– И оттого позаботились напялить на меня платье? – не сдержалась она. – Вы захотели придать мне женственный вид и потребовали изящных манер, и при этом сидите и как ни в чем не бывало рассуждаете, что мне предстоит участвовать в сражении наравне с мужчинами?! Это выглядит по меньшей мере глупо!
– Как раз напротив! Я лелею надежду, что какой-нибудь Джонни Реб[7] обратит внимание на женское платье и успеет подумать, прежде чем выстрелит в женщину.
Так вот, значит, что было у него на уме, а вовсе не тупое желание поставить ее «на место»! Чувство симпатии охватило Китти, но уже в следующую секунду Тревис обдал ее ушатом ледяной воды, добавив:
– А еще я подумал, что одетая в платье вы чаще будете вспоминать, что вы женщина, а не строить из себя мужчину!
Пленница поспешно отвернулась, стараясь скрыть досаду. Если она всерьез намерена завоевать его доверие и притупить бдительность, следует повременить с гневными вспышками и угрозами. Благоразумно решив сменить тему беседы, Китти спросила:
– Расскажите, как вы жили до войны у себя в Луизиане.
– Я ловил рыбу и охотился на болотах.
– Так что же заставило вас пойти воевать?
Колтрейн не спеша стянул через голову пончо, под которым был надет темно-синий мундир янки, снял и его тоже, а потом предложил:
– Взгляните на мою кожу.
Она завороженно посмотрела на широкую, поросшую густыми темными волосами грудь, скользнула взглядом по мускулистым плечам… Тревис был отлично сложен, и Китти невольно залюбовалась им. Спохватившись, она постаралась сосредоточиться на разговоре и пробормотала:
– Она довольно темная. Наверное, вы много бываете на солнце?
– Принцесса, – горько рассмеялся он, – дело в том, что я – французский креол[8], и такая темная кожа у меня от рождения.
– Ну и что? – недоуменно спросила Китти, не понимая, к чему он клонит, но успев заметить выражение гнева и боли в его глазах.
– Моей сестре было всего четырнадцать лет, когда ее похитили торговцы рабами. – Видно было, с каким трудом дается ему каждое слово. – Наших родителей к тому времени уже не было в живых. Я старался прокормиться рыбалкой, и был далеко на болоте, когда они явились за ней. Она была прелестной девочкой, и многие мужчины хотели овладеть ею. Когда я вернулся домой, обнаружил, что ее украли. Я бросился на поиски, горя желанием поймать и убить похитителей…
Его голос беспомощно прервался. В припадке гнева он схватил камень и швырнул в кусты. Наступившая тишина буквально звенела от напряжения, и Китти не сразу набралась храбрости, чтобы спросить:
– И вы нашли ее?
– Эти проклятые ублюдки продали ее в рабство… – Тревис обратил на нее пылающий взор, – и к тому времени как я напал на след, ее успели изнасиловать не меньше сотни подонков! А она не вынесла и покончила с собой.
– Господи Боже… – выдохнула потрясенная Китти и невольно коснулась его руки, желая утешить.
Колтрейн лишь мрачно засмеялся, сбросив ее ладонь:
– Итак, теперь вам должно быть ясно, отчего я с таким пылом воюю против рабства! Ведь эти мерзавцы продали ее как невольницу!
У Китти не нашлось слов. Каждому человеку суждено сражаться со своими собственными демонами, обитающими в его душе, – так часто говорил ее отец. И каждый делает то, что должен делать. У Тревиса Колтрейна есть одни причины, у ее отца – другие, а у самой Китти – третьи.
Прошло несколько минут напряженной тишины, и Тревис грубо приказал:
– Идите-ка вы спать, Китти. Ночью предстоит чертовски трудная дорога. И не вздумайте пытаться удрать. Я расставил часовых.
Да, он все так же не доверяет ей, однако дело сдвинулось с мертвой точки. По крайней мере, они уже способны вполне мирно общаться, и это можно считать неплохим началом, а ведь начало обязательно приведет к какому-то концу. Растянувшись на одном одеяле и укрывшись другим, пленница моментально провалилась в глубокий сон, измотанная дневным переходом.
Когда она снова открыла глаза, кругом царила непроглядная тьма. Прошло несколько минут, прежде чем Китти сообразила, где она и что происходит. Тревис тряс ее за плечи: пора собираться в путь. Они выступают.
Продвижение по лесной чаще ночью оказалось долгим и опасным делом. Тревис признался, что и сам не знает толком, где именно можно встретиться с Грантом. Не исключено, что им придется не раз столкнуться с войсками конфедератов, которых может оказаться здесь великое множество.
Апрель выдался на редкость холодный, и Китти вскоре начал бить озноб. Тревис немало удивил ее, когда обратил на это внимание и стянул с себя теплое пончо, грубовато заметив:
– Не могу позволить вам простыть и разболеться. Того и гляди, нам понадобится ваша помощь, если мятежники устроят нам теплый прием.
Они продвигались очень медленно, стараясь быть все время начеку. Вдруг все замерли, натянув поводья лошадей. Тревис ухватил за уздечку лошадь Китти и еле слышным шепотом велел вести себя тихо, как мышь:
– Там, впереди, кто-то есть!
Не дожидаясь приказа, двое передних всадников спешились и поползли на разведку. Китти напряглась всем телом в страхе, что малейшее движение может спровоцировать огонь, который уничтожит весь отряд.
Но вместо грохота выстрелов она вдруг услышала радостные крики. До ее слуха донеслись отдельные слова – кто-то просил их поспешить и как можно скорее привести доктора.
Чьи-то руки рывком сняли ее с седла – это точно был не Тревис. Он уже скрылся где-то впереди. Незнакомый солдат тащил ее в ту же сторону, где на поляне его товарищи споро разжигали костер. Послышались стоны, и в следующий момент она замерла от ужаса при виде освещенной высоко взметнувшимся пламенем картины.
В одном ряду лежали пять или шесть трупов, вместо лиц – кровавое месиво, из развороченных тел на землю вывалены еще дымящиеся петли кишок. Ее потащили дальше, туда, где сидел прислоненный к стволу дерева паренек не старше семнадцати-восемнадцати лет. Словно в кошмарном сне Китти увидела его левое глазное яблоко, свисавшее из истекающей кровью глазной впадины. Раненый был в состоянии шока и приглушенно стонал.
Китти наскоро осмотрела несчастного. Он потерял слишком много крови, и помочь ему она не могла. Этот мальчик доживал последние минуты, и было вообще удивительно, с каким упрямством он цепляется за жизнь.
– Я… хочу… поговорить с офицером… – еле различимо прошептал он. Тревис торопливо опустился рядом на колени и назвал свой чин.
Мальчик являлся солдатом Союза, и для него одобрение командования оказалось дороже собственной жизни.
– Поспешите добраться до Гранта… доложите… мы узнали… мятежники хотят атаковать как можно быстрее… пока он не получил подкрепления…
