После этих выступлений с концертами пришлось временно завязать. Почему? Дело в том, что 10 — 14 февраля в Московском областном суде состоялся процесс над арестованными в сентябре прошлого года писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем. По сути это был первый такой процесс в Советском Союзе, поскольку до этого никого еще не привлекали к уголовной ответственности за художественное творчество. Как заявил сам А. Синявский: «В истории литературы я не знаю уголовных процессов такого рода — включая авторов, которые тоже печатали за границей, и притом резкую критику».
Оба подсудимых категорически отрицали свою вину, называя собственное творчество не антисоветским, а инакомыслящим. Как заявил все тот же Синявский: «Так вот — я другой. Но я не отношу себя к врагам, я советский человек, и мои произведения — не вражеские произведения. В здешней наэлектризованной, фантастической атмосфере врагом может считаться всякий „другой“ человек…» Почти то же самое говорил и Даниэль.
В их словах была своя правда — они действительно мыслили инако и смело писали о том, о чем другие предпочитали молчать. Например, Даниэль, описывая тему своей повести «Говорит Москва», рассказал следующее: «В 1960–1961 гг., когда была написана эта повесть, я — и не только я, но и любой человек, серьезно думающий о положении в нашей стране, — был убежден, что страна находится накануне вторичного установления нового культа личности… Я увидел все симптомы: снова один человек знает все, снова возвеличивается одна личность… диктует свою волю и агрономам, и художникам, и дипломатам, и писателям. Мы видели, как снова замелькало со страниц газет и на афишах одно имя, как снова самое банальное и грубое выражение этого человека преподносится нам, как откровение, как квинтэссенция мудрости…» (этим человеком был бывший руководитель Советского государства Н. Хрущев. — Ф. Р.).
Однако их творчество также содержало в себе изрядную долю откровенного антисоветизма. Так, в рассказе Даниэля «Руки» имелись весьма злые выпады против советской власти и даже были призывы к возмездию за насилия, которые последняя чинила над народом в разные периоды. У Синявского в повести «Любимов» социализм объявлялся системой, противоположной природе человека. Советская власть показывалась как пьяная и нищая, а народ изображался безразличной к политике массой. Неслучайно все эти произведения столь широко печатались и цитировались на Западе — они ценились там именно за их антисоветизм, а не за какие-то особенные художественные достоинства. Они весьма успешно помогали западным идеологам показывать своим гражданам советский строй как преступный и варварский, поскольку доверия к подобным опусам на Западе было больше — рождены-то они были в самом Советском Союзе. Как пишет историк А. Шубин:
«Синявский совершенно прав, когда считает, что в „Говорит Москва“ Даниэль „кричит одно слово — „Не убей!“. Нельзя не согласиться (обличители не могли согласиться — но это скорее по должности). Но кому он это кричит? Советскому государству, которое убивает, убивает, убивает? Власть тоже гордится своим миролюбием, отказом от сталинского террора и борьбой за мир. А ее окунают едва обретенным «человеческим лицом“ в кровавое прошлое.
Убивали? Да, но не только. Еще что-то возводили. Убивали? Но кого и почему. Убивали нацистов под Москвой. Для того чтобы не пролилось потом новых рек крови. Ввели каторжные работы? О, да. Но не только их ввели, но и пенсионное обеспечение, например. Однако если упомянуть эту «прозу жизни», фрагмент памфлета потеряет свою смелую хлесткость и обличительность. В авторитарном обществе нужно платить за смелость, за свое право бросить в лицо режиму обидную для него часть правды. Эта плата — обвинение в клевете за хлесткую однобокость.
Синявский ставит в основу своего анализа (речь идет о работе «Что такое социалистический реализм». — Ф. Р.) утверждение о теологичности советского общества (обратим внимаение — не только литературы). Но теологичность присуща не только коммунистической идеологии, но и рациональному разуму. И западные общества, приверженные прогрессу, тоже теологичны. Синявский ставит социалистическую целесообразность в один ряд с Богом религии и Свободой индивидуализма. Это сравнение, которое сейчас может оцениваться как комплимент, для самодовольного коммунистического официоза было оскорбительно. Тем более что далее Синявский проводит аналогии, признаться, довольно упрощенные, между коммунизмом и раем на земле. Получается, что коммунизм — это такая же религия, такой же «опиум для народа», как и «выдумки попов».
Эти сравнения были обидны тогда, но они звучат апологией сейчас. Действительно, социалистическая идея, хоть и не привела к возникновению социализма в советском обществе, породила советскую культуру — как Евангелие породило христианскую культуру, включающую взлеты духа и костры инквизиции.
Но Синявский не может удержаться на вершине этой премудрой аналогии. Иронический бесенок заставляет его сбрасывать идолов с высоты, и он атакует коммунистическую цель, которая продолжает «толкать нас вперед и вперед — неизвестно куда».
А если кто-то не хочет верить в коммунистические идеи, «может сидеть в тюрьме, которая ничем не хуже ада» (это опять сравнение с христианством). Да, что уж удивляться аресту…»
Судебный процесс завершился суровым приговором: Синявского осудили на 7 лет лагерей, Даниэля — на 5. Несмотря на то что за осужденных вступились сразу 62 советских писателя (и вновь — больше половины из них были евреями), которые написали коллективное письмо в Президиум ЦК КПСС и сообщали, что готовы взять Синявского и Даниэля на поруки, власти не стали пересматривать приговор. Более того, они также лишили советского гражданства еще одного диссидента из числа евреев — В. Тарсиса, который с прошлого года издавал в Москве журнал «Сфинксы», а в феврале этого года уехал в Англию и не вернулся, испугавшись участи быть осужденным, как Синявский с Даниэлем. А двух других известных диссидентов из числа тех же евреев — А. Гинзбурга и Ю. Галанскова (первый составил сборник документов по делу опальных писателей, второй включил в самиздатовский альманах «Феникс-66» уже упоминаемую статью Синявского «Что такое социалистический реализм») власти арестовали (их осудят два года спустя).
Что касается Владимира Высоцкого, то он по следам этих событий написал песню, которая так и называлась: «О процессе над А. Синявским и Ю. Даниэлем». Ее наш герой практически нигде публично не исполнял (разве что на каких-нибудь узких «квартирниках»), и понятно почему — за такие песни ему бы точно не поздоровилось. Песня была написана с позиции либерала, а не, скажем, державника, вроде писателя Михаила Шолохова, который сетовал на то, что времена сейчас не те — будь на дворе 20-е годы, то Синявского и Даниэля давно бы поставили к стенке.
