Эсэсовцы и полицаи прочесывали квартал за кварталом, начались повальные обыски, аресты. Подозрительных хватали и на машинах доставляли в тюрьму.
Ночью, на тюремном дворе, всех расстреляли.
Утром в гестапо пожаловала комиссия из Берлина. Возглавлял ее обергруппенфюрер Занге…
***
Петренко направил во все села, прилегающие к лесу, агентов. Самого надежного, "Злого", доказавшего преданность тем, что он выдал нескольких коммунистов и комсомольцев, затем повешенных на городской площади, проинструктировал лично и послал в Зеленый Гай: по данным гестапо, там дважды появлялся русский радист.
– Не сомневайтесь, господин начальник, – сказал "Злой", пересчитывая немецкие марки. – У меня с большевиками особый счет: раскулачили, в Сибирь выслали, хозяйства крепкого лишили. Кровью они заплатят мне!
– Расписку давай, что деньги получил.
На рассвете "Злой" оделся победнее, взял моток веревки и с десятилетней дочерью Ириной пришел в лес. Просматривал участок за участком, для маскировки собирал сушняк, складывал его в кучки.
Время перевалило за полдень, а никаких следов не обнаруживалось.
– Папа, что там горит? – спросила Ирина, показав в сторону замеченного ею серо-сизого дымка, цеплявшегося за деревья.
"Злой" обрадовался, словно клад нашел.
– Цыц! Сиди тут и – ни гу-гу!
Осторожно, по-воровски, стал подбираться к тому месту, откуда поднимался дым.
Ельник расступился, и на небольшой поляне "Злой" увидел землянки, прижавшиеся к косогору, возле которых на срубленном дереве сидели несколько человек в штатской одежде.
"Злой" спрятался за елью, внимательно стал рассматривать. Он не заметил, как возле него появился молодой человек с автоматом.
– Что здесь делаешь, отец?
"Злой" вздрогнул от неожиданности, довольно спокойно ответил:
– Собираем с дочкой дрова.
– Что-то я не вижу твоей дочери?
– Как же ее можно увидеть, ежели она в ельнике поджидает меня. Доверия нет, пойдем покажу дочь мою, Иринку.
– Пойдем.
Когда увидел мелькнувшую вдали фигурку девочки, сказал:
– Забирай свои дрова и уматывай отсюда. О нашей встрече никому ни слова. Понял?
– Как не понять? Чай, не ребенок.
Растянул веревку на земле, положил на нее несколько охапок сушняка, связал крепко ношу, подбросил слегка на спине.
Выйдя из леса, "Злой" скинул на землю сушняк, вытянул из-под него веревку, скрутил.
– Папа, а зачем дрова бросил?
– Не твоего ума дело! Быстрее, быстрей!..
В деревне Зеленый Гай зашел к родственнику, попросил лошадь.
– Занедужил что-то. В больницу бы мне. А Иринка пусть подождет.
Коня не щадил, хлестал упругой хворостиной. На взмыленной лошади подкатил к городской полиции.
– За такие сведения, – восхитился Петренко, – получишь тонну пшеницы. Тридцать пудов сегодня, остальные потом, когда схватим разведчиков.
Петренко ликовал. Пусть знает гестапо, что он слов на ветер не бросает. Не пошел – побежал к Отто Кранцу.
***
Отто Кранц ночью поднял по тревоге батальон СС, отряд городской полиции. Операцию по ликвидации наконец-то обнаруженной разведывательной группы русских решил возглавить сам.
Под покровом ночи эсэсовцы и полицаи вошли в лес, блокировали выходы из лесного квадрата, где, по заверению "Злого", находится лагерь разведчиков. На рассвете стали подкрадываться к поляне. Отто Кранц предпочел не рисковать – держался сзади.
Расступился ельник, открылась поляна, землянки. Все так, как описал "Злой".
Но почему никого нет?..
Отто Кранц приказал залечь, выждать.
А по ту сторону небольшой поляны прижались к земле пять человек: комиссар Белецкий, разведчики Ляшкевич, Корецкий и помощники разведчиков Субач и Остапенко, комсомольцы из близлежащего села.
Разведчик не скрыл от комиссара, что вблизи лагеря был какой-то старик, собиравший, по его словам, с дочкой сушняк. Видел разведчик и дочку. А вот спросить старика, кто он такой, откуда, не догадался, и теперь ругает себя. Отругал его за беспечность и Белецкий. Всей группой искали старика и не нашли.
Почуяв беду, Белецкий приказал Прокопченко и Дьякову немедленно уходить с рацией, чтобы спасти ее во что бы то ни стало, а сам с остальными остался собрать нехитрое хозяйство разведывательной группы, заминировать лагерь.
Никто не предполагал, что беда навалится так быстро. Они успели сделать все. Вот только уйти не успели. Все понимали, что лагерь, конечно, окружен.
На поляне по-прежнему никто не появлялся. Из землянок никто не выходил.
– Огонь! – скомандовал Кранц.
Эсэсовцы и полицаи открыли стрельбу по землянкам.
Никто не отвечал.
Решив, что лагерь оставлен, Отто Кранц приказал полицаям осмотреть землянки, а эсэсовцам прочесать лес вокруг поляны. Сам же предпочел остаться на месте, подумав: "В этом русском лесу каждый куст может выстрелить!" Ему показалось, что один из кустов и впрямь живой, качнулся, и Кранц метнулся за дерево, обстрелял куст.
Ответа не последовало.
Первый наступил на мину "Злой". Его разорвало на куски. Раздались взрывы и у других землянок, и на поляне. Оставшиеся в живых побежали с поляны. Несколько полицаев ринулись в ту сторону, где залегли разведчики и куда, прочесывая лес, уже подбирались эсэсовцы.
– Приказываю отходить, я прикрою, – сказал Белецкий товарищам. Положил перед собой под правую руку три гранаты, пристроил поудобнее автомат.
Разведчики молча переглянулись. Они видели, что при малейшем движении комиссар невольно морщился – больная нога, видимо, вызывала острую боль. Сюда довели комиссара под руки. Сам идти еще не может.
– Выполняйте приказ!.. Ну что же вы? Я прошу вас! Мне ведь все равно не уйти. Умоляю вас!..
Разведчики, не отвечая, также положили перед собой гранаты.
– Вы еще можете прорваться!..
Между деревьев показались эсэсовцы и полицаи. Комиссар и разведчики дали по ним дружную очередь из автоматов. Уцелевшие, прячась за деревьями, стали окружать, беспрерывно стреляя.
Кольцо все сжималось и сжималось. Огненное кольцо. Смертельное.
Разведчики, чуть приподнявшись, бросали гранаты и тут же валились, изрешеченные автоматными очередями.
Белецкий оглянулся – в живых остался только он. Да и сам он был ранен. Взял в обе руки гранаты, рывком поднялся, успел бросить одну, выкрикнуть:
– За родину!..
Выполняя приказ комиссара, Прокопченко и Дьяков далеко отошли от лагеря. Судьба товарищей их беспокоила. Что с ними? Они слышали выстрелы, взрывы гранат, порывались вернуться, но не осмелились нарушить приказ.
И все же не выдержали. Спрятали рацию и, соблюдая осторожность, чтобы не нарваться на засаду, – к лагерю, чуть ли не бегом.
Вот и поляна и землянки. Деревья вокруг изрешечены пулями и осколками гранат. Еще пахло пороховым дымом.
Никого!
Прокопченко нашел лишь окровавленную шапку комиссара.
Постояли в скорбном молчании. Молча вернулись и к месту, где спрятали рацию. Тяжелая утрата не располагала к разговору. Невольно думалось: товарищи определенно погибли – сдаваться в плен никто не станет, а вот они – живы…
Взяв рацию, вышли из леса. Неубранной кукурузой пробрались к замеченной ими ветряной мельнице. Нашли кем-то сделанный лаз, влезли, нащупали местечко, где можно было лечь, прилегли, изредка посматривая на светящиеся стрелки часов.
В условленное с Центром время развернули рацию, передали о случившемся и – бежать подальше от опасной теперь мельницы: пеленгаторы противника уже могли засечь место передачи.
Подошли к домику, одиноко стоявшему на окраине деревушки. Несмело постучали в окошко. Загремел засов, скрипнула дверь. Худая, словно из одних костей, старушка вгляделась.
– Что вам?
– Мать, если можно, что-нибудь поесть.
– Входите, сынки.
Войдя в дом, Прокопченко и Дьяков сняли автоматы, спросили:
– Немцев в селе нет?
– Вчера было много, все парашютистов искали. Из леса привезли пятерых убитых партизан, положили возле школы и все село согнали, чтобы опознать их. А их разве опознаешь? Немцы выкололи глаза, отрезали уши.
Старушка приподняла передник, приложила к повлажневшим глазам.
– Народ говорит, – продолжала она, – партизаны успели-таки отправить на тот свет фашистов и этих, полицаев-прислужников. Кто клянется, штук тридцать, а кто заверяет, все пятьдесят, не меньше…
По улице пронеслись на огромной скорости мотоциклы.
Хозяйка будто опомнилась.
– А вы кто такие будете?
– Партизаны, – ответил Прокопченко. Старушка, не то испугавшись, не то обрадовавшись, сказала:
– Сейчас же забирайтесь на чердак. Узнают немцы, какие у меня гости, сожгут дом, сожгут вас и меня вместе с вами.
Прокопченко и Дьяков залезли на чердак. Старушка принесла им чугунок с картошкой.
