земле, она смотрит на ухмыляющееся, ненавидящее лицо немецкого офицера, чувствуя, что обмочилась. Вдруг на платформе возникает какая-то суматоха, и на миг Крамер отворачивается. Циби чувствует, как ее ставят на ноги и кто-то стаскивает с ее головы шарф. Она окружена другими девушками, и все они сняли свои шарфы. Крамер снова поворачивается в поисках Циби, но на него смотрят почти неотличимые друг от друга истощенные девушки. Не сумев найти среди них Циби, он отворачивается.
– Давай пошли! – настойчиво произносит Ливи, хватая Циби за руку и оттаскивая ее к ограждению, отделяющему их от вновь прибывших.
Потрясение от нападения Крамера быстро проходит, когда они с Ливи вновь сосредоточивают внимание на сотнях мужчин, женщин и детей, медленно бредущих к бараку, где, как она знает, им велят раздеться догола, а потом отправят на смерть.
– Вот! Вот они! – вдруг вскрикивает Циби.
Она вцепляется руками в сетку и трясет ее. Ливи оцепенела, открыв рот и не произнося ни звука. Циби пытается крикнуть, но и ей изменяет голос. К ним подходит еще одна девушка, которой не надо говорить, что сестры высматривают свою мать. Это очевидно.
– Госпожа Меллерова! – громко зовет девушка.
Один, два, три раза.
Хая слышит свое имя и оборачивается.
– Мама! – кричит Циби, колотя кулаками по сетке. – Мама! Мама!
Извивающаяся колонна узников подходит ближе, между ними сейчас лишь несколько футов.
– Это я, мама! Циби!
Хая озирается по сторонам, не находя дочь. Ицхак наклонил голову, пытаясь уловить слова Циби. А потом Хая видит дочь и оступается, но Ицхак подхватывает ее.
– Циби? Моя Циби? – плачет ее мать.
Мать и дед, ослабев, цепляются друг за друга.
– Да, мама, это я!
Циби говорит с трудом – ей тяжело смотреть на них: ее гордая, когда-то статная мать сгорбилась, повисла на старике.
– А Ливи? – плачет мать. – Моя крошка?
Циби позабыла, что Ливи молча стоит рядом с ней. До нее доходит, что мать и дед не узнали Ливи. Циби обнимает сестру за плечи и привлекает к себе:
– Она здесь, мама. Вот Ливи.
– Мама, – хриплым голосом произносит Ливи. – Ты мне нужна.
– Детка моя! – стонет Хая, и Ицхак снова ее подхватывает.
Но им нельзя останавливаться. Колонна движется.
Циби и Ливи идут параллельно с ними, не спуская глаз с матери.
Хая пытается что-то сказать, но она говорит сдавленным голосом, слова малоразличимы.
– Магда! – кричит Ицхак. – Магда с вами?
– Да! Она здесь. Она в порядке, – отзывается Циби.
Циби смотрит, как Ицхак подносит руку Хаи к своим губам и целует ее пальцы. Он что-то говорит Хае, у него шевелятся губы, но сестры его не слышат. Старик улыбается. Улыбается и кивает:
– Вы все вместе, дитя мое.
Колонна узников удаляется, их мать исчезает в безымянной толпе.
– Мамочка, дедушка, простите меня! – умоляет Циби. – Простите! Простите!
– Позаботься о сестрах, родная моя. – Последние слова матери.
– Мамочка, – плачет Ливи.
Впервые, как покинула дом почти три года назад, Циби падает духом. Рыдая, она садится на землю. Через несколько минут все будет кончено. Ее мать умрет, и она никогда больше не увидит деда. Циби повисает на проволочной сетке, трясет ее, заклиная, чтобы родные вернулись к ней.
Ливи опускается рядом с ней на колени, отрывает ее пальцы от сетки.
– Их нет, Ливи, – говорит Циби, потирая лицо.
– Я знаю, знаю, – шепчет Ливи, стоя на коленях и обнимая сестру.
Крепко обнявшись, они безутешно плачут.
– Девочки, вам нельзя здесь оставаться. Это опасно. – С беспокойством оглядываясь по сторонам, над ними склоняется мужчина-заключенный. – Давайте. Вставайте и возвращайтесь в свой барак или туда, где вам надлежит быть.
Поддерживая друг друга, сестры молча возвращаются на почту.
– Тебе надо вернуться к своей работе, Ливи, – у входа говорит сестре Циби. – Не давай им повода разыскивать тебя. Я скажу Магде о… – Слова застревают у нее в горле, но Ливи понимает.
Циби целует сестру в обе щеки и идет работать.
Магда еще не ведает об ужасах убивающих камер, она еще не видела штабелей тел, которые везут к крематориям по проходам между бараками. Она знает лишь, что ее мать и дед мертвы и что она никогда их больше не увидит. Закрыв лицо руками, она плачет.
Перед окончанием рабочего дня на почту заходит одна знакомая девушка, работающая в «Канаде», и просит Циби выйти.
– По-моему, это принадлежит тебе, – говорит она, протягивая ей простую коричневую сумку.
Циби сразу узнает сумку матери. Вдыхая знакомый запах, она прижимает сумку к груди и закрывает глаза.
– Как ты догадалась? – шепчет она.
– Внутри есть фотография твоей сестры. И… и обручальное кольцо.
Циби щелкает замком и открывает сумку. На фото тринадцатилетняя Ливи, она радостно улыбается. А потом Циби находит кольцо. Надев его себе на палец, она удивляется, зачем мать сняла его. Циби никогда этого не узнает. Убрав эти вещи в сумку, она защелкивает замок.
* * *
На следующий день Циби возвращается к сетке и наблюдает, как новые заключенные проходят отбор. Она чувствует внутри себя страшную пустоту. Пока эсэсовцы пытаются построить узников в колонны, у Циби вдруг возникает сильное желание начать дубасить по сетке с призывом к узникам бежать. «Вас отведут в газовые камеры. Набросьтесь на своих тюремщиков! – хочется ей прокричать. – Сделайте что-нибудь!»
Но у нее не хватает на это смелости, и ради сестер ей надо остаться в живых.
Сегодня узников не убивают, вместо этого их отправляют в венгерский лагерь. Почему?
Однако Циби уже повидала достаточно. Она не понимает происходящего, не понимает, почему отбора не было, и не хочет тратить время на выяснение этого. Собираясь уйти, она слышит, как из толпы ее зовет по имени какой-то мужчина. На миг она дезориентирована, ей кажется, что дед каким-то образом выжил и сейчас находится в новой группе узников.
Она всматривается в толпу людей, пока не наталкивается взглядом на очень знакомые лица. Нет, не может быть, но это так.
Дядя Айван, тетя Елена и их дети.
У Циби сильно бьется сердце, кипят эмоции. Она страшно рада видеть их, но сокрушается, что они здесь. Неужели ей предстоит увидеть, как однажды их тоже поведут в газовую камеру?
Ее дядя и тетя уходят, но пока они в относительной безопасности.
Циби приходит на платформу на следующий день и на следующий. Прибывающих узников теперь размещают в венгерском лагере и никого не уничтожают. Сломались, что ли, газовые камеры, думает она. Больше всего сестер сокрушает то, что их мать была убита за день до того, как остановились эти орудия убийства.
Теперь каждую ночь
