– Не хотел. Я в нормальном состоянии ничего подобного не хочу. И можете убрать когти, я все равно никуда не денусь со своей кухни.
Разумеется, я не стал убирать руку с его плеча. Мой дорогой соавтор прекрасно ушел от вопросов тогда, в Ташкенте, и я не хотел, чтобы сегодня он тоже ускользнул.
Тема возможного суицида Петрова была слишком серьезной, чтобы пускать все на самотек. Что, если он не захочет годами жить в этом мире в ожидании близких? Решит закончить все здесь и сейчас?..
Я не хотел даже думать о том, что могу снова потерять его, но не имел права отмахиваться.
– Вы очень настаиваете, да? – осторожно спросил Женя. – На самом деле, там не было ничего такого. Мне просто сложно говорить об этом именно вам, я ведь знаю, что вы расстроитесь.
Я кивнул, и Евгений Петрович принялся снова рассказывать, как Ванька полдня цеплялся к нему с идиотскими шутками насчет моей смерти, как Женя искал мою телеграмму, а нашел обрывок какой-то чужой, и как друг Приблудного подсыпал ему в чай запрещенных препаратов и начал внушать сомнительные идеи насчет моей смерти. Только тогда Женька не пожелал объяснять, почему у него были странные записи на листочке, почему на столе следы обуви, и откуда в сарае веревка с петлей. Я еще тогда подумал, что Женя мог попытаться что-то сделать с собой под действием лекарств, но он отказался обсуждать эту тему, и я не стал настаивать.
А теперь он рассказывал, что услышал про суицид от Вани, и слушать это было ужасно.
– Ванька сунул мне эту проклятую веревку со словами, что если я хочу увидеть вас, то нужно взять и повеситься. Ну, не дословно, но смысл был такой. И ушел. А я походил по сараю, поискал ваши вещи, ничего не нашел и подумал, что… ну, что, может, он и прав... Ильюша! Опять когти! Вы вообще их стрижете?!
– Простите, – я смущенно убрал руку.
Подумать только, а я ведь извинялся перед Приблудным за тот эпизод в сарае! Кажется, Женя правильно сделал, что не стал сразу рассказывать мне подробности, а то для извинений Ваньку пришлось бы выкапывать.
– И вот, я взял веревку, залез на стол. А потом вспомнил, что я и так недавно в авиакатастрофе разбился, и подумал, что мне… – Женька чуть наклонил голову, искоса разглядывая меня темными блестящими глазами, – …ну, хватило впечатлений в тот раз. В самолете. Что я даже ради вас не… не готов опять умереть. Мне, знаете, жить понравилось.
– Ох, Женя, ну что вы!.. – я улыбнулся, скрывая облегчение.
– Так что я слез со стола, а потом прибежали вы и начали выяснять, что случилось, – заявил Петров. – Ходите вокруг и никак не отстанете, спасибо, потом на Ваньку переключились!..
– Всегда пожалуйста, Женя.
– …а я потом неделю раздумывал, как об этом рассказывать, и что вас больше расстроит: то, что я собирался повеситься из-за вас, или то, что я передумал!..
Вот тут я не выдержал, закрыл лицо руками и засмеялся. Женька тоже развеселился, и мы смеялись, как идиоты, хотя ситуация, вообще-то, была довольно трагической.
– Так, Женя, подождите, – сказал я, когда мы успокоились. – Я что-то помню насчет нашего Ваньки и суицидов.
Я принялся вспоминать: дело было незадолго до поездки в Ташкент. Ванька, чуть подшофе, рассказывал мне о смерти Есенина в гостинице «Англетер».
Это оказалось самым ужасным событием в жизни Приблудного. Намного хуже его собственного расстрела! Ванюша был настолько шокирован тем, что Есенин свел счеты с жизнью, что не нашел в себе силы сходить на его похороны.
И в этом мире Есенин так ему этого и не простил.
Но это было еще не все. У самого Приблудного осталась обида, причем настолько серьезная, что когда я решил узнать, как получилось, что он не общается с Есениным, зато рассказывает по три раза на дню о каком-то «Учителе», Ванюша назвал меня занудой и побежал пить водку.
Еще мне казалось странным, что Ваня, так глубоко переживавший самоубийство друга и наставника, начал подталкивать к суициду другого человека. Кем должен быть этот «Учитель», чтобы своенравный Приблудный слушал его как родного отца?
– А вы уверены, что «Учитель» это не Есенин? – уточнил Женя.
– Абсолютно. Вспомните, об этом говорил и Ширяевец, и сам Ванька, и инициалы у него не «Г.Е.»! А теперь насчет мотивов. Мне почему-то кажется, там сектанты. «Учитель» пытается затащить Приблудного в секту и дает ему странные задания. Просто чтобыпроверить, послушает тот или нет.
– Тогда этот «Учитель» выбрал не самого прилежного ученика, – хмыкнул Петров.
Я видел, что он не впечатлен.
– Знаете, Женя, мне почему-то не кажется, что Ваня или Учитель хотели вас убить. Думаю, Ванька следил за вами через дверь, или через окно, или вообще через какую-то щель между досками, и смотрел, чтобы вы не успели причинить себе вред. Может, дело вообще не в вас, Учитель просто хотел убедиться, что Приблудный его послушает. На то, в каком вы будете состоянии, ему было плевать. А, может, наоборот, он как раз и выбрал вас из-за этого, вы же еще не совсем в себе. Нет, Женя, даже не думайте спорить! Нормальному, здоровому человеку нужно не меньше года, чтобы прийти в себя после смерти! А вы… вас оказалось достаточно слегка подтолкнуть, и вот вы уже полезли на стол! Наш бедный наивный Ванюша вытаскивает вас из петли, и все хорошо, а в следующий раз его просят о чем-то более серьезном! Ну, что думаете?
– Звучит пугающе, – оценил Петров. – Знать бы еще, что это за Учитель! Вот это «..ин Г.Е.» мне ни о чем не говорит! Давайте, вспоминайте, вы общаетесь с Приблудным дольше, чем я.
Он требовательно посмотрел на меня, и я принялся вспоминать людей из Ванькиного круга общения. Результаты оказались неутешительными: никаких «Г.Е.» там и близко не было. И вообще никого, собственно.
Первым и единственным другом Приблудного, с которым он меня познакомил, оказался Александр Ширяевец.
– Жень, я же спрашивал, – я развел руками, вмиг ощутив себя отвратительным товарищем и полнейшим эгоистом. – Я много раз спрашивал, но он
