После обеда меня велели отправить в санчасть на освидетельствование, а до той поры я был посажен под замок в помещении сушилки. Не знаю, чем я так оказался дорог господу нашему Богу, но он в тот день сотворил Чудо. В этот день по плану у нас были полеты во вторую смену. И вот на полетах-то все и случилось. Летуны наши отрабатывали фигуру группового пилотажа «ромб», когда по какой-то причине самолет гвардии майора Шерстнева, начальника штаба нашей эскадры, столкнулся в воздухе с самолетом капитана Каташинского, въехав ему в зад, и срезав воздухозаборником половинку одного киля его МиГа. Дальше все произошло в соответствии с законами физики: обломки киля попали в лопатки компрессора низкого давления одного из двигателей, затем проникли в компрессор высокого давления, а оба они вращаются на приличных оборотах, во все стороны веером полетели лопатки этих компрессоров, пробивая все на своем пути: баки с горючим, трубопроводы масло-, гидро- и воздушной системы, попали во второй двигатель, который тоже сыпанул веером осколков лопаток во все стороны и вышел из строя. В придачу ко всему от удара у Шерстнева сорвало обтекатель РЛС и задрало под углом 45 градусов вверх. Машина задрала нос, потеряла скорость, а с ней и подъемную силу, и закружилась в вальсе штопора. Пилот принял единственное правильное решение и вышел из кабинета, воспользовавшись услугами катапультируемого кресла К-36ДМ, спасшего жизнь не одного летчика. А самолет упал в поле под Наро-Фоминском, зарывшись на несколько метров в землю, в которой пару дней что-то горело и дымилось. Шерстнев благополучно приземлился и был подобран службой ПСС.

Каташинский же, почувствовав удар, но так ничего и не поняв в первый момент, вышел из «ромба». В срубленном киле как раз находилась антенна радиостанции, поэтому он остался без связи. Действуя согласно инструкции на случай потери связи, он спокойно развернулся, выполнил заход и благополучно сел. То, что у него отсутствует один киль, он увидел уже, катясь по рулежке на стоянку. Ну а на земле ему уже все рассказали. Эскадрилья наша понесла тяжкую утрату: погиб борт? 45 — наш спиртоносный поилец и кормилец, погиб, спасая меня от Малых Вязем, в которые я, конечно же, не поехал, потому что в суматохе про меня тут же забыли, а когда вспомнили — было уже поздно, после драки кулаками не машут. Добрый наш старшина велел мне сидеть в сушилке три дня и никуда оттуда не высовываться, кроме как в туалет. Еду мне приносили «духи» и «молодые» в котелках из столовой. Почти всю эскадру забрали на раскопки ямы, ребята притаскивали мне всякие штучки, даже слегка изуродованное огнем и ударом металлическое зеркальце от КОЛС — квантово-оптической локационной станции. Типа сувенир, на память. Я до сих пор храню дома кусочек того борта. Пчеловодов потом несколько раз пытался напомнить комэске о том, что я так и не понес заслуженного наказания, но я перед этим посидел на СКП наблюдающем за шасси в паре с капитаном Каташинским, где имел с ним продолжительную беседу об этом случае, и смог объяснить ему, кого имел в виду, назвав Пчеловодова шакалом, рассказал всю историю, как оно было на самом деле, и попросил его передать мои извинения всем остальным офицерам. И он, как видно, слово свое сдержал. С тех пор мои добрые отношения с летчиками и техниками восстановились.

Инженер же наш, добрый дядька Кириченко, помятуя о событиях с Эдиком и моим рапортом, пару раз пытался меня наказать, заставив на стоянке вымыть полы в эскадрильском домике, но я резонно ему возразил, указывая на то, что на всей территории стоянки нет чистой воды, не считая бачка для питья. А если я возьму оттуда воду, то, во-первых, ее мне все равно не хватит, а во-вторых, техники просто настучат мне по шее. "Чем хочешь мой, хоть керосином!" — ответствовал он, и я с энтузиазмом взялся за дело. Когда я развозюкал тряпкой керосин по половине полов коридора, из классов начали как пули вылетать ошалевшие от керосиновой вони техники, отобрали у меня швабру и тряпку, а также ведро с керосином и пригрозили прилюдно начистить репу. Больше меня заставлять мыть полы не рисковали.

Второй залет случился уже после приказа, когда я перешел уже в разряд «дембелей» и торжественно спорол лычки с погон, чтобы не сильно выделяться. Собственно, в этот день я должен был идти в караул, как раз случилась наша караульная суббота, я даже выбрал себе пост, на котором хотел бы стоять — в разводящие меня было уже заманить невозможно, мне порядком надоел этот геморрой со жратвой и розыском спящих часовых по территории объекта. Но вмешался его величество случай. В ту пору армия наша повально переодевалась в новую повседневную форму одежды — «афганку». Еще ее называли «эксперименталкой». На нас, «дембелях», решили видимо сэкономить, какой смысл одевать в новую форму балбесов, которые через пару месяцев будут уволены из славных рядов ВВС? Так мы и ходили в ПШ, в зверски изогнутых как у эсэсовцев в кино про войну (да и как у нынешних господ российских офицеров) фурагах, на которых красовались почти свернутые в рулон кокарды, с бляхой «деревянного» ремня (кожаные свои мы вручили новоиспеченным "черпакам"), висящей на яйцах и воротником, расстегнутым до пупа. Одним словом, «дембеля». И вот, по причине нехватки личного состава нам пришлось идти в караул. Но, когда перед подготовкой к караулу нас застроили перед казармой, откуда-то свалился проверяющий из штаба дивизии, который решил проинспектировать процесс подготовки к этому мероприятию. Увидев нас в строю, он на пару минут потерял дар речи, а потом устроил дикую истерику, велев срочно нас переодеть или вообще заменить к такой-то матери на людей, чей внешний облик в его понимании больше соответствует воину рабоче-крестьянской непобедимой и легендарной. Старшина, который, скорей всего, уже нашел применение «лишним» комплектам «афганки», предпочел выбрать второй вариант. И мы остались не у дел, чему, впрочем, не сильно огорчились. Я, как хороший мальчик, пошел в библиотеку, взял интересную книженцию и уселся в читальном зале. Где и нашел меня Узбек, соблазняя угощением в «чайнике» и походом в видеосалон. Я недолго ломался и мы ринулись осуществлять задуманное. Как сейчас помню, в видике крутили фильм "Безжалостные люди". Посмотрев его и отведав пирожных в чепке, мы совершенно расхотели идти на ужин, кроме того, Узбек поведал мне сегодняшнее меню, у него в столовке работал земляк. Выходя из Дома офицеров, мы заметили очередь в кассу и на всякий случай поинтересовались у народа, какой будет вечером фильм. Ответ ошарашил — в этот вечер собирались показывать "Крокодил Данди -2". "Пойдем, слепим дежурному отмазку на ужин и вернемся, больно уж фильм хороший!" — молвил Узбек и мы, смешавшись с толпой солдатиков, выходящих из ДОФа, двинули в сторону казармы. Тут-то нас и заметил патруль, причем патруль был не полковой, а из батальона связи. Уж больно мы выделялись из толпы своим распиздяйским внешним видом, являвшим собой высшую точку глумления над формой советского солдата. В принципе, ничего страшного не случилось бы, даже если бы нас и забрали в комендатуру, второй патруль был наш, полковой, нас бы все равно отпустили, разве что заставили подтянуть ремень и застегнуться. Кроме того, у меня при себе был жетон посыльного, который для меня раздобыл добрый техник Коля Гусев, с печатью, закатанный в пластиковую корочку. Он давал право шляться по всей территории гарнизона безо всяких ограничений. В общем, особых проблем не было, но я их найти умудрился. Когда начальник патруля, здоровенный двухметровый жлоб в звании старлея зычно гаркнул: "Товарищи солдаты, подойдите ко мне!", мы сразу поняли, кого он имеет в виду, но виду не подали, ибо товарищей солдат вокруг было более чем достаточно. "Это я вам, говорю, не надо голову в плечи втягивать!" — гаркнул начальник патруля и, раздвигая толпу, как ледокол, двинулся в нашу сторону. Тут-то Узбека и дернул черт за язык. "Бежим!" — предложил он, — "только в разные стороны!". А меня черт дернул его послушать. И мы ломанулись. Стоит ли говорить, что патруль погнался именно за мной — я в этих делах отличался редкостным везением. Тут-то я и понял, что бегать в сапогах, в которых отсутствуют портянки, а присутствуют цивильные носки, очень неудобно. Что почти год отсутствия занятий спортом успешному уходу от погони не способствуют, что зарядка — все же стоящая вещь. В общем, я пробежал в красивом темпе метров двести, а за казармой роты охраны сдох окончательно. Патрульные-солдатики шибкого рвения в погоне за мной не проявили, как и следовало ожидать, а вот красавец-старлей, который, наверное занимался спортом, не в пример мне, воспринял попытку убежать от него как личное оскорбления и тяжко бухал сапогами уже почти за моей спиной. Надо было как-то спасаться и я нашел выход. Между двумя казармами в этом месте был небольшой плац, одну из сторон которого украшал длинный щит на металлических ногах, на котором были изображены строевые приемы. От земли до нижнего края было где-то около метра. Я быстро поднырнул под щит, длинный же старлей вынужден был обежать вокруг него. Я нырнул обратно и проделал этот фокус еще несколько раз, восстанавливая дыхание и соображая, куда мне рвануть дальше. Начальник патруля наконец-то понял, что его элементарно парят, и среагировал, на мой взгляд, совсем неадекватно — он достал из кобуры пистолет, который там почему-то оказался вместо огурца, и, выразительно клацнув затвором, громко заорал: "Стой, стрелять буду!!!". Я застыл на месте и обернулся. Черный зрачок «Макарова» смотрел прямо на меня, а в глазах старлея было такое бешенство, что я счел за благо побег прекратить и сдаться этому сумасшедшему военному. Быть застреленным каким-то лейтенантом за месяц до дембеля в мои планы совершенно не входило. Он подбежал, чувствительно пощекотал меня двумя добрыми ударами по почкам и ребрам, после чего я был с позором отконвоирован в нашу комендатуру и посажен в кутузку размером метр на метр. Подошел наш патруль, но освободить меня не было никакой возможности — комендант уже был в курсе дела. Ночь я провел, свернувшись калачиком на холодном бетонном полу, подстелив под себя свой китель, а под голову подложив неуставной технический свитер-вшивник. В кутузке ярко светил плафон, мешая спать, но ночью лампочка в нем милосердно перегорела. Наши патрульные, улучив момент, просунули мне под дверь газету, на которую насыпали семечек, ими я и питался. Я просидел в кутузке почти все воскресение, все это время через маленькое окошечко в двери на меня то и дело приходили поглядеть мои начальники, которые в выходной день часто хаживали через КПП?1, в здании которого и размещалась комендатура. Я чувствовал себя редким животным в каком-то зоопарке. Наш эскадрильский инженер, майор Кириченко тоже не отказал себе в удовольствии взглянуть на поверженного врага, пообещав через дверь, что на этот-то раз тюрьмы мне уже не миновать. Я сидел, прислушиваясь к голосам в комнате помощника начальника коменданта, пытаясь угадать, как повернется на этот раз моя судьба. Добрый Господь на этот раз самолет ронять не стал, да и полетов в выходные не было, но и бензина в комендатурскую машину не добавил, за что ему большое спасибо. Наша гауптвахта, как выяснилось, была на ремонте, а в пресловутые Малые Вяземы меня нужно было на чем-то везти. Бензина же было в обрез, насколько я понял из витиеватой брани ДПНК, который долго с кем-то ругался по телефону. В конце-концов, ближе к шести вечера, когда приближалась смена, меня выпустили из узилища, вручили тряпку и таз (блин, что за сходство методов воспитания!) и сделали предложение, от которого невозможно было отказаться. Помятуя недавние события, отказываться я не стал, решив пойти другим путем. Присев у таза, я схватился за бок и со стоном повалился на пол, скорчив страдальщицкую рожу. Насмерть перепуганный ДПНК выскочил из-за своего баръерчика и бросился ко мне. Я сообщил ему о смертельной боли в районе почек, вспомнив, что вчера меня прилично отоварил начальник патруля, сказав, что то ли это от удара, то ли ночью я простудился на холодном полу. Меня бережно подняли под руки и усадили на скамейку. Хорошо, что самого коменданта не было — он таких больных враз излечивал. ДПНК же, видимо, в таких делах был не столь искушен, и комедия моя удалась на славу. Вместе с нашим сменившимся патрулем я был отправлен в казарму. Торжественный исход мой из комендатуры, однако, был сопровожден звонком дежурному по полку, которым, к счастию моему, оказался не Пчеловодов. Дежурный по полку хмуро оглядел меня, вручил штыковую лопату и предложил прогуляться до здания штаба полка, дабы потрудиться там во искупление своих грехов на уборке прилегающей территории. Я не стал противиться, взял лопату и молча убыл в указанном направлении. У штаба я встретил здоровенного молдаванина Тарлапана и еще ребят-писарей, которые курили у входа, нежась в лучах закатного солнышка. Увидев меня с лопатой, они пришли в столь буйное веселье, что тут же притащили из канцелярии фотоаппарат, и мы сделали классную серию снимков с лопатой, которые я непременно приложу — они у меня сохранились. Поболтав с ребятами о том, о сем около часа, я взял свою лопату и направился обратно в казарму, где сдал инструмент дежурному по полку и доложил о выполнении задания. Пойти проверить он не рискнул и велел мне убираться с глаз долой, что я тут же и сделал с большим старанием.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});

1 ... 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Исповедь военнослужащего срочной службы - Александр Довгаленко бесплатно.

Похожие на Исповедь военнослужащего срочной службы - Александр Довгаленко книги

Мемуары - Теннесси Уильямс - Биографии и Мемуары
Пять лет рядом с президентом - Виктор Николаевич Ярошенко - Биографии и Мемуары
Военная контрразведка и армия. Записки ветерана органов военной контрразведки - Борис Васильевич Гераскин - Биографии и Мемуары / Военное
Любовь в каждом слове - Екатерина Анатольевна Ильина - Биографии и Мемуары / Менеджмент и кадры / Психология
Тетради для внуков - Михаил Байтальский - Биографии и Мемуары
Жизнеописание Петра Степановича К. - Анатолий Вишневский - Биографии и Мемуары
Исповедь - Жан-Жак Руссо - Биографии и Мемуары
Дискуссии о сталинизме и настроениях населения в период блокады Ленинграда - Николай Ломагин - Биографии и Мемуары
280 дней вокруг света: история одной мечты. Том 1 - Артемий Александрович Сурин - Биографии и Мемуары / Путешествия и география
Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье - Биографии и Мемуары / Военная история

Оставить комментарий