19 ноября. 7 и 8 ноября объявлены два концерта Зыкиной в зале Чайковского. И хотя вырвать аппаратуру в день шестидесятилетия Октября было немыслимо студия снимает в ста местах, - мы все же вырвали. Незадолго до этого спецбригада совершила невиданную акцию и поймала палестинских террористов, о чем кричал весь мир. И я сказал, что единственный шанс снять нам концерт нанять эту спецбригаду, расставить ее в проходах, взять на мушку певицу, чтобы она ни туда, ни сюда! Иначе ничего не выйдет.
Короче говоря, поставили аппараты, два дня снимали с двух точек. Послушалась меня, платья надела самые лучшие, идучие, пела замечательно, оркестр под управлением Гридина звучал прекрасно. Проявили, сегодня напечатали и выяснилось, что одна точка, конечно, в браке - все два дня! Что же, монтировать всю картину с одного ракурса? Да черт с ним, с ракурсом, я уже созрел, чтобы монтировать картину хоть задом наперед, хоть вверх тормашками, хоть сикось-накось - лишь бы меня перестали рифмовать с Зыкиной, лишь бы это кончилось раз и навсегда!
P.S. 1997. Cъемки фильма шли с огромными остановками, картину переносили, закрывали, открывали, консервировали и снова запускали, из трехчастевой делали полнометражную, затем опять три части и снова полнометражную. Сменилось три директора студии, два министра культуры, Зыкина от одного мужа ушла к другому, у меня менялись операторы, редакторы, директора фильма - а картина все снималась, останавливалась и снова снималась, и снова останавливалась... Причин было три - Людмила Георгиевна часто болела, а то вдруг скрывалась невесть куда в романическом вихре, или - непредвиденное заграничное турне, от которого не отказывалась даже с сердечными приступами ("Вась, мне же надо кормить музыкантов!"). Мы же, в силу существующих в СССР законов, не могли следовать за ними. Отсюда срывы сроков, нервная обстановка и скандалы, которые мне устраивала дирекция. Сладить с Зыкиной не мог никто - ни студия, ни Министерство культуры, ни Госкино. За ней стояли могущественные покровители, высокосановные почитатели ее таланта - премьеры и командующие, правительство и армия! А против них - лишь я с кинокамерой и календарным планом.
Фильм тянулся три с лишним года. Невиданно. И за это время я ни разу не поссорился с Зыкиной, не вспылил, не послал ее никуда. Громоздкие и дорогие съемки срывались, если не по одному поводу, то по другому уж обязательно.
10 декабря. Слава те, тетереву, - весь материал на столе, и я сложил вчерне все пять частей. Пора звать текстовика Ицкова. Скрепя сердце, предчувствуя недоброе, начинаю с ним работать. Показываю сложенный фильм, он смотрит, будто зритель, а не автор - никаких предложений, только умиляется на ее пение. Через три дня должен принести текст. Исчезает на десять дней. Не успели выйти из истерики - является, был в Кишиневе. Говорит:
- Я написал текст от имени Михаила Ульянова.
- А он знает об этом?
- Разумеется. Я с ним договорился, что в понедельник покажу ему отработанный с вами текст и он сможет прийти на озвучание во вторник - у него выходной день в театре.
- Ну ладно, давайте текст.
12 декабря. Вчера весь день сидели у меня дома, правили текст, от первоосновы осталось несколько фраз.
- Я перепечатаю текст и утром отнесу Ульянову, а копию на студию. А во вторник приду на озвучание, - говорит Ицков.
- Дайте-ка мне экземпляр, Игорь. Я внесу правку в свой экземпляр.
- Зачем? Я же завтра буду с текстом на студии.
- Дайте, дайте.
13 декабря. Сегодня его, конечно, нет, нет ни дома ни у девок. Звоним Ульянову и выясняем, что НИКАКОЙ ИГОРЬ НИ О КАКОЙ ЗЫКИНОЙ С НИМ НИКОГДА НЕ ГОВОРИЛ!
К счастью, текст у меня в руках и на вторник можно назначить озвучание. "Да вы что? Вы думаете, что я сижу у телефона и жду, когда меня пригласят читать текст о Зыкиной? Да у меня расписан каждый час до марта месяца. Не знаю, чем вам помочь, извините. Так не делают".
Картина-то у нас январская! А Ульянов может читать только в марте.
20 декабря. Благодаря нашему сверхпробивному директору группы Еланчуку, Ульянова буквально похитили у артистического подъезда, где его ждали радио, телевидение и какая-то студия. Между репетицией и спектаклем привезли в аппаратную. Он, не глядя на изображение ("Скорее, скорее, ребята, я не успею пообедать перед спектаклем"), от своего имени прочитал текст в течение получаса - прямо с листа, безо всяких репетиций! Талантливый человек, о многом он догадался, многое интуитивно понял и рассказал о Зыкиной взволнованно и ярко.
Фильм "На концерте Людмилы Зыкиной" шел долго и три раза был показан по ТВ.
P.S. 1997. Картина о Зыкиной - позади! Уже по другой работе прилетаю я в Болгарию в мае 1978 года. С глаз долой - из сердца вон! Казалось бы... Как вдруг в моем номере раздается телефонный звонок, и я слышу в трубке голос, которому суждено врезаться в мою жизнь на веки вечные:
- Ну теперь мне понятно, почему отменились мои выступления в Софии. Музыканты сказали, что видели тебя на улице. Тогда понятно, почему я заболела - мы не можем с тобой находиться в одном городе. У меня от тебя аллергия, я сразу заболеваю и отменяю концерты... Ха-ха-ха... Но, тем не менее, приди навестить меня. Мы с Виктором Федоровичем будем очень рады тебя видеть. Целую. Жду.
Вот так!
1978
[28 января. Новый год встречали дома, были Элик с Ниной. До этого в Доме кино состоялся пышный и веселый юбилей Рязанова (15.ХII.77).
Первого января позвонила Л.Ю. и сказала, что Сережа на свободе! Он сразу полетел в Тбилиси и, разумеется, не звонит ни Л.Ю., ни Рузанне. Я позвонил Софико Чиаурели, у которой он в тот вечер был в гостях, и перекинулся с ним парой слов.
А дальше все пошло очень плохо - 7 января умер Азаров - инсульт в пятьдесят три года! 24 января умер Ханютин - разрыв сердца в сорок девять лет! Ужасно все.
Заваривается картина с болгарским Красным Крестом.]
19 апреля. Прилетаем мы, туристы, в Лондон. Размещаемся в автобусе. И куда же направляемся прямиком из аэропорта вместе со всем скарбом? Разумеется, на могилу Карла Маркса, а вовсе не в отель.
Вытянули из каждого несколько пенсов на венок и тронулись. Мы не отрываемся от окна, какие красивые улицы, площади... Наш гид - жирненькая старушка - говорит в микрофон:
- Вот мы едем сейчас на кладбище, где похоронен ваш Карл Маркс. Должна заметить, что место на кладбище в Англии стоит дорого, но его можно купить еще при жизни. Вот, например, я задумала...
- Ой, что это такое красивое? - кричим мы.
- Это? Памятник королеве Виктории. Так вот, я задумала продать свой скелет, а...
- Боже, что за интересная улица? - снова кричим мы.
- Это? Оксфорд-стрит. Но чтобы продать скелет, нужно уже сейчас сделать...
- А это что такое? - не унимаемся мы.
- Разве не видно? Это же Тауэр. Но вы не даете мне договорить - мне дочь советует не связываться со своим скелетом, а завещать анатомическому театру...
- Что за интересное здание? - не унимаемся мы.
- Ничего интересного - оперный театр. Ведь если я завещаю после смерти, предположим, свой мозг, то...
- Не надо, не надо, живите долго, только скажите, что это направо?
- Да Вестминстер, в конце концов! Одно дело мозг, а если еще и печень, то можно получить место на кладбище в Эттли, там много тени, и летом ...
- Неужели это Гайд-парк? Ведь мы угадали?
- Да, да, угадали. Но кладбище в Эттли не очень дорогое и можно отделаться продажей лишь... Стоп! Мы приехали.
С постными лицами направляемся к могиле, руководитель группы (стук-стук) идет с таким лицом, словно хоронит мать родную, вот-вот заплачет. А нас разбирает смех - за оградой кладбища, возле которой лежит "наш" Карл Маркс, строят дом и рабочие, увидев нас, стали мяукать и корчить рожи, хлопать себя по заднице и показывать язык - нам, пришедшим на дорогую могилу в неутешном горе! И это те рабочие, о которых так радел вождь в своем учении, а мы отдуваемся уже семьдесят лет! Какое злодейство!
[15 июня. За это время:
Весь май ездил по странам народной демократии - осмотр по фильму "Будущее планеты" по заказу Красного Креста.
Скоропостижно скончался Кармен, прямо во время работы. Мы осиротели на картине и вообще очень его жаль.
Я сдал (март) "На концерте Людмилы Зыкиной", ей понравилось.
Инна на Пицунде, мама в Болшево, Элик разводится с Зоей.]
Из письма Инны с Пицунды:
..."Вечером отплясывали в баре. Элик пел в микрофон "Анну Каренину" и "Мадам Анжу". Нина очень злилась - "Зачем ему, крупному режиссеру, зарабатывать себе популярность таким дешевым способом?" Но ему ни слова не говорит, она ему подлинная раба. Меня беспокоит это, так как ему хочется лежать на солнце и она лежит рядом с ним. А когда я ее зову в тень, он не понимает и говорит: "Отстань от нее, она уже загорела и уже не обгорит!" Как будто в этом дело".
12 мая Л.Ю. сломала шейку бедра. Она упала возле кровати. В гипс ее не положили, штифт тоже не сделали. Нужно лежать на спине. Она пила мумие, надувала мячик (против отека легких). Вскоре мы перевезли ее на дачу, в Переделкино. Там было просторнее, свежий воздух, густо цвела сирень. В городе ее ежедневно два раза обтирали этиловым спиртом - сначала Инна и домработница Ольга Алексеевна, а после переезда в Переделкино только О.А.
