Вновь грохнула пушка, послав снаряд куда-то во мрак. Где-то там скрываются отступившие враги – советник почти физически ощущал тяжесть от давления тысяч злобных взглядов, уставившихся из ночи. Бессильные глупцы, пусть зарабатывают язвенную болезнь от своей злобы. Подойти ближе они не решатся – слишком силен их страх. А издали дракону ничем не навредят – их пушки слишком примитивны.
А вот у танка артиллерия хороша. Советник никуда не спешит. Будет обстреливать деревню до самого утра – запаса снарядов хватит. Если в этой резне уцелели не только круглые дураки, то догадаются выползти из укрытия, и у Грация появится пехота. Тогда можно будет послать разведчиков на поиски затаившихся орудий и отрядов противника. Или просто дождаться рассвета, после чего убить всех, кто не успеет убежать.
Глава 14
В те времена, когда миром правила дикость, люди уважали только две вещи: силу и богов. Нищие, грязные, вечно голодные, они, воздавая почести последним, не забывали продемонстрировать первое – совмещали два в одном. Предки не умели строить величественных храмов, одним видом способных запугать вероятного противника, – в примитивном обществе не хватало необходимых инженерных знаний. Они поступали проще – максимально использовали свои ограниченные возможности.
Руками и еще совсем простенькой магией, без хитроумных машин и сложных инструментов, понатаскали к границе Сумерек алтари межевых камней. Размеры у этих булыжников были весьма разнообразны, но мелких среди них не встретишь – самый «крошечный» в полтора человеческих роста и шагов десять в диаметре. На подобном не принято было экономить: чем больше твой валун, тем демонстративнее показатель силы твоего племени.
Тропы тоже принято было украшать каменными монументами, но здесь уже приходилось проявлять фантазию – появились затейливые сооружения. Гранитные столбы, увенчанные огромными плитами, – будто гигантские грибы; круги из тех же столбов или многоступенчатые трехгранные пирамидки из валунов размером с годовалого бычка. Кто на что горазд: древние оставили после себя много чего – с одной стороны, внушительного, а с другой – примитивно грубого.
Беглецы провели ночь в одном из таких древних кругов. Предки были столь любезны, что в центре сооружения оставили целый навес – каменную плиту на четырех столбах по углам. Размеры навеса были столь велики, что хватило места и для костра, и для лежанок из хвороста. От ливня тоже убереглись, хотя поволноваться пришлось – уж очень много воды выпало за какие-то полчаса. Не будь здесь возвышения – затопило бы стоянку.
Пробуждение было приятным: Ххот, дежуривший последним, с рассветом развел огонь посильнее и после прогорания дров начал жарить мясо на углях. Запах был восхитительным – даже вегетарианец-раттак начал во сне облизываться и водить носом.
Старик, встав первым, присел возле огня. Омр не стал доставать его расспросами – смирился с тем, что на роль приятного собеседника этот странный человек не слишком подходит. А вот при виде поднявшегося Амидиса оживился – с ним поговорить можно.
– Эй! Амид! Ты первый ведь дежурил – не слышал стрельбы? Малкус ведь собирался этой ночью напасть на южных каплунов, если не врал.
– Нет, Ххот, не слышал.
– Значит, точно соврал.
– Не уверен – гроза разразилась такая, что в двух шагах можно было из пушки выстрелить, и не услышишь. Я такого ливня никогда в жизни не видел.
– Молод потому что! При высадке маги такой же потоп устроили – наши обозные телеги в море смыло, вместе с лошадьми и зазевавшимися возничими. Да что там телеги – бронзовые пушки плавали, будто солома в поилке, а кирасиры тонули в своем железе прямо на берегу. Я тогда сам чуть ко дну не пошел – спасло то, что командир догадался на холм нас вытащить. Стояли там полдня, будто на острове, а вокруг плескалась вода и покойники плавали густыми стаями. Много трупов было – и наших, и чужих. Когда вода сошла, сам видел канонерскую лодку южан: в километре от берега лежала в грязи, будто кит дохлый. Случись этой ночью такое же, развалилась бы вся эта древняя постройка на камешки.
Амидис, уже умываясь у лужи, покачал головой:
– Ххот, она уже несколько тысяч лет простояла и до сих пор не развалилась. Древние строили, может, не особо красиво, но зато крепко. Столько же еще простоит, а то и больше. Не сломать ее дождю.
– Это верно, прав ты тут. У нас обычай смешной есть – парней, как подрастут, толпой гонят к Сумеркам. Там выбирают межевой камень и дают непростое задание – допустим, перетащить его на сотню шагов к востоку. Нас тогда триста с лишним ребят было, и все не хлюпики – бычка поднять каждый смог бы легко. Но у пары пупки развязались, а у меня от натуги жилы едва не полопались. Камни межевые не омры ставили – народ попроще. Не представляю, как они это сделали: слабаки ведь. Эй! Лежебоки, пора бы начать просыпаться! Завтрак почти готов! Здесь вам не дворец – в постель жаркое подавать не станут! А ленивым крысам вообще даже во дворце не положена прислуга! Тибби!!!
Раттак, вскочив от крика омра, спросонья смешно заморгал и, толком не проснувшись, проверещал:
– Нет! Тибби не считает правильным отдавать этот предмет! Он мой! Тибби его не украл – он всегда принадлежал Тибби!
Мальчик, высунувшись из-под одеяла, сонно заморгал, потянулся к костру ладонями. Тепло ловил – утро выдалось холодное. Не обращая внимания на протянутый Ххотом кусок пережаренного мяса, оглянулся, прищурился:
– Там! Смотрите! Что-то большое среди гор летит!
– Где?! – уточнил омр, скользя взглядом по вершинам.
– Да вот же! А нет – уже сам не вижу! На фоне горы не различишь теперь!
– Тише все! – внезапно попросил Амидис. – Помолчите! Слышите?!
– Гудит что-то, – ответил мальчик. – Еле слышно. Как раз с той стороны вроде бы.
– Верно. Говоришь, там летело что-то между гор?
– Ага. Что-то темное, вытянутое, и блеснуло на солнце. На птицу совсем не было похоже.
– Не птица это, – настороженно заявил омр. – Ох, не дают нам покоя!
– Что? – не понял мальчик.
– Аэроплан это был, – отозвался Амидис. – Слышишь гул – мотор гудит. Такой звук очень далеко разносится в безветренную погоду.
– Верно, – согласился омр. – Их еще самолетами называют тоже. Машина такая – вроде танка или грузовика, но летающая. Когда нас у побережья разгромили, мы отступали, и она над дорогой раз прошла – прям над моей головой. Туловище будто у стрекозы, два крыла в одну сторону, два в другую. Огромная до ужаса – я аж присел от страха. Надо быстро завтракать и бежать как можно дальше.
– Аэроплан опасен? – уточнил мальчик.
– Вообще-то нет – из пушек и пулеметов они не стреляют. Хотя мало ли… Да и заметить нас сверху на открытом месте легко: для разведки самолеты – то, что надо. Ну, чего замерли? Бегом сели жрать!
* * *
Гремма – по местным меркам деревня немаленькая: еще вчера в ней было пятьдесят восемь крестьянских дворов и дом удельного лесничего. Учитывая имперскую налоговую политику в отношении сельской недвижимости, немало – ведь жителям приходится тесниться. Будь дело на южных архипелагах, здесь стояло бы не меньше сотни дворов.
Несмотря на глухомань, Гремма считалась местом весьма перспективным – разрасталась год от года. Достаточно плодородная (опять же по местным меркам) земля у реки манила землепашцев; лесорубы неплохо подрабатывали на изумительно стройном местном ясене – сплавляли огромные плоты по Матриссе; пушниной интересовались коронные охотники и браконьеры. Недалек был тот миг, когда власть даст деревне статус города, со всеми вытекающими позитивными последствиями. Ведь для этого достаточно дотянуть количество дворов до ста одного. Лет десять – пятнадцать – и дотянули бы.
Не успели: явился Граций со своей армией.
Рассветное солнце осветило то, что осталось от Греммы, – груды дымящихся бревен на месте домов, кучи мусора, оставленные от сараев огнем и танковыми гусеницами, потоки грязевого студня на месте улиц. Сплошная груда мусора, украшенная трупами людей и лошадей. Не будь дождя, к утру все бы это сгорело дотла – так было бы лучше. Для деревни лучше: пусть исчезнет в пламени, а не поганит красивое место своим гниющим трупом.
Танк стоял у дома старосты. Вернее, возле того места, где раньше находился дом. Узнать его и сейчас было несложно по здоровенной кирпичной печи, стоявшей посреди все еще тлеющего пепелища. Печь была с дымоходом – крестьяне попроще топили по-черному.
Граций сидел под парусиновым навесом, установленном рядом с танком, – вместо стула пришлось использовать бочонок, для мягкости увенчанный свернутой солдатской шинелью. Спасибо Феррку: даже в столь трудных условиях позаботился о комфорте для господина.
Рядом с навесом, на почерневших ветках яблони, лишившейся в пожаре всей листвы, болталось три тела: два мужских и одно женское. Повесили их недавно – сразу после того, как собрали по деревне выживших. Граций лично отобрал среди солдат двух кандидатов на петлю. При этом он не выяснял степени их вины в вечернем погроме и ночных событиях – он просто выбрал самых израненных. Они будут обузой, а обуза ему сейчас не нужна. Вот и казнил, для устрашения других – хоть с какой-то пользой для дела сдохли.
