Он хотел избавиться от отца.
Но говорить это я не стал. Ни к чему.
— Этот союз выгоден обеим сторонам, — пожал плечами Тай, не опровергая моих слов. — И в одиночку Ожерелью будет куда сложнее сдерживать набеги змеелюдов, а их слабость — не вечна… И вряд ли князь Янтарный этого не понимал… Но причина была не в этом. Для того, чтобы придать полученные сведения огласке на Совете Князей, Дариолу Янтарному пришлось бы раскрыть их источник. И это означало бы подписать смертный приговор его высочеству.
— Князь выбрал другой путь, — полукровка теперь говорил неохотно. — И, хотя подобные методы были ему не по душе, но будучи политиком, он понимал, что иногда выбора нет. Он больше не считал себя связанным какими-либо обязательствами перед Родвигом, и подобные действия наносили ущерб его совести — но не чести.
Все мы здесь не были детьми, и все, включая обеих княжон, понимали — с совестью любому правителю договариваться не привыкать.
— И есть еще кое-что, что вам следует знать, прежде чем мы перейдем к дальнейшему, — Тай едва заметно вздохнул, набирая воздуха, и не знаю, заметили ли эту заминку остальные, а я подобрался. — Это я предложил его высочеству кандидатуру князя Янтарного.
Даркнайт Ирондель Янтарная
Как ни странно, это заявление лорда Сомхэрла меня не удивило. Ощущалось во всем его рассказе, в отношении к ситуации что-то... личное.
А еще забавным показалось, что нас — меня и Тау — это откровение не слишком-то задело: все случилось так, как случилось. Всё уже случилось.
Бессмысленно винить Сомхэрла за решения отца — князь Янтарный сам сделал свой выбор, он обладал свободой воли.
...да и поздно.
Мэл появился как нельзя кстати. И, к счастью, мгновенно сориентировавшись в происходящем, принял решение отложить те вопросы, которые хотел со мной обговорить, и влился в наши, прошу прощения за выражение, переговоры с Сомхэрлом.
Сложно назвать переговорами нашу ситуацию. Я бы назвала ее “совращение” — вот только хотел высокий лорд от бывшей наследной княжны, ныне простолюдинки, отнюдь не доступа к телу.
Вывалившись из перехода (мы с Тау слегка помудрили с координатами, на случай если визитер прибудет не один либо с недружелюбными намерениями), лорд Сомхэрл быстро восстановил равновесие, и сходу огорошил нас:
— Госпожа Таура Роше, мне нужна ваша помощь!
Вот только Тау с детства не отличалась альтруизмом — так что эльф, на слух определяющий ложь, и впрямь появился в нужный момент.
— Князя Янтарного предали, — выдернул меня из отвлеченных размышлений голос Сомхэрла. — Кстати, тот самый его "бывший соратник", которого потом вывернули наизнанку вы, Таура Роше, - он учтиво поклонился в сторону Тау.
— Ч-что? — опешила сестра. — Лорд Вействел? Это он предал отца? Но я же... Но он же...
Сомхэрл покивал, сочувственно щурясь, а потом уточнил:
— Вы ведь не задавали ему вопросов о его роли в тех событиях? Только о вашем отце, верно?
— Да, но я ведь не об этом хотела сказать. Он ведь собирался убить при… — и Тау растерянно осеклась.
— Совершенно, верно. Это одна из причин, по которой приговоры по вашему делу были вынесены столь стремительно. Попытка устранить неугодного наследника провалилась, и доверенные исполнители его величества стремительно зачищали все следы. Его высочество, будучи заинтересованным лицом, конечно же получил доступ ко всем материалам… Но только после того, как приговоры были приведены в исполнение. Удивительно, не правда ли?
— Впрочем, вернемся к предыдущей теме, — одернул сам себя Сомхэрл. — Заговор был раскрыт, и ваш отец казнен. Но благодаря тому, что фокус внимания Родвига Третьего переместился, партии принца удалось сорвать поставки оружия и боевой магии змеелюдам, выставив это как недобросовестность человеческой стороны. Змеи — ребята злопамятные, обнаружив обман, они больше не пошли на контакт. Когда союз со Змеиным Гнездом умер, не родившись, его императорскому величеству пришлось... пересмотреть планы.
Я оценила изящество формулировки: еще бы, не пришлось, когда главный инструмент ускользнул из рук.
А Сомхэрл сделал глоток из стоявшей рядом с ним кружки, не смутившись ее обшарпанностью, и, смочив горло, вернулся к рассказу:
— Он воспользовался раскрытым заговором, чтобы провести всё ту же политику ограничения прав и свобод Самоцветных Князей. В итоге то, что должно было занять год — не закончено и за восемь лет, и Самоцветное Ожерелье всё еще упирается.
Я фиксировала разговор лишь краем сознания, потому что в моей голове в этот момент смещался узор давно минувших событий: стало вдруг кристально ясно, каким образом Тауру успели засунуть к оркам и почему в тогда, восемь лет назад, когда меня вызвали не куда-нибудь в опасное место, а домой — со мной вдруг поехала сама глава академии Неце. Их успели предупредить.
Старый узор сложился по-новому, в другом свете предстали кое-какие мелочи — и я разглядывала Тайернана Сомхэрла. Это человек, который постарался сдернуть с плахи нас с Тау, как дочерей своего друга — и, кажется, сожалел о том, что не смог ничего сделать для него самого и его жены.
— За прошедшее время его высочество так и не нашел общий язык с отцом? — отстраненно поинтересовалась Тау.
— К сожалению, — осторожно подбирая слова, отозвался лорд, — в свете определенных обстоятельств, такое развитие событий не представляется возможным.
— Даже если бы его высочество желал примирения с отцом (а после двух покушений, в которых у кронпринца есть все основания подозревать отца, такого желания у Теренса Оуксворда нет), это все равно было бы… затруднительно, чтобы не сказать — невозможно.
Я скосила взгляд на Мэла — судя по лицу темного, Сомхэрл сейчас не врал.
А у меня от его тона кошкой поскреблись на душе скверные предчувствия.
Лорд обвел нас взглядом, с сомнением задержавшись на мне. Поколебался, потом дернул углом рта — и достал из внутреннего кармана небольшой футляр, из тех, в каких хранят кольца или серьги. Из футляра на тусклый свет хижины появилось… появился… я не знала, как это описать.
Тусклый камушек, размером не больше лесного ореха. Я вглядывалась в него, пытаясь разобраться в переплетении силовых узоров — и не могла.
— Это аналог гномьего артефакта “Око”, но создан другой расой и другим способом, — пояснил лорд Сомхэрл, и Тау нахмурилась.
— Почему у меня такое ощущение, что он врет? — в пространство спросила она.
— Потому что он врет, — пояснило пространство через Мэлриса. — Формально, его слова — чистая правда, но доля умолчания в них такова, что даже моё происхождение позволяет назвать это утверждение обманом.
Сомхэрл поморщился:
— Что вы хотите от меня услышать? Что это — драконий “Последний свет”? Вы услышали, это изменило суть дела?
Возможно, для других и не изменило, а меня продрало морозом по коже: когда раса, тесно связанная с огнем, дает своим артефактам такое название — это плохой признак.
— Пока не изменило, — миролюбиво отозвалась Тау, не хуже меня считавшая нюансы названия. — Хотелось бы услышать еще подробностей.
Я затосковала: когда Тау начинала говорить подобным тоном, это означало, что она уперлась насмерть и всё, теперь ее не сдвинуть даже грузовыми чарами.
Понял это и Сомхэрл. Вздохнул, прикрыв глаза. Потом открыл их, взглядом сообщил Мэлу “Как же невовремя ты явился”, но явно куда менее приличным выражением, и уступил сестре:
— Этот камень сотворен дракони… драконом из собственной крови. Он позволяет увидеть то, что видел дракон в тот момент, когда камень создавался. Всё, полностью. Но такая магия расходует внутренний огонь дракона, его огненную душу. Это мера, на которую идут только в самом крайнем случае. У того, кто создал этот камень, — Сомхэрл снова стукнул темной горошиной по столешнице, — такой случай наступил.
