Он помолчал.
— К особисту, значит. А зачем тебе к особисту, ты мне не скажешь, да? Вот откуда ты такой Петров взялся, а?
— Так Иркутские мы, вы же знаете…
— Не паясничай! Если надо, значит по прибытии Васин тебя отведёт. Главное, чтоб там кто-нибудь на месте был, поздновато уже.
— Если там никого не будет, мне нужно будет позвонить.
— Ага, прям позвонить! Ты сразу в штаб армии звони!
— Так я практически туда и позвоню.
Капитан осёкся и, развернувшись на сидении, смерил меня взглядом.
— Ты вообще кто такой, Петров?
— Так ирку…
— Прекратить балаган!
— Есть прекратить! — я помолчал, но потом добавил: — Тащ капитан, я подписку давал. Не обижайтесь, не имею права рассказать вам всё. Оно вам надо?
К чести капитана он ответил сразу:
— Во вверенном мне подразделении, у учащихся от меня секретов быть не должно. Это банальная безопасность вверенных мне ребят. Так что, давай-ка вместе к особистам пойдем, а то мне эти игры…
— Как скажете.
В училище приехали в полвосьмого. Капитан сразу позвонил по внутренней связи в особый отдел. И мы пошли, а вернее — почти побежали в штабное здание. Больше всего мне было жаль Маяка и Васина — опять ящики таскать остались. С другой стороны, Васин щас свистнет — пара взводов сразу на помощь выбежит, затащат наше барахлишко махом, как муравьи рассыпанный сахар.
В тридцать седьмом кабинете нас уже ждали. Тот же майор, похожий на Берию, и незнакомый мне старлей.
Я представился и сходу предложил:
— Тащ майор, не в обиду будет сказано, но если у товарища старшего лейтенанта нет спецдопуска, то содержание следующей беседы ему знать не положено. Как и товарищу капитану. Извините.
У старлея вытянулось лицо:
— Да что вы себе позволяете, товарищ учащийся? Да…
— Селиванов, выйдите. Гробовченко тоже. Подождите в коридоре.
— Есть! — Недовольно произнес старлей и вышел. Капитан смерил меня взглядом и вышел следом.
Особист набулькал себе в стакан из графина воды и предложил:
— Ну, а теперь рассказывай!
— Можно я сяду? Весь день на нервах, ноги не держат! — и, не дожидаясь разрешения, сел на стул у стены. — Короче, сегодня на учениях, на которых была комиссия из генштаба, — майор кивнул, — большое начальство очень нами заинтересовалось, но не это главное, на брифинге… м-м-м… на совещании по завершению учений, я сказал то, что учащийся моего возраста и допуска знать не может. Это мой косяк, я осознаю. Это нужно решать вам с моим куратором из… — я ткнул пальцем вверх.
— О как.
— Ага, — эхом откликнулся я.
— Как хоть учения-то прошли? Без подробностей — успешно или нет?
— Очень успешно. Теперь главное, чтоб успех этот нам спину не сломал.
— Ну, мы постараемся вас прикрыть. Не сломают.
— Тащ майор, я внутренней конкуренции между армией и спецслужбами боюсь. Одно дело делаете, родине служите, а взгляды и методы разные.
— Я понял вас, товарищ учащайся. Ещё вопросы?
— Капитану Гробовченко нужно что-то про меня сказать. Не вдаваясь в особые, — я выделил голосом последнее слово, — подробности. Но он многое имеет право знать, всё-таки мой командир.
— Буду думать.
— Спасибо.
— Подожди в коридоре, мне нужно поговорить с товарищем капитаном, скажи, чтоб зашёл.
— Есть!
Я вышел. В коридоре мялись капитан и тот старлей. Увидев меня, капитан вопросительно дернул головой, а старлей скорчил неприязненное лицо.
— Тащ капитан, вас.
И мы остались в коридоре со старшим лейтенантом вдвоём. Стояли молчали, пока старлей не выдержал:
— Ну и зачем малолетку вызвали в особый отдел?
— Во-первых, не вызвали, а сам пришел. А во-вторых, это не ваше, вот будь вы моего возраста, сказал бы, собачье дело, но из уважения к звёздам, — тут я посмотрел на его погоны, — скажу, что всю информацию, касающуюся вас, до вас доведут в положенное время, в положенном месте. Или не доведут, тут уж как…
— Наглый, — с некоторым уважением протянул старлей.
— Так с вами поведёшься…
Он помолчал.
— А верно… — он ещё помолчал. — Слушай, что ты забыл в ИВВАИУ, тебе с такими наклонностями, — он сделал неопределённое движение пальцами, — прямая дорога к нам, если протекция нужна, обратись. Без издёвок и подколов… Ты родине будешь нужнее…
Я перебил его:
— Тащ старший лейтенант, я ОБЯЗАТЕЛЬНО доведу до своего куратора, что вы очень, очень хорошо провели весь разговор, ваше исключительно умелое ведение вышеупомянутой беседы,…в наше время так не умели… — старлей поморщился, а меня несло. — Люди! Сограждане! Общество! Вон, какой бред! Возлюбите друг дружку! Вон, куда заносит! — старлей с ужасом смотрел на моё вдохновенное лицо*. — Можем ли мы победить агрессора-капиталиста? Можем! Но не сейчас! И не мы! Многие так думают, и они заблуждаются! — я помолчал, поморщился и уже спокойно продолжил: — Мне дальше фигню нести или мы молча постоим?
*Ещё бы! Марк Захаров
свой фильм «Убить дракона»
по пьесе Евгения Шварца
пока не снял.
— Молча, — по моему старшему лейтенанту хватило.
25. КОНЕЦ? ИЛИ НАЧАЛО?
И ЧТО ТЕПЕРЬ?
Минут через десять капитан Гробовченко вышел из кабинета, коротко сказал:
— За мной! — и мы ушли.
Правда, до казармы мы вместе таки не дошли. Около стадиона капитан словно очнулся от гнетущих мыслей, тряхнул головой и провозгласил:
— Ну что, Петров, в расположение сам дойдёшь?
— Конечно дойду, тащ капитан!
— Ну и молодец, по прибытии доложись Васину, а я — домой!
Чего это ему особист наговорил? Я прям волнуюсь…
Следующие три дня, до выходных, ничего особого не произошло. Даже оферы ходили с подозрительно спокойными лицами. Привычный распорядок не был нарушен ни разу — разве что разбавлен торжественными построениями, вручениями всяких грамот и значков (естественно, не обошлось без армейских шуточек о награждении непричастных и наказании невиновных).
Одиннадцатого начали разъезжаться дальнобойщики, у кого подходящее расписание поезда было. Я вручил Назиму пару сотен авансом:
— По-братски прошу, Зима, специй мне отправь. Прямо по почте отправь, не таскайся. Только хороших.
— Ты что, Мелкий, с ума сошёл — такие деньги? Чемодан получится!
— Вот и нормально! Только упакуйте хорошо. И, слышь, перца красного побольше. Шпик хочу попробовать по-венгерски сделать.
— А шпик — это чё? — подозрительно спросил Назим.
— Это сало, — доверительно сообщил ему я. — Из того, кого мы называть не будем. Суховатое такое, очень вкусное, отвечаю. Тебе, как воину вдали от дома — можно будет. Только перец привези.
— Замётано! — так же конспиративно ответил Назим, подхватил свой чемодан и махнул рукой всем, остающимся в казарме: — Ну, всё братцы! До следующей осени!
К вечеру уехали Маяк и Лёва. Батон отправлялся рано утром в субботу, на пригородном автобусе. Он, собственно, из-за расписания этого автобуса обычно домой съездить не успевал. В субботу рейс уходил слишком рано, а понедельничный — приходил на час почти позже, чем нужно. А если промежуточные выбирать, получалось, что домой он попал бы примерно на пару часов. Только кости в дороге трясти.
Нас, оставшихся местных, тоже распускали сразу после завтрака — какие уж занятия, всё, каникулярное настроение у всех.
Чемодана у меня не было, и к выходу со второго КПП я подошёл налегке. А там… встречала меня не привычная «Нива» и даже не «Рафик», а чёрная, представьте себе, «Волга». Из неё вышел деда Али и приглашающе махнул рукой:
— Садись, Володя.
— И чего это?
— Было принято решение усилить вашу с Олей охрану.
— Ага. А менее палевно это можно было сделать? На нас сейчас половина казарм пялится.
Он усмехнулся.
— Да и пусть смотрят, взгляд на воротах не виснет.
