но переживу.
— А в моём отряде останешься? У нас с тобой хорошо получается бить немцев, — предложил я с дальним прицелом: повоюем вместе, глядишь и смягчится её твердая позиция.
— Нет, — она покачала головой, — Я так не смогу, я уже договорилась и буду работать здесь, в кухонном отделении.
После этих слов она встала из-за стола и ушла, оставив меня наедине с моими душевными страданиями. А ведь такое прекрасное было утро. Думал, позавтракаю и отведу Оленьку в лес, послушать как птички поют…
Закончив завтрак в грустных размышлениях, я нашел удобное сухое место и занялся чисткой оружия — это более важное дело, чем всякие там шуры-муры, но гораздо менее радостное. За этим занятием меня застал вестовой командира отряда, сообщивший, что я должен явиться перед светлые очи капитана Кузнецова.
— Понял, скоро буду, — кивнул я и продолжил чистить СВТ, не бросать же начатое. Вестовой остался рядом и терпеливо стоял у меня над душой все десять минут, что я занимался с винтовкой. Закончив чистку, в сопровождении бойца, я направился в штабную землянку, где застал Кузнецова, Антипова и Павлова, мирно беседовавших с Котовой, у которой лицо было все мокрое от слез и соплей, да и вообще вид довольно печальный.
— А, вот и товарищ Ковалев! — поприветствовал меня капитан, пожимая руку, — Галина Федоровна, давайте ещё раз повторите свой рассказ, только без этого Вашего нытья!
— Да, да, товарищ капитан, — с готовностью кивнула головой женщина и приступила к повествованию, — В начале ведь все были уверены, что немцы до нас не дойдут, а шестого июля всем окончательно стало ясно, что Осиповичи не удержат, народ бросился на станцию, но уехать было не возможно. Отправляли поезда с оборудованием, с ранеными, со скотом… А жителей…
— Давайте без этих подробностей! — резко прервал её капитан.
— Да, да, — согласилась Котова и продолжила, — Многие пошли по дороге, но я бы не смогла пешком с двумя детьми и больной матерью. Поэтому пришлось остаться, а восьмого числа, в городе ещё были наши, ко мне пришел старший лейтенант госбезопасности Иванов Василий Петрович, он провел со мной беседу, всё объяснил, и я согласилась стать агентом НКВД, подписала нужные бумаги, после чего он дал указание, чтобы я устроилась работать к немцам, когда они займут город. Сказал, что со мной свяжутся и оставил пароль. Вот я и устроилась к ним переводчиком, а тут вы… — женщина всё-же не выдержала и заплакала, — А у меня дома мама и дети, немцы теперь их арестуют…
— Связной приходил? — спросил я, стараясь не обращать внимания на слёзы.
— Нет, — ответила Котова свозь слёзы.
— И никаких доказательств вашей работы на НКВД нет?
— Нет, — согласилась женщина и расплакалась ещё сильнее.
Всё ясно. Выслушав этот короткий рассказ, я вопросительно посмотрел на начальников: мол, а от меня-то вы чего хотите?
Кузнецов позвал вестового, чтобы Котову увели и, после того как она покинула землянку, спросил:
— Ну что думаешь?
— Самый простой вариант шлепнуть её и забыть, тем более что проверить слова про мифического Иванова мы никак не можем.
— Нет, это неправильно, — сразу влез в разговор Антипов, — Мы должны соблюдать социалистическую законность!
Капитан бросил на него красноречивый взгляд, но Антипов этого не заметил и продолжил:
— А если она и правду агент, то что мы скажем нашим, когда придут?
— Я сказал самый простой и надёжный вариант, но решение принимать вам, — ответил я ему, снимая с себя всякую ответственность, а то, получается, Ковалев и немцев бей и задачку тут решай, что с этой сомнительной дамочкой делать, вот пусть комиссар думает — как никак, это у него две шпалы, а не у меня.
— Ладно, отложим пока её в сторону, — взял слово Кузнецов, — Что дальше думаешь делать, Андрей?
Они что, сговорились? Кто тут командир? Кузнецов или я? Хотя, если спрашивают, почему бы и нет?
— Надо подробно допросить фельдфебеля и Котову, потом обдумать вопрос о диверсии на станции Осиповичи — это важнейший стратегический объект в ближайших окрестностях. Если получится, это серьёзно поможет нашим. Немецким я владею, фашиста допросить смогу.
— Полностью согласен! — поддержал меня Антипов, — Надо переходить к серьёзным делам, — конечно, не ему же под пули лезть, а вот орденок в случае удачи…
— Ну, значит, с дальнейшими планами пока определились, — произнес Кузнецов, — Андрей, видел, что ещё три землянки вырыли? Бери ту, которая посередине, под допросную. Там пока не все сделано, но тебе будет достаточно.
Глава 20
Следующие четыре дня я подробно допрашивал фельдфебеля. Тот по первости попробовал было запираться, даже предложил замолвить за меня словечко, если я помогу ему с побегом и очень убедительно обосновал безнадёжность нашей борьбы. Но хватило нескольких зуботычин, чтобы с него слетела вся спесь и он запел как соловей, даже специальные методы применять не потребовалось. Так много времени понадобилось из-за того я вникал во все детали, записал информацию про всех известных ему офицеров, унтеров и солдат с подробным описанием внешности и характера. Кроме того, он мне рассказал о своей гражданской жизни в Берлине, включая описание родственников, соседей и известных личностей района — вдруг пригодится. Потом я ещё пару дней работал с Котовой, допрашивая и сопоставляя её данные о немецких частях в Осиповичах со сведениями, полученными от фельдфебеля.
Собрав всю необходимую информацию, я доложил, что арестованные мне больше не нужны и Антипов устроил показательный трибунал. Собрали свободных от несения службы партизан, пленного немца привязали к дереву, после чего кратко опросили недавно освобожденных бойцов, которые рассказали, как фельдфебель ежедневно расстреливал советских военнопленных. Я, кстати, исполнял обязанности переводчика и подробно пересказывал немцу все выступления. Когда ему дали слово, фельдфебель заявил, что выполнял приказ, и что он является военнопленным. Однако трибунал в лице Антипова, Кузнецова и Павлова к его доводам остался глух и приговорил немца к смертной казни через расстрел. Немец, услышав вердикт, стал вырываться с криками, что мы, дескать, не имеем права, что нас всех за это уничтожат и в том же духе.
Далее, совершенно неожиданно для меня Антипов объявил, что приговор в исполнение приведет Котова Галина Федоровна. Павлов, взяв женщину под руку, подвел к фельдфебелю, достал из кобуры свой наган, взвёл курок и вложил револьвер бледной как полотно женщине в ладонь, после чего жестко приказал:
— Стреляй!
Женщина, как под гипнозом, подняла трясущуюся руку и выстрелила в лоб изрыгающего проклятья немца, после чего, выронив наган, тут же упала в обморок. Слабоваты нервишки оказались у палача, да.
По окончании суда
