агенты британского правительства прибыли в Хайленд-Парк, намереваясь закупить автомобили, но им сказали, что для них таковых в продаже не имеется. Они не поверили своим ушам и сказали, что их, очевидно, не поняли, они заплатят наличными; они готовы выдать чек на старинный банкирский дом Дж. П.Моргана и Кo, помещающийся на углу Брод-стрит и Уолл-стрит в Нью-Йорке. Да, мистер Форд слыхал об этом концерне, но это ничего не меняет, он не продает автомобилей для военных целей.
Разумеется, нельзя ручаться, что британцы не нашли способа заполучить в свои руки несколько фордовских автомобилей вопреки упрямству одного промышленника-пацифиста. Трудно предположить, чтобы все фордовские управляющие и агенты по продаже его автомобилей оказались такими же идеалистами, как их хозяин. Утверждение, что деньги не пахнут, — старо, как и мнение, что древние римляне — лучшие коммерсанты своего времени. Не мог же Генри Форд самолично следить за всеми автомобилями, купленными у него, и воспрепятствовать их проникновению в страну, известную под названием Канады, которая отделена от Детройта всего узкой речонкой. В первый год войны Генри продал свыше трехсот тысяч автомобилей, во второй свыше полумиллиона, а в третий — свыше трех четвертей миллиона. Но это увеличение сбыта могло произойти и оттого, что все другие автомобильные промышленники, снабжая воюющие государства, предоставили Генри широкие возможности на внутреннем рынке.
24
Семейство Шатт переехало в новое жилье и думало, что теперь уж на всю жизнь. Их новый дом сильно нуждался в покраске, забор, казалось, вот-вот завалится, а земельный участок, пятьдесят на сто двадцать, сплошь зарос сорняком; но им казалось, что они поселились в роскошной усадьбе, и Эбнер, приходя с работы домой, забывал об усталости и всегда находил силы вскопать несколько футов земли и посадить лук и репу. Милли наняла женщину, которая целых два дня скребла и чистила, и дети заразились всеобщим волнением и непременно хотели помогать взрослым. Мистер Форд был прав, как всегда: хорошо иметь свой собственный домик.
