— Иисус и Дева Мария, и Иосиф-плотник с Бруклинских Высот, — прошептал Джинелли и снова перекрестился. — Он коснулся тебя?
«Вот теперь он и уйдет. Ни этом месте все уходят», подумал Билли. Мелькнула дикая мысль соврать или сымпровизировать сумасшедшую историю о систематическом отравлении пищи. Но если когда-либо и было время для вранья, то теперь его не имелось. Ушло такое время. Если Джинелли сейчас выйдет, он выйдет с ним и проводит его хотя бы до автомобиля. Откроет ему дверцу и от души поблагодарит за посещение. Он отблагодарит его за то, что Джинелли выслушал его среди ночи и отправил к нему немедленно того странного доктора, а затем и сам прилетел. Но главным образом горячая благодарность была вызвана тем, что Джинелли не убежал после того, как посмотрел на него на пороге широко раскрытыми глазами.
«Ладно уж, выкладывай ему всю правду. Он говорит, что верит только в пистолеты и деньги, и, видимо, так оно и есть. Но правду ты ему скажи, потому что это единственный способ отблагодарить такого человека».
«Он коснулся тебя?» — спросил Джинелли, и хотя вопрос прозвучал только что, время в испуганном, смятенном мозгу Билли растянулось. Теперь он произнес самое трудное:
— Он не только коснулся меня, Ричард. Он наложил на меня проклятье.
Подождал — не исчезнет ли сумасшедшая искорка в глазах Джинелли. Ждал, когда Джинелли посмотрит на свои часы и подцепит рукой чемоданчик. «Время летит, дорогой, верно? Я бы не прочь задержаться и потолковать с тобой насчет этого проклятья, Уильям. Но, понимаешь, телятина „марсала“ стынет в „Трех Братьях“, и…»
Искорка не угасла, а Джинелли не поднялся. Он положил ногу на ногу, поправил складочку на брюках, вытащил пачку «Кэмела» и закурил сигарету.
— А теперь выкладывай все, — сказал он.
Билли Халлек рассказал Джинелли абсолютно все. Когда он закончил, в пепельнице лежали четыре окурка «Кэмела». Джинелли, как загипнотизированный, смотрел в глаза Билли. Наступила долгая пауза. Неловкая пауза. Билли хотелось ее нарушить, но он не знал, как. Кажется, все слова исчерпал.
— Вот это он с тобой и сделал. — Джинелли слегка махнул ладонью в сторону Билли.
— Да. Честно говоря, не ожидал, что ты мне поверишь. Но так оно и есть.
— А я верю, — сказал Джинелли слегка рассеянно.
— Неужто? Что случилось с парнем, который верил только в пистолеты и деньги?
Джинелли сначала улыбнулся, потом расхохотался.
— Это я сказал тебе, когда ты мне позвонил последний раз?
— Да.
Улыбка быстро сошла с лица.
— Есть еще одна вещь, в которую я верю, Уильям. Я верю в то, что вижу. Вот почему я относительно богатый человек. И вот почему я еще жив… Большинство людей не верят в то, что видят своими глазами.
— Не верят?
— Нет, представь себе. Не верят, пока увиденное не совпадет с тем, во что они верят. Вот, кстати, знаешь, что я увидел в аптеке, куда хожу? Буквально на прошлой неделе увидел.
— Что?
— Они там поставили аппарат для измерения давления крови. Иногда они их продают, а тут — для бесплатного пользования. Засунул руку в петлю, нажал кнопку, петля затягивается. Ты сидишь там, размышляя безмятежно, а потом — пожалте: вспыхивают красные цифры. Смотришь на указатель: «пониженное», «повышенное», «нормальное». Усек?
Билли кивнул.
— О'кей. Вот стою я там и жду, когда мне принесут бутылку лекарства, которое моя матушка принимает от язвы. И тут заходит мужик, ну, так, на двести пятьдесят весом. Жопа — словно две собаки возятся под одеялом. На носу — карта всех кабаков, где он надирался, то же самое на остальной роже. Из кармана торчит пачка «Мальборо». Взял пакетики поп-корна, а потом заметил эту машинку. Сел к ней, ну и машинка ему все выдала: двести двадцать на сто тридцать. Я, знаешь, не шибко силен в медицине, Уильям, но знаю, что двести двадцать на сто тридцать это еще то давление. Все равно что ходить с дулом пистолета в ухе. Верно я говорю?
— Точно.
— Так что же этот хмырь делает? Смотрит на меня и говорит: «Все эти цифровые хреновины без конца ломаются». Заплатил за свою кукурузу и потопал. А знаешь, какая мораль у этой истории, Уильям? Некоторые… да что некоторые? — большинство не верят в то, что видят, особенно если это мешает им жрать, пить, думать или верить, понял? Я вот, к примеру, в Бога не верю. Но если увижу его, поверю, как пить дать. И не буду ходить и говорить, что, дескать, Иисус — это особые эффекты. Определение полного мудака, я считаю, это когда кто-то не верит в то, что видит. Можешь теперь меня цитировать.
Билли некоторое время смотрел на него в раздумье, потом рассмеялся. Спустя мгновения Джинелли присоединился.
— В общем, когда ты ржешь, я узнаю прежнего Уильяма, — сказал он. — Но вопрос теперь в том, что нам делать с этим старым засранцем?
— Не знаю. — Билли снова коротко рассмеялся. — Но я думаю, мне что-то предпринять нужно. Ведь я-то его тоже проклял, понимаешь.
— Да, ты сказал. Проклятье белого хмыря из города. Если учесть, что все эти белые хмыри из всех городов натворили за последние пару сотен лет, серьезная штука… — Джинелли сделал паузу, закуривая очередную сигарету. Пустив облачко дыма, он вдруг сказал: — А я могу его крепко скрутить.
— Да нет, это… — начал было Билли и тут же закрыл рот. Представил себе Джинелли, подошедшего к старику и бьющего ему в глаз. Тут же сообразил, что Джинелли имел в виду нечто куда более серьезное. — Нет, тебе не удастся, — заключил он.
Джинелли то ли его не понял, то ли сделал вид.
— Еще как могу. И, пожалуй, никто, кроме меня. Тут я бы никому не доверил дело. Но могу сделать не хуже, чем когда мне было всего двадцать лет. Для меня это совсем не бизнес. Это — удовольствие, понимаешь? Развлечение.
— Ну, нет, я не хочу, чтобы ты там кого-то убивал — хоть его, хоть кого-то другого, — сказал Билли. — Я серьезно…
— А почему бы и нет? — спросил Джинелли спокойно. Но в его глазах Билли видел все те же сумасшедшие искорки. — Ты опасаешься стать соучастником убийства? Но убийства не будет — всего лишь самозащита. Потому что он убивает тебя, Билли. Еще неделя, дорогой мой, и люди сквозь тебя начнут читать объявления, не прося посторониться. Ты понял?! Пара недель, и ты побоишься выйти на улицу, чтоб тебя ветром не унесло!
— Твой этот медик говорил, что я могу помереть от сердечной аритмии еще до того, как меня ветром унесет. Видно, сердце-то у меня тоже теряет в весе, как и все остальное. — Халлек сглотнул. — А знаешь, мне до сих пор такое и в голову не приходило. Хм… убить? Защищаясь?
— Вот именно. Он тебя убивает… ладно, хрен с ним. Ты не хочешь, чтобы я его пришил. Я его не трону. Идея в общем-то вшивая. Она не решит…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
