Ты не забыл об осени, о СВАДЬБАХ? Девушки ждут, ты обещал!
— А ты обещала дослушать мое третье предложение!
С этой темы лучше побыстрее соскочить, иначе она до утра будет расспрашивать о новой церемонии и обрядах…
— Ладно… Но я все помню!
— Тогда слушай дальше. Третье дело — генетика и селекция. Ты замечала, что на разных деревьях могут быть разные плоды? Одни вкуснее, другие больше, а третьи наоборот, мелкие и совсем невкусные. В одном стаде могут быть разные свиньи — и по цвету, и по размерам. Но что будет, если дать потомство смогут только те из них, которые полезнее людям?
В пламени костра проявляется картинки — мелкие плоды дикой груши постепенно меняются, становясь все больше и ярче. Кабан раздается вширь и в длину, его ноги укорачиваются, жёсткая щетина практически исчезает.
— Так люди могут изменить любое живое существо. Не ждать сотни лет милости от природы, надеясь на случай, а самим отбирать лучших. Пища будет выращиваться, ее станет столько, что охотники исчезнут за ненадобностью.
Я представляю ровные квадраты садов и полей, яркие, сочные плоды. Стада животных, совершенно не похожих на их диких предков. Окружённые сетями садки, наполненные тысячами рыб. Подземелья, где в темноте растут грибы…
— А люди? Их можно изменить?
— Можно изменить все. Но если изменить сразу слишком много, то люди просто перестанут быть людьми. Ты видела Нгеп и ее дочь? Девочка не похожа на нас, но она вырастет, найдет себе мужчину из нашего племени. И их дети станут практически неотличимы от остальных. И много полезного, что есть в черных людях, останется в нас навсегда.
— Мне не нравятся черные люди… Они убили слишком многих, ещё там, у Тихой…
— А здесь местные люди убили их. Эрика, они не хорошие и не плохие — их просто очень много, и это толкает их вперёд, на наши земли.
В костре с громким треском лопнула сырая ветка, в небо взлетели искры. Девушка прижалась ко мне, рассматривая россыпи звёзд на ночном небе
— Дим, ты же говорил, что мир настолько огромен, что места хватит для всех. Почему тогда они не идут в свободные земли?
— До тех земель очень непросто добраться. Я не рискнул вести наше племя туда. Мы бы просто не дошли.
— А дальше, за Аркаимом есть такие же как мы? Или там только черные люди?
— Никто этого не знает. Могу сказать только одно — далеко на востоке живут люди, непохожие ни на нас, ни на черных. Они больше и сильнее наших мужчин, их лица широкие, а кожа смуглая. И наш народ может получить часть силы и от них.
Эрика смеётся и протестующие поднимает руки:
— Мне не нужны никакие другие мужчины!
— А мне — другие женщины!
Получаю в награду поцелуй, девушка встаёт, собираясь идти спать.
— Я подумаю, что для меня интереснее, Дим. Спасибо!
Стройная фигурка растворяется в темноте, пора и мне спать…
Глава 7. Железный палеолит
Каждому — свой путь…
И у каждого — свой ад и небеса,
Но у каждого две жизни, не одна —
Та, что видится в мечтах,
И та, что здесь, где бег и суета.
Но если рискнешь —
Создай невидимый мост,
Мост над бурной рекой,
И сольются две жизни твои воедино!
Группа Catharsis, "Воин Света"
Звонкие, тяжёлые удары камня о кирпич разносятся в ночном воздухе. Лантирск не спит, все его жители собрались далеко за пределами двойного кольца юрт. Люди ждут чуда…
Тусклый отсвет раскаленной плавильной печи выхватывает из темноты фигуры раздетых мужчин у мехов. Тела блестят от пота, руки с силой тянут рычаги, не на секунду не останавливаясь. Слышен приглушённый рев пламени, словно эти древние люди сумели обуздать огнедышащее чудовище. И — шум голосов. Тихих и громких, мужских и женских, на русском и неандертальском — все они в предвкушении.
И я их не разочарую! Последний удар пробивает спекшуюся корку глины, и раскалённый чугун огненной струёй льется в подготовленные заранее формы. Рев толпы заглушает все остальные звуки, народ пытается протиснуться в первые ряды, чтобы своими глазами увидеть, как все их труды воплощаются в металле.
Готово! Пятидесятикилограммовая наковальня тускло светится в темноте, а я спешно закрываю сливное отверстие. На помост взбирается Рауг, ему подают заранее приготовленные мешки с коксом, смесью руды и известняка, и он высыпает их в узкую горловину горна. Новая пара мужчин становится у мехов, процесс, начатый ещё днём, не останавливается ни на минуту. Сейчас там, внутри, накапливаются куски губчатого железа, сильно загрязнённого примесями. А более легкоплавкий шлак и чугун мы периодически сливаем, устраивая огненное шоу.
— Осторожно!
Дети тянут руки к схватившемуся, но все ещё раскаленному металу, не обращая внимание на волны жара.
— В стороны! В стороны! Отойдите!
Толпа подаётся назад, и потоки воды падают на отливки. Шипит кипяток, облака пара на несколько секунд скрывают все вокруг. Глиняные формы растрескиваются, тяжёлая плита наковальни и пара молотов предстают во всей своей красе. Мы с Тором хватаем их обернутыми кусками кожи руками, и тащим к почти прогоревшему костру неподалеку. Отливки исчезают в груде раскаленных углей, их достанем через несколько часов, как раз новая партия изделий подоспеет…
— Гер, ты живой?…
Гигант молчит, но его тяжёлое дыхание слышно, наверное, и в самом Лантирске.
— Держи…
Протягиваю ему глубокую миску с настоянной на мяте водой, и пару минут слышу только шумные глотки…
Мы все тут — профессия металлурга каменного века оказалась намного тяжелее, чем я мог себе представить. Безумная гонка продолжалась двое суток, за это время мы переплавили почти три тонны руды. Шесть пар качавших по очереди меха мужчин сейчас отсыпались в юртах, они смогли дойти туда сами… А мы так и остались лежать на горячей, покрытой слоем пыли и сажи земле у развалившейся печи.
Меха рвались несколько раз, их зашивали на ходу. Капли раскаленного металла оставляли ожоги на руках и ногах, только чудом не лишив нас глаз. А когда ветер стихал, столб черного дыма, расползаясь вокруг, вызывал удушливый кашель.
Но с этим мы справлялись, хуже всего оказалось то, что сама печь под конец плавки стала покрываться трещинами и рассыпаться. Последний металл мы разлили всего за несколько минут до ее обрушения…
Как бы то ни было, наше племя получило около трехсот килограмм железных криц с примесями стали, и втрое меньше — чугуна. Для каменного века это было огромное богатство.
Передо мной
