— Какая ты сильная! Как из железа… Конечно, инвалида легко швырять, как мешок с картошкой…
И потянул ее к себе.
— Трудно, — сказала она и села с ним рядом.
— Ты не знаешь, что такое трудно, — бормотал он и притягивал ее к себе все ближе. — Вот подожди, когда нога заживет… Ты подождешь?
— Подожду, — ответила Вера, уже не думая, что говорит.
Наверное, он тоже не очень думал, что говорил. С точки зрения мутной науки…Ай, да черт с ней, с наукой. Конечно, он нес какую-то ахинею, и она несла какую-то ахинею, и оба смеялись в перерывах между поцелуями, и, целуясь, тоже смеялись, и Сашка гладил ее горячими ладонями, от которых под кожей возникало и разрасталось тепло, и требовал, чтобы она тоже его гладила, и она не очень уверенно гладила его лицо, шею, плечи и грудь, а он закрывал глаза, шипел сквозь зубы, как от боли, и говорил:
— Ты садистка… Никто такую пытку не выдержит… Я же сейчас все секреты родины выдам … Спрашивай…
— Нога болит? — спрашивала она.
— Не скажу, — отвечал он и смеялся. — Пытай дальше…
И опять целовал ее, и пытался оторвать пуговицы у халата, и сердился, что те не отрываются:
— Кто хоть их пришивал? Наверное, ему за это премию в размере тридцати месячных окладов дали!
— Это я пришивала, — призналась Вера. — Совершенно бесплатно…
— А вообще-то пуговицы не для того, чтобы их отрывать, а для того, чтобы расстегивать.
— Да я и расстегнуть не могу! — Сашка горячими ладонями прожигал халат насквозь и между поцелуями бормотал жадным голосом: — Что у тебя под халатом?.. Кофточка какая-то… На Северный полюс собралась… И штаны как из брезентухи… С такими ногами — и брюки носить!.. Вообще-то правильно, пусть лучше никто не видит… Дай я ногу поглажу… Хоть бы уж широкие штаны надела, а то выше пятки не достанешь… Ты чего смеешься?.. Вер, это невозможно!.. Почему ты так одета?!
— Потому, что дверь не запирается, — ляпнула она первое пришедшее в голову.
— Действительно, — огорчился Сашка и выпустил ее из рук. — А еще платное отделение! Элементарных условий нет… Я ж тебя скомпрометировать могу, и ты мне этого никогда не простишь… А почему мы так ничего и не съели?
— Понятия не имею… — Вера чувствовала смутное разочарование оттого, что он ее выпустил из рук, и одновременно — такое же смутное облегчение. — Вообще-то я страшно голодная.
— Ой, молодец! — Сашка заворочался, пытаясь встать, уцепился за нее, как бы в поиске опоры, но тут же опять уткнулся губами ей в шею, замычал что-то непонятное и попытался опять свалиться, не выпуская ее из объятий. Она демонстративно не поняла его намерений, напрягла силы, с трудом, но все-таки посадила его, и даже сама сумела высвободиться. Сашка разочарованно вздохнул, затуманенными глазами уставился на сервировочный столик и с заметным трудом вспомнил, о чем начал говорить: — Это хорошо, что ты голодная. Я боялся, что отказываться начнешь. Мол, диета, фигура, все такое…
— А что с моей фигурой не так? — рассеянно поинтересовалась Вера, подтягивая столик поближе и принимаясь снимать крышки и салфетки с тарелок. — Фигура как фигура, не хуже, чем у людей… Ой, смотри, какое мясо! Ка-а-айф… И зелени много… И салатик правильный… И сок томатный… И даже соус какой-то интересный… А ты говоришь — диета… Грубишь, да? Эх, а чаю-то и нет! Жалко.
— Чайник за тумбочкой стоит, — подсказал Сашка. — Электрический. Заварочный — в тумбочке. И шоколад там. А пирожные — в холодильнике. А виноград — в ванной. Я его вымыл, а принести забыл.
— Платное отделение! — восхитилась Вера и пошла включать чайник, доставать пирожные и приносить из ванной вымытый виноград.
Сашка сидел, молчал, улыбался и с интересом следил за всеми ее передвижениями веселыми глазами. Веру его взгляд немножко смущал, и она то и дело невольно оглядывалась на него, делая вид, что вовсе и не на него оглядывается, а так, ищет чего-нибудь… Последний раз она посмотрела на него, осторожно выглянув из-за дверцы холодильника. Совсем незаметно. И вообще случайно.
— Точно: вылитый котенок, — сказал Сашка с удовольствием и засмеялся. — Ну, иди ко мне скорей, сколько ждать можно… Кис-кис-кис… Иди сюда, я тебе мя-а-аса дам.
Вера захлопнула дверцу холодильника и пошла к нему, подозревая, что никакого мяса в ближайшее время ей не достанется. Судя по всему, Сашка уже забыл об ужине, и на ближайшее время у него совсем другие планы.
Точно, планы у него были другие, и эти планы он тут же принялся осуществлять. Господи, а дверь-то не запирается… Наверное, он сам об этом вспомнил, потому что почти сразу отпустил ее. А может быть, потому отпустил, что под его ладонью в животе у Веры забурчало от голода, и он вспомнил не о двери, а об ужине. В общем, поесть все-таки удалось, хотя тоже, конечно, с несколькими перерывами. А про чайник они вообще забыли, и он чуть не сгорел, потому что был не какой-нибудь тефаль, а обыкновенный, старый, и автоматически выключаться не умел. Пришлось его доливать и опять кипятить, но он опять успел почти весь выкипеть, пока они о нем вспомнили. На пару чашек воды все-таки хватило, а всю шоколадку съела одна Вера, только последний кусочек Сашка успел перехватить прямо у ее губ своими губами…
В дверь постучали, Сашка оторвался от Веры, чуть-чуть отодвинулся, зачем-то взял с сервировочного столика вилку и крикнул:
— Входите!
Ну да, они же ужинают, вспомнила Вера. Схватила со столика бумажную салфетку и принялась старательно вытирать пальцы. Дверь приоткрылась, в палату сунулся было белый халат, но тут же затормозил на пороге, виновато сказал:
— А, вы еще кушаете… А я думаю: надо бы посуду забрать, а то десять часов уже, отбой, а в палате мусор останется…
— Да нет, забирайте. Мы уже поели, да, Вер? — Сашка положил вилку на столик и слегка толкнул его к двери.
— Ну и хорошо, — обрадовался белый халат и покатил столик из палаты.
— Десять часов! — испугалась Вера. — У меня завтра экзамены с утра! А я даже ничего не приготовила! И вечером не бегала! И тебе спать пора! Все, я ухожу, все, и не трогай меня больше! Сашка! Кому я сказала: не дотрагивайся до меня!
— Еще только без пятнадцати десять, — пробормотал он ей в шею. — Даже без шестнадцати… Не брыкайся, я раненый…
— Отпусти! — сказала она строго. — Ты эгоист, вот что я тебе должна сказать…
— Это ты мне уже говорила, — возразил он. — Сейчас отпущу… Сейчас, сейчас… Вот прямо сию секунду… Вот буквально через минуту…
Но через минуту не отпустил, а когда все-таки отпустил — тут же стал горестно причитать, что они даже чайку как следует не попили, и не поговорили толком, и он телефон ее не знает, и не уснет от тревоги, если не узнает, как она добралась до дому… Вера продиктовала ему номер домашнего телефона, второпях рассовывая по карманам халата очки, докторскую шапочку и марлевую маску, метнулась к двери, на пороге обернулась, увидела, что он встал и, кажется, собирается идти за ней, и на всякий случай грозно сказала:
