И вот однажды на вечере у Зинина Александр Порфирьевич, набравшись смелости, сел за рояль и исполнил отрывок из своего нового произведения. Пораженные великолепной музыкой и виртуозным исполнением гости восторженно зааплодировали молодому композитору. Зинин же произнес всего одну фразу, странно прозвучавшую для других и понятную только Бородину:
— Отныне охоту на двух зайцев разрешаю!
СТЕКЛО И ИЛЛЮЗИИ
В 1673 году некий любитель умозрительных наук в письме к итальянскому астроному Тивелию пространно доказывал, что только философия способна дать истинное понимание астрономии. «Рассуждения и умозаключения нельзя заменить телескопами, — твердил он. — Ведь стекло обманывает и порождает иллюзии, а потому из него надо делать не линзы для телескопов, а в лучшем случае бокалы для вина…» Однако Тивелий категорически не согласился с доводами своего корреспондента.
«Бокалы с вином, — в ответном письме вполне справедливо указывал он, — порождают куда больше вредных иллюзий, чем все другие поделки из стекла!»
СЕМЬЯ И ТВОРЧЕСТВО
Американский изобретатель и предприниматель Т Эдисон (1847–1931) охотно встречался с репортерами, которым был обязан немалой долей своей рекламной известности. Причем в разговорах с ними он, умело играя на непритязательных вкусах обывателей, любил подчеркивать, что, мол, и ему приходится «священнодействовать» в самой обыденной обстановке.
Как-то раз к Эдисону приехал английский журналист, вознамерившийся написать книгу о нем.
— Помогают ли члены семьи вашей творческой работе? — спросил интервьюер.
— Конечно! — последовал незамедлительный ответ. — Вот, например, у меня мелькнула идея… Тут же я ищу повод, чтобы придраться к членам семьи. Это помогает мне сделать обиженный вид, хлопнуть дверью и запереться в кабинете. Все начинают ходить на цыпочках и стараются не беспокоить меня по пустякам — а вы знаете, как раздражают такие пустяки, когда обдумываешь новую идею. Именно в эти тихие минуты в семье я и делаю свои изобретения.
КАК ПОСМОТРЕТЬ!
Как-то раз американский физик Г. Морану, принимая в своей лаборатории корреспондента и желая поразить воображение этого не очень сведущего в науке человека хвастливо сказал ему:
— Сейчас я работаю над конструкцией электронного микроскопа, который сможет увеличивать в два миллиона раз!
Каково же было удивление физика, когда вместо радостных возгласов и восторга он услышал слова, совершенно по-новому осветившие его работу.
— Подумать только! — воскликнул корреспондент. — Столько труда, энергии и знаний вы тратите на создание прибора, который сузит поле вашего зрения в два миллиона раз!
УЧЕНЫЙ И ПРЕДМЕТ ЕГО ИССЛЕДОВАНИЙ
Главным предметом научных исследований выдающегося советского физико-химика, основателя научной школы по фотохимии, академика Александра Николаевича Теренина (1896–1967) была люминесценция, то есть излучение света материей, насыщенной энергией и находящейся в активном состоянии, при переходе ее в более спокойные, менее возбужденные состояния. Это обстоятельство очень тонко и остроумно обыграл в 1964 году английский ученый Э. Боуэн — президент IV Международного конгресса по фотобиологии в Оксфорде, вручая А. Н. Теренину высшую награду комитета по фотобиологии — золотую медаль имени Финзена.
— Доктор Теренин, — сказал Боуэн, — провел сорок лет на передовой линии фотохимии. Он сам есть устойчивое состояние, крайне энергичное, активное и ярко светящееся состояние материи. Передавая собственную энергию другим исследователям, он делает огромный вклад в развитие нашей области…
ПРОСТОДУШНАЯ СЛОЖНОСТЬ
Дело было в XI веке… Группа мавританских астрономов, работавших под руководством аз-Заркали (Арзахеля) в Толедо, вознамерилась выпустить том составляемых ими астрономических таблиц. Поскольку такое издание требовало в те времена значительных затрат, они заранее обратились к королю Леона и Кастилии Фернандо с просьбой покровительствовать этому научному предприятию.
Однако, прежде чем выложить деньги, он пожелал, чтобы ученые растолковали ему, в чем суть и в чем ценность их таблиц, которые впоследствии вошли в историю астрономии под названием «Толедских таблиц» и были изданы около 1080 года. Астрономы стали пространно объяснять, что, мол, небеса состоят из семи хрустальных сфер, а их взаимное вращение относительно друг друга с определенными скоростями и заставляет планеты совершать наблюдаемые причудливые движения. Мало что поняв из этих объяснений, Фернандо, пораженный их запутанностью и сложностью, в сердцах воскликнул:
— Если бы творец захотел предварительно узнать мое мнение, я посоветовал бы ему создать мир попроще…
Затем же, подумав, добавил:
— А может быть, мы сами, в простодушии своем, излишне усложняем мир?
КАК ПОГЛЯДЕТЬ!
Однажды к президенту Массачусетского технологического института Страттону обратился за дружеским советом один из его коллег. Он получил заманчивое предложение возглавить научный институт и интересовался, трудны ли обязанности директора.
— Как поглядеть! — уклончиво ответил Страттон. — С одной стороны, казалось бы, проще простого — от директора всего-то и требуется, как терпеть глупцов и немедленно отвечать на приходящие в институт письма, даже идиотские. Но, с другой стороны, довольно сложны — у каждого ли хватит для этого стойкости, нервов, выдержки?
РИСКОВАННЫЙ ОПЫТ И ЕГО РЕЗУЛЬТАТ
Как-то раз американский физик-экспериментатор Р. Вуд (1868–1955), довольно эксцентричный человек, любитель всяких острых ощущений, решил проделать на себе рискованный опыт — испытать действие наркотика. С большим трудом раздобыв опиум, он накурился этого зелья и вскоре впал в забытье. Придя через некоторое время в сознание, он вспомнил, что, находясь в одурманенном состоянии, напал на какую-то чрезвычайно глубокую и важную научную идею, но на какую именно — начисто вылетело из головы. Тогда Вуд решил повторить опыт в надежде, что ему посчастливится вновь обрести ускользнувшую мысль.
И действительно, как только начало сказываться наркотическое действие опиума, забытая мысль не замедлила возникнуть в уме ученого. Чувствуя, что сознание вот-вот покинет его, Вуд сумел в последний момент сконцентрировать волю, записать идею на бумажке и впал в беспамятство. Очнувшись, он с ликованием подумал об удачном исходе столь трудного и опасного опыта и, дрожа от нетерпения и пережитого, поспешно развернул бумажку с драгоценной записью. На ней он прочел:
«Банан велик, а кожура еще больше…»
А НЕ ВИНОВАТЫ ЛИ СТОЯЧИЕ ВИБРАЦИИ?
В предвоенные годы на одном из кораблей Балтийского флота случилась поломка, причины которой породили жаркие споры в конструкторском бюро. Одни утверждали, что допущен просчет в конструкции, другие — те, кто отвечал за проект, — доказывали, что все дело в вибрациях и в резонансе. Наконец, решили пригласить для консультации известного кораблестроителя, профессора Ленинградского политехнического института Б. Г. Харитоновича.
Приехав в КБ, Харитонович развернул чертежи и углубился в их изучение. И тут раздался вкрадчивый голос создателя сломавшейся конструкции:
— Профессор, а не думаете ли вы, что тут действуют стоячие вибрации, возникающие вследствие спонтанного резонанса?
Харитонович пристально посмотрел на конструктора и сердито сказал:
— Хочу дать вам на будущее практический совет. Если у вас в машине случилась поломка, вначале постарайтесь найти свою ошибку с помощью обычного здравого смысла. Если это не удастся, попробуйте рассчитать конструкцию, пользуясь только арифметикой и конторскими счетами. Если и это не поможет, принимайтесь за алгебраические и тригонометрические формулы. И только уж когда совсем ничего понять не сможете, тогда — лишь тогда! — беритесь за дифференциальные уравнения и ряды Фурье.
Произнеся эту филиппику, Харитонович помолчал, а потом рассмеялся и добавил, покачав головой:
— А насчет стоячих вибраций вы здорово придумали. Наукообразно, солидно, никому не понятно, а главное — никто, кроме них, не виноват…
«И ЗА НИХ, И ЗА СЕБЯ…»
В 1850 году знаменитому немецкому химику, иностранному члену-корреспонденту Петербургской Академии наук Юстусу Либиху (1803–1873) довелось участвовать в диспуте об алхимиках. Они были в пух и прах раскритикованы выступавшими, которые дружно обвинили их в авантюризме, шарлатанстве, мошенничестве и прочих грехах. Слово взял Либих, который начал неожиданно громко:
— Напоминаю: алхимики изобрели многие важные для химии реакции и открыли многие важные вещества…