В первый же вечер по приезде в Свердловск в особняк, где мы остановились, пришли А. Мехрецов с Б. Ельциным. Я немного знал Анатолия Александровича, который не раз обращался ко мне по разным вопросам. Мне он представлялся не только прекрасным человеком, но и хорошим хозяйственником, болеющим за свой город, — этакий А. Косыгин в областном масштабе, тянувший воз хозяйственных и экономических проблем. Кстати, мне показалось, что и Б. Ельцин высоко его ценил.
Мне с первой встречи понравился Б. Ельцин, располагавший к себе простотой, житейской мудростью, неуемной энергией. В то же время в нем чувствовались сила, властность и определенный популизм. Утром на следующий день он, к моему удивлению, не только приехал на конференцию, но и детально рассказывал на стендах о состоянии здравоохранения в области, хотя это мог (и должен был) сделать заведующий областным отделом здравоохранения. Позже мне рассказали, что Б. Ельцина заранее специально знакомили с представленными материалами, причем часть из них, не очень выгодных для характеристики области, он попросил заменить.
Да, Борис Николаевич умел и область представить, и себя показать. Видимо, это произвело большое впечатление и на Е. К. Лигачева, когда он весной 1985 года приехал в Свердловск, чтобы не только познакомиться с состоянием дел, но и еще раз посмотреть на Б. Ельцина, прежде чем выдвигать его на Олимп власти. Он был настолько очарован Ельциным, что высказывался о нем только в восторженных тонах и уговорил М. Горбачева перевести его в Москву с перспективой на выдвижение.
9 мая в Кремле состоялся большой прием в честь Дня Победы. Среди гостей я увидел Б. Ельцина. Он скромно и, как мне показалось, одиноко стоял за столиком среди малоизвестных ему представителей тогдашней московской элиты. Я подошел к нему и искренне поздравил с переездом в Москву. Он обрадовался знакомому человеку, разговорился, сетуя на то, что пока еще не может привыкнуть к новой работе и московской жизни. Я выразил надежду, что должность руководителя строительного отдела ЦК, на которую он назначен, позиция временная и вскоре его положение изменится. Мы выпили по сто граммов, пошутив, что в связи с объявлением в скором времени антиалкогольных постановлений, о которых мы уже знали, это наша последняя официальная выпивка.
Шутка оказалась правдой, как и мое предположение о скором новом выдвижении Б. Ельцина. Горбачев легко и быстро освободился от Гришина и совершил роковую для себя ошибку, рекомендовав Бориса Николаевича на пост секретаря Московского горкома партии. Правда, вину он должен разделить с Лигачевым, горячо отстаивавшим новое назначение Ельцина.
* * *
Вспоминаю, как на приеме в честь делегатов и гостей организованного нами I Международного конгресса по профилактике заболеваний, по указанию СП. Буренкова, бывшего тогда министром здравоохранения СССР, было запрещено подавать любые алкогольные напитки, включая шампанское и пиво. Мои зарубежные друзья и коллеги за столами, заполненными изысканной закуской, дружески подтрунивали надо мной, заявляя, что во всем мире принято под русскую черную икру выпить рюмку русской водки.
Да, начинать перестройку надо было не с антиалкогольных решений. И как бы ни пытались связать эту кампанию только с Лигачевым, в той же, а может, и в большей степени она связана с Горбачевым. Идея антиалкогольной борьбы в принципе не только правильна и имеет государственное значение, но и жизненно необходима, учитывая тяжелые последствия пьянства для здоровья нации, морального климата в обществе и даже для функционирования народного хозяйства. Вопрос лишь в том, как ее проводить. Исторический опыт показывает, что запретами и формальными решениями добиться здесь успеха невозможно. Как часто бывало в те годы, внезапные вспышки активности по тем или иным проблемам без анализа последствий, спровоцированные какими-то событиями или навеянные чьим-то мнением, к тому же нередко со ссылкой на «пожелания трудящихся», порождали не только отрицательную реакцию в обществе, но и дискредитировали само представление о путях перестройки.
Слова, слова, слова. Не продуманные до конца лозунги и решения. Сколько их было в тот период, и как они постепенно разрушали ореол гениальности Генерального секретаря! Мечущийся в поисках выхода М. Горбачев обращается к своему новому сподвижнику А. Н. Яковлеву. О его значимости в окружении Горбачева лучше всего говорит его карьера — такой еще не знала история партии: 28 января 1987 года он избирается кандидатом в члены Политбюро, а 26 июня (через пять месяцев) — членом Политбюро. Именно его идеи и предложения стали решающими в том политическом курсе, который начал проводить Горбачев с 1988 года. Суть этого курса отражена в вопросе, поставленном на рассмотрение XIX Всесоюзной конференции КПСС, — «О задачах по углублению перестройки и мерах по дальнейшей демократизации общества».
Но что такое демократия? В идеале, это устройство общества, основанное на признании народа в качестве власти, на принципах равенства и свободы. Но демократию очень многие понимают по-своему, со своих позиций. В принципе, Конституция СССР провозглашала демократию. Провозглашают ее и государства, где жизнь общества определяет тот класс, в руках которого находятся финансы и средства производства. Наконец, анархия тоже прикрывается лозунгами свободы народа и личности. Но особенность нашей страны в том, что она 70 лет развивалась в условиях авторитарной власти одной партии, оказавшейся стержнем государственности. И, конечно, пути ее трансформирования — это проблемы не только партии, в этом жизнь всей страны. Надо было ответить на кардинальный вопрос: каким путем менять суть КПСС, кто заменит ее властные полномочия, что произойдет в обществе, когда рухнут ее влияние, идеология и структуры, цементирующие народы? Надо было быть наивным, оторванным от жизни и весьма амбициозным, чтобы верить в то, что в новых провозглашенных условиях, и прежде всего многопартийных, КПСС сможет устоять под напором проблем, ежедневно стоящих перед гражданами страны, — нехваткой продовольствия и жилья. Надо было помнить уроки капиталистических стран, в которых при подобной ситуации партии власти всегда проигрывают. И если сохранять социалистический строй, о котором на словах так заботился Горбачев, надо было сначала ему и КПСС решить экономические проблемы, создать для подавляющего большинства общества достойные условия жизни, а затем решать проблемы трансформации партии, предложенные Яковлевым.
Вновь сошлюсь на интервью Яковлева в «Литературной газете» от 25 декабря 1991 года. Говоря о своих предложениях по поводу реформ, он указывает: «В конце 1985 года я направил специальную записку о необходимости разделения партии на две». Хочу подчеркнуть: не создание новой партии, а именно разрушение КПСС, потому что на вопрос корреспондента: «Что значит две партии — одна коммунистическая, а другая?» — он отвечает: «Нет, я полагал, обе должны были получить новые названия». К чему привела эта позиция, показала история. Разброд, раскол в КПСС, который начал формироваться на XIX партийной конференции, привели в конце концов к полной деградации коммунистической партии, потере ее авторитета и как результат к утрате властных полномочий, стержня государственности. О какой партии можно было говорить, если депутаты-коммунисты шли на поводу популистских лозунгов Ельцина, голосуя, например, за российский суверенитет, в решении о котором была заложена мина, взорвавшая Советский Союз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
