Декрет (ст. 3).
«Пьер-Огюст Лажар… и Сципион Шамбонас… несли и несут вместе с Бомарше солидарную ответственность и подлежат личному задержанию за хищения, явившиеся следствием вышеупомянутых договоров; они будут отвечать по соответствующим статьям» и т. д.
Обвиняемый.
Я уже ответил за них, я, которого повсюду называют адвокатом отсутствующих! И я желаю, чтобы ваши министры так же легко обелили себя от сговора и мошенничества Константини, как господа де Грав, Лажар и Шамбонас сняли с себя обвинение в сговоре со мной. Известие об этом доставит мне удовольствие.
И все же относительно этого пункта о хищениях, в которых вы, Лекуантр, столь сурово нас изобличаете, требуя, чтобы мы понесли солидарную ответственность и подверглись личному задержанию, мы — оба министра и я — не просим пощады, но благоволите нас, однако, осведомить, что это за хищения. Ибо, раз уж вы оповещаете о них Национальный конвент, они, по меньшей мере, должны быть вам известны, и вот тут-то вы и попались!
1. Я, однако, доказал вам, что не получил в военном ведомстве ничего, кроме пятисот тысяч франков ассигнациями в апреле; при обмене на голландские флорины, единственную валюту, которой я мог воспользоваться, они потеряли сорок два процента, что свело их менее чем к двумстам девяноста тысячам ливров; в обеспечение этих денег мною был дан залог в размере семисот сорока пяти тысяч ливров в государственных контрактах, гарантированных вами же, как державой державе; таким образом, у вас еще остается моих двести сорок пять тысяч ливров сверх полученных мною пятисот тысяч ливров. Пока я не вижу никакого расхищения вашей казны, в которой находится более десяти тысяч луидоров, принадлежащих мне, при том, что я вам ничего не должен. Следственно, вы объявили меня в декрете гнусным расхитителем не на основании этого факта.
2. Я доказал вам в моих трех последних этапах, что из всех статей договора от 18 июля, предусматривавших обязательства военного ведомства по отношению ко мне, ни одна не была выполнена! О каких хищениях может идти речь, если человек ничего не получил? Следственно, вы обвиняете меня и не на основании этого?
3. В этом договоре предусматривалось, что, поскольку я соглашаюсь на расчет за ружья, которые я уже оплатил наличными и которые немедленно передаю г-ну де Мольду, избранному для их приемки, по окончании войны (поистине львиное предложение) военное ведомство обязуется выплатить мне сто тысяч флоринов в счет своего долга. Меня мучают, я сопротивляюсь. Вошель настаивает, министры давят на меня, я сдаюсь; меня осыпают похвалами!.. Мне не выплатили ни одного флорина! У кого же из нас двоих были похищены средства при этом пиратском натиске, у вас или у меня, скажите, пожалуйста? Следственно, я признан виновным и не на этом основании? Но поищем, может быть, в конце концов мы доищемся!
4. Добиваясь от меня отказа от помещения на хранение у моего нотариуса денег, причитающихся мне за оружие, как было постановлено комитетами, моими сообщниками, мне предлагают по тому же самому договору двести тысяч флоринов наличными вместо ста. Меня торопят, мне не дают подумать, не дают опомниться; несмотря на все мои протесты, проводят это в жизнь, переписав заново акт!.. Я не получил ни одного из этих двухсот тысяч флоринов! Кому же принесли ущерб хищения, вам или мне, потерявшему гарантии, не получив взамен никакой компенсации? Что скажете, гражданин Лекуантр? Следственно, и не об этом факте вы говорите в ваших нападках? И, однако, декрет против меня издан? Углубимся же в эту пещеру, освещаемую моим факелом.
5. Этот акт устанавливает, что взамен оплаты оружия, о которой я просил, мне помимо моего желания будет начислен торговый процент за четыре упущенных месяца! Меня превозносят за то, что я преодолел свое отвращение к подобному обороту дела. Я сдаюсь, я покоряюсь… Мне никогда и ничего не заплатили, хотя вы и заверяете в вашем обвинении, что я получил шестьдесят пять тысяч ливров в качестве этих процентов. Я тщетно выискиваю хищения, за которые мы должны подвергнуться личному задержанию и за которые, как вы говорите, я должен сейчас быть отдан под суд. Я, напротив, вижу, что обманут, проведен, разорен, я, который ничего и ни от кого не получил. Быть может, вы в декрете имеете в виду какой-то другой факт? Мы не обойдем ни одного.
6. Этот акт обещает мне возмещение всех моих расходов с момента, когда нация призна́ет себя владельцем оружия… Никогда я не получил ни одного су! И в этой части, как и во всех других, хищения невелики, однако декрет против меня как против расхитителя издан! Нет сомнения, что кто-нибудь наконец объяснит нам, какими хищениями обусловлен декрет, отмены которого я требую?
7. Этот акт безоговорочно обязывает министерство иностранных дел немедленно выдать мне, согласно пожеланию, выраженному тремя объединенными комитетами, требуемый залог в размере пятидесяти тысяч имперских флоринов, без которого, как я заявил, бесполезно что-либо предпринимать. На это соглашаются, выражают готовность… Это никогда не было выполнено, потому что так удобнее было похитить у вас ружья! Даже рысий глаз не углядит здесь иных хищений, кроме оскорбительного глумления министров надо мной, от которого я слишком долго страдал и венцом которого является этот декрет. Значит, и не на этом факте основывается, сударь, мое обвинение?
8. Я показал вам, о граждане, с каким ожесточением нынешний Исполнительный совет неизменно задерживал этот залог, чтобы помешать мне довести дело до конца! Я показал вам, что таким способом они надеялись утомить меня, чтобы я уступил это оружие их человеку. Вот уже десять месяцев, как мои деньги вложены в это дело, на мои доходы наложен арест, в моем доме три стража, всевозможные оскорбления наносятся мне полицейским исполнителем. Друзья считают, что я пропал, можно умереть от стыда из-за всего этого, мое состояние расхищено! К счастью для декрета, еще далеко не все расследовано! Должны же, в конце концов, по моей вине быть растрачены какие-то деньги нации, раз уж меня приговаривают к личному задержанию, чтобы я вернул то, что взял?
9. Этот акт обязывает также г-на Лаога, моего друга и отнюдь не генерал-майора, что бы там ни писали министр Паш и его подчиненный, вручить г-ну де Мольду, в самом деле генерал-майору, все ружья, которые по этому акту становятся собственностью нации, которые оплачены мною для нее и за которые она со мной не рассчиталась, хотя в то время весьма торопилась их получить.
Я показал вам в четвертом этапе моих злоключений, при помощи какой дьявольской уловки нынешнее министерство помешало Лаогу выехать в Гаагу, выдумав распоряжение Национального собрания, которого никогда не существовало.
Я показал вам, как это министерство своею властью вынудило моего друга пробыть во Франции с 24 июня, когда он покинул Голландию, до 12 октября, когда он вернулся туда вместе со мною (четыре потерянных месяца), так и не получавшим денег из казны, не получившим залога и вынужденным пустить в ход свои последние запасы, чтобы иметь возможность выехать.
Я показал вам, как, воспользовавшись моим отсутствием, они издали против меня декрет, обвинив меня в мнимых хищениях, которых нет и следа, если не говорить о том, что расхищены мои собственные средства; как они послали курьера, чтобы связать меня и прикончить по дороге в Париж, чтобы я не мог их изобличить! Не может же быть, чтобы Лекуантр считал меня виновным только на основании всех мытарств, которые меня заставили претерпеть. Скажем вслух то, что полностью доказано; его гнусно провели, вот в чем истинная разгадка.
10. В этом акте, наконец, воздавалась от имени трех объединенных комитетов высокая оценка моей гражданской благонадежности и моему бескорыстию. Впоследствии два других комитета, восхищенные моим терпением, удостоили меня еще бо́льших похвал, заявив, за всеми подписями, что я заслужил благодарность нации; они же потребовали от министра Лебрена, видевшего выданное ими свидетельство, чтобы он обеспечил мне все необходимое для немедленного отъезда с целью доставки ружей. Этот министр дает им обещание, вводит меня — или не вводит — в заблуждение своими темными речами, своими ложными посулами: шесть недель он мне не пишет; и, наконец, присовокупляет к издевке своего глумливого письма в Голландию подлую жестокость доноса, сделанного, по его наущению, во Франции; и, желая уничтожить самые следы похвал, которые были мне даны, обращает эти похвалы в грубую брань! Таким образом, я даже морально стал жертвой хищений, и теперь я обвинен декретом, а министр гуляет на свободе!
