в магазинчике было мало, чтобы помахать ею, и Фомин со вздохом уже хотел повесить её на место, дорого, наверное, и чего денег не взял, есть же.
Он повернулся к стене, и в это время по лестнице, что вела в полуподвал загрохотали шаги подкованных железными подковками сапог. Рукоять рапиры или шпаги всё не ложилась на гвоздик, соскальзывала, и Вовка не обернулся на шаги, а когда шум и вскрик услышал, то стал поворачиваться и шпагой этой за кинжал задел, и тот, с грохотом и лязгом, сорвав по пути ещё один кинжал, свалился на пол.
Картина была маслом. К Марине и Козлову, которые стояли недалеко от входа двигались двое дядек с короткими финками в руках, поблёскивали лезвия. Третий товарищ двигался к Вовке, в руке тоже короткой нож с деревянной ручкой. Одет носитель холодного оружия был менее ярко, чем Марина. Серое длинное, ниже колена, пальто, серый шарф, как у «Промокашки», замотан вокруг шеи и длинными концами болтается впереди, на голове была военная шапка, такие, как у немцев были, или у поляков. Ну, местные вояки тоже, должно быть, носили такие. На ногах хорошие офицерские сапоги, начищенные до блеска. Всё это Фомин в секунду углядел, а потом стал пятиться. Ничего хорошего нож в руке «Товарища» не предвещал. И тут завопила Марина. Ох, не хотел ведь геройствовать. Вовка сделал ещё шаг назад и упёрся спиной в эту саму стенку, на которой куча холодного оружия висела, и у любого лезвие было длиннее. От добра добра не ищут и Фомин сдёрнул с гвоздя эту саму шпагу или рапиру, знать бы, чем отличаются. И как настоящий Дартаньянов сунул железку вперёд, метясь в грудь серого. И ведь попал, не ожидал противник. Набалдашник упёрся в плечо бандита и больше ничего не произошло. А нет, произошло, сбив левой рукой с груди смешную железку, бандит резко выбросил вперёд правую руку с финкой. И порезал бы Фомина точно, но Вовка своей длинной ногой умудрился пнуть товарища. Тип был сантиметров на тридцать пониже ростом, и вытянутая нога оказалась длиннее вытянутой руки. Мужичка прилично отбросило. Но был он видно боец опытный и, чуть присев, выровнялся и снова двинулся, вперёд поводя хищно жалом финки перед Фоминым.
И тогда Вовка решил, что раз колоть этой чёртовой рапирой нельзя, то нужно ею рубануть. Он вложил в удар всю молодецкую свою силушку и располовинил бы бандита, если бы попал по нему. Мужичонка был мелкий и вёрткий, он умудрился шагнуть влево и отклониться ещё, и шпага спортивная, рапирообразная, просвистела рядом с товарищем и врезалась в пол, Вовка при этом провалился, чем и воспользовался бандит, сунув руку с ножом Вовке в живот. Тут бы и конец, но провалившийся Вовка ростом ниже не стал. Он согнувшись пополам, почти навис на мужичком и смог толкнуть его рукой, из которой шпага эта проклятая вылетела, наконец. Пальто затрещало. Всё же распорол, гадёныш. Что за невезуха такая, как ни наденет новое пальто, так его обязательно порежут?!
Выпрямились одновременно. И Фёдор Челенков вспомнил своё боксёрское прошлое. Ну, их нафиг эти железки. Апперкот был классный. Ко всему, и в Фомине веса ровно в два раза больше, чем в сером бандюгане. Того подбросило, и рухнул он головой опрокинув тот самый резной красивый стул, или другой, но тоже красивый. Хрясь. Нет, это не стул сломался, умели предки делать. И материал подбирать тоже умели. Это бандит, просто перевернув стул, врезался головой в комод дореволюционный. Не иначе ещё Карла XII помнивший.
Бах. Бах. Два выстрела из ТТ прямо врезали по ушам. Дымом не заволокло. Нет, дым, конечно, был, но при этом видно было, как заваливаются по очереди два других бандита, а товарищ Козлов стоит с пистолетом в руке. А ещё визжит и кричит чего-то одновременно Марина. Потом закричал один из бандитов, а следом и продавец. Этот стоял, будто в кино, с поднятыми руками, и блажил на своём родном латышском: «Манс Диевс».
- Ну, ты Фомин и фрукт. Нет, чтобы присесть, а ещё лучше на пол лечь, я бы их давно положил, всё боялся в тебя, дурака, попасть. Но от лица органов выношу благодарность. Уложил ты фашиста этого недобитого классно. Очухается, будет, о чём поговорить с этой сволочью. Так, - Он оглядел участников действа. – Фомин, метнулся на улицу и зови милицию. Всё живы, Марина, ты чего орёшь, ранена?
- Нет, - орать и визжать перестала. – Страшно.
- Фомин! Мать твою, бегом я сказал, за милицией.
Глава 18
Событие тридцать девятое
Молчание - лучший способ ответа на бессмысленные вопросы.
Ни одно произнесённое слово не принесло столько пользы, сколько множество непроизнесённых.
Плутарх
Матч был неинтересный. Единственное, что можно было отметить, так это то, что в Прибалтике играть на открытом льду практически невозможно. Десятого числа температура стояла в районе трёх или четырёх градусов минуса, а 12 декабря, в день матча двух «динамов» московского и рижского, поднялась до плюс одного и к концу второго периода льда уже практически не было. «Катались» по лужам и по каше из нашинкованного коньками грязного месива. Как там у Высоцкого: «Теперь уж это не езда, а ёрзанье. И надо б выйти, подтолкнуть, но прыти нет, Авось подъедет кто-нибудь и вытянет». Только подталкивать и оставалось. На месте руководства, нужно было матч остановить и перенести в Москву, но на это мероприятие соизволил прийти второй секретарь ЦК компартии Латвии товарищ Лебедев Иван Кононович и решили доигрывать. За кого уж болел большой партийный начальник за русских или латышей, вверенных ему, неизвестно, а вот счёт на фанерках в конце игры был двухзначный. 10 : 1 - победили динамовцы Москвы и пять шайб на счету Фомина. В такой ледовой обстановке, забивать практически невозможно, нужно или подкатывать шайбу прямо к воротам, либо, как Вовка и делал – щёлкать издали, отрывая шайбу ото льда, ну, якобы льда. Ещё две шайбы забил таким же способом Владимир Ишин, ну и по одной отметились Чернышёв, Николай Поставнин и Сергей Соловьёв, те умудрились, когда лёд ещё хоть немного на
