А потом мы шли вдоль воды, и я вспомнил слова «лагуна» и «озеро». Они помогли мне вспомнить еще кое-что. Когда я был маленький, еще раньше, чем меня отослали из дома, я жил на берегу озера. Только оно называлось «лох». Мой отец брал меня на озеро ловить рыбу. И мы жили в каменном доме, мне кажется, он назывался «замок». А может, у меня в голове все перепуталось, и это всего лишь одна из сказок Сэма ?
«Сегодня с нами на выставке был Вест. Мы видели плантацию роз, электрический поезд и еще кинетоскоп. Это фотокамера и граммофон в одно и то же время. Они работают вместе. Мы подшутили над Вестом – отвели его в колонию „нудистов“. Это такой аттракцион на главной аллее, все туда идут посмотреть на голых людей, но на самом деле это просто шутка. Смотришь через дырочку и видишь свое лицо в зеркале, а под ним нарисовано голое тело. Вест засмеялся для вида, но я видел, что на самом деле он здорово разозлился.
Он напоминает мне одного волка, которого я знал. У волков не бывает имен, но про себя я звал его Подлизой. Он ничего не умел, только жрал добычу, которую добыл другой волк. Ему хотелось найти подругу, но ни одна волчица не хотела с ним спариваться. Ему очень нравилась одна молодая серая волчица с черными ушами и лапами и с белым хвостом. Она была красивая, добрая и веселая, и она не обижала Подлизу, хотя он был ужасно вредный. Но она не стала ему парой. Она была сильная, а он слабый.
Я всегда думал, что зря она была так добра к Подлизе. А потом он перестал к ней приставать и нашел пару как раз по себе. Такую тощую ленивую волчицу, такую же уродину, как сам».
Но далеко не все на выставке приводило Майкла в восторг. Так, например, ему решительно не понравились тропические попугаи.
– Я бы их всех отпустил на волю, – буркнул он и торопливо зашагал к выходу.
Сидни пришлось чуть ли не бежать, чтобы поспеть за ним.
– Но они бы здесь не выжили сами по себе» – возразила она. – Они бы погибли.
– Целая тысяча попугаев, Сидни. Объясни мне, зачем так много? Это же безумие. Чтобы понять, что такое попугаи, мне достаточно увидеть одного.
Сидни давно не видела Майкла таким разгневанным.
– Конечно, ты прав, но устроителям хотелось поразить людей.
– Они должны жить на свободе! Их надо отправить обратно, – упрямо твердил Майкл, удаляясь от павильона. – Нельзя держать их в клетках.
– Но по виду не скажешь, что они недовольны, – робко заметила Сидни.
– По виду – им здесь тоскливо.
Сидни хотелось спросить, как, по его мнению, должен выглядеть жизнерадостный попугай, но решила не ссориться с Майклом и переменила тему.
– Расскажи мне лучше, что еще ты помнишь про Шотландию. Это сработало.
– «Шотландия», – повторил Майкл мечтательным голосом и перестал хмуриться. – Хотел бы я вспомнить что-нибудь еще… Впрочем, я даже не уверен, что я родом оттуда.
– Я уверена, что оттуда. Только в Шотландии озеро называют «лох». Например, Лох-Несс, Норлох… Но главное доказательство – это твой акцент. Мой отец тоже обратил на него внимание: я прочла об этом в его заметках.
– Я никакого акцента не слышу, – медленно произнес Майкл, прислушиваясь к каждому слову.
– Акцент почти незаметен, но он все-таки есть. Легкий шотландский налет, – проговорила Сидни с улыбкой. – С большой долей вероятности можно предположить, что ты оттуда. У меня нет сомнений. Теперь наш детектив мистер Хиггинс сможет сузить район поисков.
Увидев, что Майкл не отвечает, она добавила:
– Майкл, не надо бояться надежды. Ты только представь себе: возможно, у тебя есть семья!
– А что, если я ее никогда не найду? Может быть, они сами не захотят меня видеть. Если меня выгнали из дома…
– Никто тебя не выгонял. Вот уж не думала, что ты такой пессимист, – улыбнулась Сидни.
– Что такое «пессимист»?
Они наконец добрались до великолепного фонтана Макмонниз. Здесь у них была назначена встреча с Филипом и Сэмом, которые пошли осматривать линейный корабль «Иллинойс».
– Пессимист – это тот, кто всегда ожидает худшего.
– Я не такой.
– Пессимист старается не замечать светлой стороны вещей, потому что боится разочарования. Майкл опустил взгляд себе под ноги.
– Это правда. Мне страшно. Иногда мне не хочется ничего вспоминать…
Сидни отчаянно хотелось прикоснуться к нему, приласкать, убрать назад волосы со лба. Его взволнованное лицо было таким беззащитным!
Она прочитала в его глазах страх и надежду. И благодарность, когда он улыбнулся ей. Нежность. Он взял ее за руку. Сердце у нее замерло.
– Давай где-нибудь присядем, Сидни. Разве ты не устала?
Для них нашлось местечко на краю длинной скамьи, занятой обессилевшими туристами. Лагуна сверкала огнями и переливалась у них за спиной, а перед глазами плескалась вода фонтана. Над головой собирались тучи. Похоже, погода начала портиться.
– Я не очень устала, – ответила Сидни. – Но, мне кажется, ты утомился.
Майкл всегда говорил правду.
– Ты права, у меня такое чувство, словно голова вот-вот лопнет.
В последние дни он стал нервным и беспокойным, рассеянным, иногда даже раздражительным, хотя к ней оставался неизменно внимательным…
– Тебе надо отдохнуть от всего этого. Слишком много впечатлений. Ты переутомился, надо сделать перерыв.
– Нет, я не могу остановиться. Я должен все посмотреть, я готов приходить сюда каждый день.
– Но у тебя еще будет время! Выставка никуда не денется еще несколько месяцев.
– Ты не понимаешь, Сидни, я не могу посмотреть на вещь один раз и сразу все понять. Для меня все внове, мне приходится возвращаться много-много раз сюда, чтобы понять.
Капля воды упала Сидни на руку.
– Ой! Дождь пошел!
Все новые и новые капли разбивались о разогретые солнцем бетонные плиты тротуара. Прохожие в текущей мимо толпе заспешили, а скамья, на которой они сидели, начала пустеть.
– Мы не можем уйти: они нас никогда не найдут. Сидни взглянула на Майкла. Он сидел, запрокинув голову к небу и подставив лицо дождю. Дождевые капли падали на его вздрагивающие, полуопущенные ресницы, губы раскрылись в нежной мечтательной улыбке, при каждом вздохе он глубоко впивал в себя свежий влажный воздух.
– Мы промокнем насквозь, – благоразумно напомнила Сидни.
– Раскрой свой зонтик. Это ненадолго.
– Ненадолго?
Могла бы и не спрашивать: насчет погоды Майкл никогда не ошибался.
– Давай просто сидеть и смотреть на людей. Это было его любимое занятие. Он все еще был слишком застенчив, чтобы вступать в разговор с незнакомыми людьми и получать от этого удовольствие, но мог бесконечно наблюдать за ними и никогда не уставал. При этом он отпускал очень интересные замечания.
