Он не знал, что его внучка, юная Шарлотта, умерла; он не знал, что Шарлотта, его жена, ушла из жизни, что принц Уэльский стал регентом и фактическим королем, потому что его отец, настоящий король, безнадежно безумен и живет во тьме за мощными серыми стенами Виндзорского замка.
Он ничего не знал – разве что временами, что ожидает конца.
Однажды, до того, как ослеп, как тьма поглотила его, он сказал: «Жаль, что я не могу умереть, потому что схожу с ума».
Теперь он этого не говорил. Но где-то в его сознании теплилась надежда на избавление.
И однажды утром, когда его слуги пришли к нему в комнату, они увидели, что избавление пришло.
– Король умер, – сказали они.
* * *
Регента приковал к постели плеврит. Врачи пускали ему кровь, но это не приносило никаких признаков улучшения. Громадная масса тела не облегчала ему дыхание, и все опасались, что он проживет недолго.
Народ кричал на улицах: «Король Георг III умер. Да здравствует король Георг IV».
– Что они там кричат? – спрашивал он.
Его назвали «Ваше Величество». Значит, наконец-то свершилось, подумал он.
Всю свою жизнь он готовился к этому. С самого детства он знал, что однажды станет королем, и мечтал надеть корону. А теперь? Никак не мог разобраться в своих чувствах. Он ощутил вкус власти, будучи регентом. Народ любил принца Уэльского больше, чем регента. Теперь, возможно, народ предпочтет регента королю.
Слава пришла слишком поздно. Да, слишком стар и болен для нее.
Он лежал в своей постели и его охватили угрызения совести. Они с отцом никогда не были добрыми друзьями. Между ними существовала естественная вражда. Так всегда бывало в семье. Такова традиция Ганноверов: отцы всегда должны враждовать с сыновьями. Он мог бы сделать так много вещей, так много маленьких одолжений.
Регент плакал, и это были настоящие слезы.
– Я должен был быть ему лучшим сыном, – шептал он.
Георг переживал упадок духа. Настроение улучшится, когда он почувствует себя лучше. Он попросит леди Конингхэм прийти и поговорить с ним. Она может развеселить его.
А потом подумал: «Я король. Значит, она… эта мерзкая женщина станет королевой. О Боже, что же это будет означать? Она вернется в Англию. Захочет быть рядом со мной. Ее вполне устраивало жить за границей, пока была принцессой Уэльской. Но теперь она захочет, чтобы ее признали королевой Англии».
Мысль о том, что это может означать, лишила его душевного покоя. Никто не сможет утешить его, даже леди Конингхэм.
* * *
Здоровье короля вызывало настоящую тревогу. Его врачи запретили ему и думать о присутствии на похоронах отца. Даже народ, привыкший его ненавидеть, сейчас беспокоился о нем. Люди могли насмехаться и издеваться над ним, но они не хотели потерять его.
Врачи прописали ему воздух Брайтона, который неизменно приносил ему пользу, и как только стало возможным поднять его с постели, он отправился в «Павильон» с несколькими ближайшими друзьями и там попытался восстановить силы.
В Виндзоре старого короля похоронили со всеми положенными по его рангу почестями. Колокола звонили, трубы трубили, чтобы напомнить всем, что уходит король. Он прожил больше восьмидесяти лет – и девять из них, лишившись рассудка. Никто, в общем-то, не жалел о его смерти, и тем не менее многие помнили, что это был человек, всегда стремившийся исполнять свой долг.
Последние обряды были соблюдены. Началось новое царствование, но как долго оно продлится? Все задавались этим вопросом, потому что новый король наполовину инвалид, настолько распухший от подагры и водянки, что говорили, будто «в нем быстро поднимается вода». Он страдал от загадочных заболеваний; некоторые даже намекали на то, что бывают периоды, когда он страдает болезнью отца.
Возможно, что и так, но он король, и какими бы ни были его болячки, каким бы громадным ни было его тело, ему достаточно появиться на людях, чтобы ослепить всех, кто смотрит на него.
Новый король означал коронацию. А что же королева?
Георг IV не вызывал нелюбви в народе; он всегда может обеспечить развлечение.
В этом люди были правы.
Очень скоро по стране распространилась новость. Узнав о том, что она стала королевой Англии, домой возвращается Каролина, жена Георга IV, чтобы потребовать свои права.
ОНА БУДЕТ ВИКТОРИЕЙ
Аделаида и Уильям не могли жить в непригодных апартаментах в Стейбл-Ярде, и Уильям перевез ее в Буши-хаус. Она пришла в восторг от территории и от самого дома, который сочла идеальной загородной резиденцией, недостаточно торжественной для официальных приемов, но вполне просторной для приятной жизни.
– Дом очарователен, – сказала она Уильяму, который очень обрадовался.
– Я всегда так считал, – ответил он. – Здесь прошли некоторые из счастливейших лет моей жизни.
Аделаида улыбнулась. Она научилась совсем не ревновать, когда он ностальгически вспоминал о своей жизни с Дороти Джордан.
– Дети всегда его любили, – добавил герцог задумчиво. – Они считают Буши своим домом.
– Надеюсь, что они и дальше будут считать его своим домом.
Муж бросил на нее тот по-собачьи благодарный взгляд, который часто появлялся у него, когда он смотрел на нее.
Уильям хотел сказать ей, что когда женился на ней, то рассматривал ее лишь как средство произвести на свет наследника престола. Но постепенно положение изменилось, и все благодаря ей. Герцог это прекрасно понимал. Он и сам менялся. Он перестал быть тем грубым моряком, которым воображал себя. Георг сказал: «Уильям, Аделаида благотворно влияет на тебя. Ты больше не моряк, ты становишься джентльменом».
Он чувствовал, что должен нежно обращаться с ней – намного нежнее, чем обращался с Дороти. Аделаиде присуща какая-то хрупкость, а ее приятное спокойствие резко контрастировало с жизнерадостностью и вспыльчивостью Дороти. С Аделаидой невозможно ссориться. Конечно, он не питал к ней той бурной страсти, которую будила в нем Дороти. В общем-то, нелегко разобраться в своих чувствах. Создавалось впечатление, что, как будто помимо его воли, основой его семейной жизни становилась прочная привязанность. Он гордился этой спокойной приятной девушкой, своей женой. Конечно, она не красавица, но обладает чувством собственного достоинства, и ей хорошо служат ее очаровательные манеры.
Когда он пересек порог Буши-хаус, он испытал внезапный наплыв такого счастья, какого не испытывал со дня смерти Дороти. Его тревожили слухи о том, что она не умерла или – что еще хуже – умерла, но не может найти успокоения.
Как ни странно, но сейчас, когда Аделаида стояла рядом с ним в доме, который был домом Дороти, он смог обрести мир.
