Анна была разочарована. Она ждала, что Прохоров выстудит с большой речью, проанализирует состояние сельского хозяйства в области, разъяснит ошибки - и Кострова, и обкома в делом, а вместо этого - несколько слов, согласие с выступлениями, сообщение о решении ЦК...
Косяченко сформулировал предложение:
- Товарища Кострова, как не обеспечившего руководство сельским хозяйством, освободить от обязанностей первого секретаря и вывести из состава бюро.
Костров сидел, наклонив голову.
"Все-таки мужественный человек, - подумала Анна. - Не побоялся, пришел получить все полной мерой. Не всякий способен..."
Шурыгин поднял руку.
- Исключить из партии, - сказал он. - Я считаю, что Костров заслуживает исключения из партии.
"Ну и мерзавец! - опять внутренне возмутилась Анна. - Кому бы говорить, только не ему. Ведь он вознесен руками Кострова. Ведь все время Кострову в рот смотрел. Посовестился бы..."
Прохоров опять встал.
- Ну, почему же... - неодобрительно сказал он. - Разве товарищ Костров обманывал партию? Мы в это не верим. Злого умысла у него не было. Оторвался, зазнался. За это его и наказывают. Но исключать... По-моему, нет оснований.
За исключение не голосовал даже Шурыгин. Выбрали Калитина. Косяченко предоставил ему слово.
Чем-то он нравился Анне меньше Кострова. Уж очень спокоен. Как-то уж очень вежлив и обходителен. Подумать только, что происходит в области? Снимают первого секретаря! Ведь это событие. Все волнуются. Анна хорошо чувствует, как все волнуются. А он идет себе к трибуне с таким лицом, будто ничего не случилось.
И вдруг Костров встал из-за стола президиума, сошел в зал и занял место в первом ряду. Демонстративно подчеркнул, что он посторонний уже человек в Пронске. В поступке этом, пожалуй, не было ничего особенного, вывели человека из состава бюро, а он, так сказать, переместился теперь на то место, которое ему отведено. Но он сразу вооружил против себя Анну. Этот демонстративный рывок, этот выход из-за стола, это одновременное движение вместе с Калитиным - ты, мол, на трибуну, а я вниз, - были недостойны сильного человека.
Калитин сделал вид, что не заметил перемещения Кострова. Он далеко отставил стоящий на трибуне графин и заговорил.
Он поблагодарил пленум за доверие и сказал, что относит это доверие к той высокой рекомендации, о которой довел до сведения пленума товарищ Прохоров. Заверил, что будет работать, не покладая рук. Потребовал, чтобы другие тоже работали с полной отдачей...
Говорил четко, немногословно, привел последние данные областного статистического управления о состоянии посевов, - он успел их получить и ознакомиться с ними, - проанализировал их и перечислил рекомендации январского Пленума, которые, по его мнению, годились для Пронской области.
Анна мысленно прикинула - не повторится ли с ним то, что произошло с Костровым. Калитин выглядел как-то раздумчивее Кострова, не так категоричен, не так риторичен. Но... право же, самой себе она не могла поручиться, что прончане поменяли лапти на сапоги.
LV
Все потянулись к выходу. Анна решила подождать, пока схлынет толпа. Она боялась, что ее остановит Шурыгин, ей не хотелось с ним говорить. Мимо прошел Калитин. Он оживленно беседовал с Прохоровым, но ей показалось, что он задержал на ней взгляд. Анна продолжала сидеть. Те часы, которые она провела сегодня в зале, дорого дались ей.
Иногда лучше не думать. Но не думать нельзя. Хорошо, что Костров пришел на заседание, не оказался трусом. Но явная отчужденность от всего, о чем здесь сегодня говорилось, доказывала, как, в сущности, чуждо ему было все, чем жила область. Чиновник... Прислали в область - служил, Анна считала, честно служил, старался, сколько мог, но не породнился ни с областью, ни с людьми. Теперь поедет еще куда-нибудь...
Еще обиднее думать, что и Калитин может оказаться таким же. Посидит в Пронске два-три года, пусть пять, свое отзвонит, и с колокольни долой. А ведь одним умом, без сердца, народ не поднимешь. Она недовольна была и Прохоровым. Он сказал - Калитина рекомендуют в Пронск. Но почему? Почему именно в Пронск? Чем уж так особенно хорош Калитин для Пронска?
Не понравилось ей и поведение Косяченко. Он обязан был выступить. Он охотно делил с Костровым успехи и не захотел делить неприятности. Отмолчался.
Но самое ужасное, самое постыдное впечатление оставил у нее Шурыгин. К нему она навсегда утратила уважение. Она не заподозрила его в каком-либо обмане, она верила, что дела в Дубынинском районе действительно хороши. Как бы ни покровительствовал Костров Шурыгину, нашлись бы люди, которые вывели бы Шурыгина на чистую воду, прибегни он к припискам и подтасовкам Но так бесстыдно наброситься на Кострова, которому до январского Пленума пел одни похвалы! Перед Прохоровым, что ли, хотел выслужиться?
Ох уж эти твердокаменные псалмопевцы! Такие только и норовят уловить, как относятся к тому или иному товарищу наверху. Они-то и избивают кадры. Если бы не Вершинкин, они бы дали волю языкам.
А каков Вершинкин? Рекламировать себя не умеет. Но честный человек. Честный. Он теперь костьми ляжет, чтобы собрать по четыреста центнеров кукурузной массы. И его поддержат в районе! Все поддержат. Выбрали же его единогласно секретарем вопреки желанию обкома. Как Костров его ни ругал, а сам Вершинкин не отдал на избиение ни одного работника из района. Как ни придирались, никто у него не пострадал. Значит, не за что было...
Поведение Вершинкина на пленуме было для Анны самым поучительным. "Обязательно съезжу к нему в район, - пообещала она сама себе. - У такого есть чему поучиться..."
Она сидела растерянная, задумчивая... Однако сколько ни сиди, а уходить надо. Она поднялась. Пожалела, что Вершинкин, вероятно, уже ушел...
На лестнице ее нагнал Секачев.
- Анна Андреевна! Кирилл Евгеньевич просит вас задержаться.
Секачев был помощником у Кострова. Она не сразу поняла.
- Какой Кирилл Евгеньевич?
- Товарищ Калитин. Он просит вас обождать. Сразу вас примет, как только закончит разговор с товарищем Прохоровым.
Секачев запыхался. Должно быть, бежал, догоняя ее.
Анна поднялась в приемную Кострова. "Калитина, - мысленно поправила она себя. - Теперь уже Калитина. Что ему нужно?" - подумала она.
Дверь открылась. Прохоров вышел, а Люся Зеленко тотчас впустила Анну.
Калитин шел ей навстречу.
- Товарищ Гончарова? Познакомимся. Кирилл Евгеньевич. А вас?
- Анна Андреевна.
- Анна Андреевна, - повторил он, запоминая имя.
Он повел ее к окну, придвинул к зеленой портьере стулья, пригласил сесть.
- Хочу познакомиться с вами, - сказал он еще раз. - Я приеду в Сурож. Скоро приеду. Но знакомство с вами решил не откладывать. Вы не выступали. Я обратил внимание...
Это было странное предисловие, она не понимала, чем могла привлечь внимание Калитина.
- Вы что, сильно переживаете уход Петра Кузьмича? - спросил он. - Вы очень живо реагировали на все происходящее. Я смотрел. На вас лица не было...
Анна покраснела. Она чувствовала, щеки ее горят. Неужели она не сумела скрыть своих чувств? Обычно она отличалась сдержанностью...
Издали Калитин показался ей барином, спокойным, даже величавым, слишком плавны были его движения и жесты. Но вот она увидела вблизи его серовато-голубые глаза, внимательный взгляд и поняла, что не вежливость, а отзывчивость выражалась у него во взгляде.
- Вы очень огорчены? - продолжал спрашивать Калитин. - Я наблюдал. Что именно вас разволновало?
- Было стыдно, - откровенно призналась она.
- Стыдно?
- Стыдно за секретаря Дубынинского райкома. Как же так можно, Кирилл Евгеньевич?
Она назвала его по имени легко, точно они были знакомы много лет.
Калитин насторожился.
- А что, у него что-либо не в порядке в районе?
- Нет, нет, - поспешила сказать Анна. - Я не знаю. Думаю, что в порядке. Он сильный работник. Во всяком случае, так все думают. Но я бы на его месте так не выступала.
- Вы считаете, он резко выступил?
- Ах, не то слово. Но ведь он был... Ну, как бы это сказать... человеком Кострова. То есть опять не так... Костров выдвинул его. Верил ему. Всегда ставил в пример...
- Тем объективнее, значит...
- Ну нет, это не объективность! Еще месяц назад он с пеной у рта защищал Кострова. Обрушивался на каждое критическое замечание в адрес Кострова. Всему научился у Кострова, и сам же... Я совсем больна...
- Почему?
- Пропадает вера в людей...
Обеими руками Калитин взял руку Анны и погладил ее: было в этом жесте что-то дружеское, успокаивающее, Анне стала как будто легче.
- Я скоро приеду к вам в Сурож, мы поговорим, - мягко сказал Калитин. Но а хочу дать вам совет. Как мне кажется, партийный совет. Всегда тяжело видеть, как развенчивают твоего кумира...
- Почему моего? - возмутилась Анна. - Костров не был моим кумиром. Меня просто возмущает, как легко его предали...
- Я не виню вас, но... Не сотвори себе кумира! Как бы вы ни уважали человека, не превращайте его в непререкаемый авторитет. Бывает, ученик вступает в спор с учителем и побеждает его. Поэтому всегда и везде учитесь, учитесь, но живите своим умом.
