Я изложил.
Когда я закончил, Петруха мелкими глотками допил чай, аккуратно поставил чашку на стол, встал и протянул мне руку.
— Приятно было с тобой познакомиться. Всего хорошего. Счастья, здоровья, удачи, денег побольше, передавай привет семье.
— Да не настолько все плохо, — сказал я.
— Нам это никто не согласует, — сказал он. — Даже генерал Кедров Владимир Петрович, который разделяет наши сомнения относительно чистоты намерений наших драгоценных товарищей из будущего.
— Так можно ему с самого начала все не рассказывать, а потом поставить перед фактом. Если будет какой-то факт.
— То есть, ты, уважаемый советский педагог, предлагаешь мне, офицеру секретного отдела КГБ, заняться художественной самодеятельностью?
— Почему бы и нет?
— Ага, — Петруха все-таки сел обратно. — Тебя расстреляют. А меня разжалуют, сошлют в Сибирь и там тоже расстреляют. Возможно, дважды. И это в том случае, если у нас все получится.
— Вы сколько с этой теорией носитесь?
— Годы, — сказал Петруха. — Вернее, майор с генералом — годы, а я чуть поменьше.
— И теперь есть реальный шанс сдвинуть дело с мертвой точки.
— Или самим стать мертвыми точками, — согласился Петруха. — Никого попроще в качестве приманки нельзя было выбрать?
— Этот самый простой, — сказал я. — И он в Москве.
— И он — член Московского городского комитета КПСС, — сказал Петруха. — Неприкасаемый.
— На это они просто обязаны будут среагировать, — сказал я. — Потому что в будущем он станет…
— Я знаю, — сказал Петруха. — Проходила такая информация. Поэтому нам даже думать в его сторону нельзя.
— Я же ему ничего плохого делать не собираюсь, — сказал я. — Ну, в исторических масштабах, я имею в виду.
— На простой блеф они могут и не клюнуть.
— Могу для достоверности колено ему прострелить.
— Из своего наградного, да? Ты можешь, я не сомневаюсь. А ты не думал, как это потом на нашей всеобщей истории отразится?
Я пожал плечами.
— Возможно, это сделает его мудрее.
— Или озлобленнее.
— Ну, до того, как он начнет оказывать влияние на историю, в любом случае еще больше десяти лет.
— А ты так далеко не планируешь?
— Я вообще дальше вторника не планирую.
— Сегодня как раз вторник.
— Вот и я о том же, — сказал я. — Так что, сделаем это? За себя и за Сашку?
Петруха нахмурился и почесал затылок.
— Если нет, я сделаю это один, — сказал я. — Но если вы будете путаться у меня под ногами, неизвестно, чем все это может закончиться. Может быть, не только простреленным коленом.
— А если я тебя прямо сейчас на урановые рудники закатаю? — меланхолично поинтересовался Петруха.
— Я сбегу.
— С рудников, может быть, и сбежишь, — сказал он. — Но есть у нас в стране такие места, откуда сбежать невозможно. За полярным кругом, например.
— Это ты меня еще просто плохо знаешь.
— Зато я начинаю понимать, откуда вокруг столько желающих голову тебе открутить, — сказал он. — Ладно, на секунду допустим, что гипотетически — только гипотетически, заметь — я соглашусь поддержать это твое безумное начинание. И в чем будет заключаться мое участие?
— Только информационное, — сказал я. — Явки, пароли, адреса. Все остальное я сделаю сам, чтобы ты не подставлялся. В случае чего, скажешь, что был не в курсе.
— Думаешь, если меня за профнепригодность расстреляют, это намного лучше, чем если бы за госизмену?
— Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
— У меня от шампанского изжога, — сказал он. — Ладно, на секунду допустим, что гипотетически — только гипотетически, заметь — у тебя все получится. И что нам это даст?
— Более достоверную картину мира, — сказал я. — Информацию, исходя из которой мы сможем строить дальнейшие планы.
Он вздохнул, но это был вздох принятия, а не вынужденного отказа.
Я знал таких людей, как Петруха. Он еще не перегорел, и дело для него важнее званий, должностей, зарплат и риска лишиться всего этого из-за попытки докопаться до истины. Впрочем, думаю, другого человека в команде Сашки и не могло быть.
Карьеристы попытались бы извлечь как можно больше профита из статуса-кво.
— И когда ты хочешь начать? — спросил Петруха.
— Как только представится удобный случай, — сказал я. — Но чем раньше, тем лучше. Не люблю длинных пауз.
— А кто ж любит? — риторически вопросил Петруха. — Но, сам понимаешь, быстро такие дела не делаются. Я ж не могу по официальным каналам такую информацию добывать, меня запалят и сошлют в Сибирь.
— Понимаю, — сказал я. — Но ты уж постарайся. Если что, можешь опять в три часа ночи придти, я уже почти привык.
— Ладно, — он сгреб со стола до сих пор валявшийся там айфон. — Но обстановка вокруг тебя накаляется и без этого, Чапай.
— Такая, видимо, мне судьбина дадена.
— Планида, — сказал он. — Хреновый из тебя стилист, Чапай. Надеюсь, что оперативное планирование дается тебе лучше. Место хоть выбрал?
— Тут где-нибудь, — сказал я, имея в виду Люберцы.
— А добраться успеешь?
— Есть только один способ это выяснить.
— Мой любимый уровень оперативного планирования, — вздохнул он и таки поднялся со стула. — Ладно, Чапай, сиди тихо, ходи аккуратно, жди новостей. И постарайся больше ни во что не вляпаться хотя бы до того, как я эти новости раскопаю.
— Звучит просто, — сказал я.
— Спокойно и просто мы спрыгнули с моста, — продекламировал Петруха. — И баржа с дровами легла между нами.
— А это сейчас к чему было?
— Так, вспомнилось.
* * *
Будильник у меня был заведен на шесть, так что после ухода Петрухи ложиться спать смысла я уже не видел. Разогрел чайник, сделал себе растворимого кофе и сел думу думать.
Знакомство, назовем это так, с Ириной здорово все осложняло. Не в том смысле, что я сломал руку сынку какого-то местного партийного функционера, на это мне с высокой колокольни плевать, а в том, что…
Агент хорош ровно до тех пор, пока у него нет привязанностей. Привязанность — это слабость, которую наверняка попытаются использовать против меня. Комитет, его кураторы, вот эти вот другие ребята, от которых ко мне Седьмой приходил. План, и без того небезупречный, начал казаться мне настоящим безумием, но я слишком глубоко во все это влез, чтобы просто соскочить с темы.
В покое они меня все равно не оставят. И комитет, и его кураторы, и вот эти вот другие ребята.
А теперь к ним добавился Артем и неизвестный чувак, не любящий тех, у кого в восемьдесят девятом году есть айфоны. Он-то откуда взялся?
Просто совпадение, пусть и маловероятное, как утверждает Петруха? В реальной жизни и не такие совпадения бывают… Или на поле пытается выйти новый игрок? Или уже не пытается, а вышел?
Почему все у меня всегда так сложно? Почему просто нельзя детей физкультуре учить?
А вот по поводу предложенной Петрухе операции я вообще не думал. Костяк плана у меня уже был готов, а о деталях будет смысл позаботиться, когда комитетчик информацию предоставит.
Если он меня, конечно, начальству не сольет. Генералу Кедрову тому же. Не думаю, конечно, что так будет, не тот типаж, но исключать такую вероятность тоже нельзя. Поэтому в некоторые детали плана я его не посвятил, и про место ничего конкретного не сказал, хотя сам локацию уже выбрал.
Есть тут одни подходящие развалины на пустыре… Ну, как развалины, скорее, наоборот. Стройку там еще в брежневские времена заморозили, по-моему, но котлован выкопали, фундамент залили, стены возвели и даже кое-где перекрытия есть. Неплохое место для засады.
Если, опять же, я успею до него доехать…
Ирина проснулась в половине седьмого и сразу же пошла в душ. Я для нее заблаговременно новую зубную щетку распечатал и свежее полотенце повесил.
Пока там лилась вода, я в очередной раз нагрел чайник и принялся жарить яичницу. Когда Ирина вышла из ванной, и я должен заметить, что моя футболка смотрелась на ней даже лучше, чем на мне, нехитрый завтрак моего приготовления уже стоял на столе.